– Вы всегда так говорите, – заметил он. – Входите.
Перед нами находились три шлюзовые камеры – при входе в каждую приходилось надевать свежий халат. Липкая бумага на полах предназначалась для очистки подошв. Процесс повторился еще дважды, чтобы вошедший не смог пронести грязь из одного шлюза в другой.
Сотрудники работали в просторном, ярко освещенном помещении, где стояли черные лабораторные столы с компьютерами, ванны, герметичные емкости и вытяжные ламинарные шкафы. На отдельных столах были аккуратно расставлены баночки с реактивами, автокапельницы, полипропиленовые пробирки в штативах. Реагенты, или вещества, нужные для работы, изготавливались в больших объемах из химических препаратов высокой чистоты. Их регистрировали под уникальными номерами и хранили в небольших емкостях отдельно от остальных реактивов.
Загрязнение сдерживали с помощью индексирования образцов, тепловой денатурации, ферментативного сбраживания, многопрофильного отбора, повторных анализов, ультрафиолетового и ионизирующего излучений, строгого контроля, а также проб, которые брали у здоровых добровольцев. Если что-то не срабатывало, исследователь просто прекращал работу над конкретными образцами. Через несколько месяцев он, возможно, проводил опыты над ними или больше никогда не возвращался к ним.
Полимеразная цепная реакция позволяла получать результаты анализа ДНК через несколько дней, а не недель, как было ранее. Теперь краткая тандемная дупликация давала Куну возможность завершить анализ за один день, если, конечно, имелся образец тканей для исследования, но в моем случае тканей не было – только светлые волоски с одежды неопознанного трупа в контейнере.
– Очень жаль, – сказала я, – потому что, кажется, я нашла похожие волоски в другом месте. На этот раз на теле женщины, убитой прошлым вечером в «Куик-Кэри».
– Погодите. Я не ослышался? Волосы с одежды «человека из контейнера» соответствуют волосам, найденным на ней?
– Похоже на то. Как видите, это срочно.
– Вынужден вас разочаровать, – заявил Кун. – Эти волосы не с кошки и не с собаки. Они человеческие.
– Не может быть, – ответила я.
– Это абсолютно верно.
Кун был крепким, энергичным молодым человеком, которого трудно было чем-то удивить. Не помню, когда в последний раз видела у него горящие глаза.
– Тонкие, непигментированные, рудиментарные, – продолжал он. – Младенческие. Может быть, у этого парня дома был ребенок. Но два случая? На убитой точно обнаружены те же волосы?
– У младенцев не бывает волос длиной пятнадцать сантиметров, – возразила я. – Именно такие я нашла на ее теле.
– Может, у детей в Бельгии они длиннее, – сухо сказал он.
– Давайте вначале поговорим о «человеке из контейнера». С какой стати на нем оказались детские волосы? – спросила я. – Даже если у него дома остался ребенок. И даже если у младенца отросли такие длинные волосы.
– Не все волосы длинные. Некоторые очень короткие. Как сбритая щетина.
– Есть ли принудительно удаленные волосы? – поинтересовалась я.
– Мне не встречались корни с фолликулярными тканями; в основном луковицеобразные корни, которые ассоциируются с естественно выпадающими волосами. Другими словами, сброшенными в линьке. Поэтому я не могу провести анализ ДНК.
– Но некоторые волоски были отрезаны или сбриты, – задумчиво сказала я, потерпев неудачу и пытаясь отыскать другую версию.
– Да. Некоторые срезаны, некоторые нет. Как эти странные современные прически. Вы их видели: длинные наверху и короткие по бокам.
– На младенцах я таких не видела.
– Что, если у него двойня или тройня, потому что его жена принимала лекарства для повышения оплодотворяемости? – предположил Кун. – Тип волос тот же самый, но если они с разных детей, это может объяснить различную длину. ДНК оказалась бы одинаковой, будь у вас материал для анализа.
У однояйцевых близнецов ДНК была идентичной, разные только отпечатки пальцев.
– Доктор Скарпетта, – произнес Кун, – все, что я могу сказать, – визуально волосы, снятые с «человека в контейнере», одинаковые – другими словами, у них сходная морфология.
– Ну, волосы, снятые с женщины, визуально тоже одинаковые.
– Среди них есть короткие, словно обрезанные?
– Нет, – ответила я.
– Простите, но мне больше нечего вам сказать.
– Поверьте, Джейми, вы рассказали мне достаточно много. Я просто не знаю, что это означает.
– Вы узнаете, – успокоил меня Кун. – Мы напишем отчет по ним.
Следующей я посетила лабораторию трасологии и даже не побеспокоилась поздороваться с Ларри Познером. Он рассматривал что-то в микроскоп, который, наверное, был четче сфокусирован, чем его взгляд, когда он взглянул на меня.
– Ларри, – начала я, – все летит к черту.
– Как всегда.
– Что насчет нашего неопознанного мужчины? Есть новости? – спросила я. – Мне они нужны, так как я в растерянности.
– Слава Богу. Думал, вы зашли спросить о той женщине, которая лежит внизу, – вздохнул он. – А уж я собирался сообщить, что она не Меркурий с крылышками на ногах.
– Между этими делами, возможно, существует связь, Ларри. Те же странные волосы найдены на обоих телах. Человеческие волосы.
Познер погрузился в размышления.
– Не понимаю, – наконец произнес он. – Не хочется огорчать вас, но у меня нет ничего существенного.
– А несущественное?
– Начнем с образцов грунта из контейнера. М ПС выдала обычные результаты, – сказал он, имея в виду микроскопию в поляризованном свете. – Кварцевый песок, тонкозернистая кремнистая порода и такие элементы, как железо и алюминий. Много мусора. Осколки цветного стекла, овощные отходы, шерсть грызунов. Можно только удивляться, сколько дерьма находится в таком контейнере. Везде встречаются диатомы, то есть микроскопические диатомовые водоросли. Но при исследовании мусора, собранного со дна контейнера, и образцов с поверхности тела и верхней одежды я обнаружил одну странность. Это смесь морских и пресноводных диатом.
– Логично, если корабль отчалил из Шельды в Антверпене, а потом шел по морю, – заметила я.
– А как насчет внутренней поверхности одежды? Там исключительно пресноводные диатомы. Я этого не понимаю, если только человек не мыл ботинки и не стирал джинсы, носки и даже нижнее белье в реке или в озере. А одежду от Армани и ботинки из крокодиловой кожи вряд ли будут полоскать в речной воде или в них плавать. Кроме того, пресноводные водоросли найдены на коже, что очень странно. Смесь морских и пресноводных водорослей на верхней одежде в данном случае можно объяснить. Когда человек ходит по порту, на одежду садятся диатомы, разносимые ветром, но они не проникают внутрь.
– Что можно сказать о позвоночных костях? – спросила я.
– Пресноводные диатомы. Объясняются, если человек утонул, возможно, в реке в Антверпене. И на его волосах только пресноводные водоросли без примеси морских.
Познер потер уставшие глаза.
– Сколько ни думаю, никак не могу найти решения. Разные диатомовые водоросли, странные детские волоски и позвоночная кость. Как печенье «Орео». На одной стороне шоколад, на другой ваниль, с шоколадом и ванилью в середине и с ложкой ванили наверху.
– Избавь меня от аналогий, Ларри. Я без них достаточно запуталась.
– Как же вы это истолкуете?
– Могу предложить только одно объяснение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93