За какие-то сорок восемь часов он уточнил их алиби — когда в дело замешана политика, полиция бывает чрезвычайно расторопна.
Таким образом, для более серьезной проверки осталась лишь дюжина бандитов.
Между тем забрезжил огонек, осветивший это ведущееся на ощупь, но с крайним терпением расследование.
Господин Гаро получил от комиссара полиции района Эпинетт интереснейший рапорт, сообщавший о самовозгорании человека в доме № 52 по улице Де-Муан.
В принципе, документ был интересен скорее с точки зрения физиологии, и господин Гаро вряд ли бы на нем задержался, если бы не одна поразившая его деталь.
У стариков пьяниц, один из которых умер столь необычайной смертью, не было детей, а в рапорте говорилось о детском плаче, часами доносившемся из их квартиры.
Этот факт, незначительный с виду, показался сыщику откровением.
С замечательной интуицией, присущей людям, чей ум всегда готов к новым гипотезам, он смекнул:
— Ребенка старикам подбросили… Ах, если бы это оказался тот самый!
Тысяча против одного, что предположение ложно, и все-таки надо попробовать.
Без проволочки Гаро позвонил в комиссариат Эпинетта.
— Ничего не трогайте на улице Де-Муан, пятьдесят два. Я еду.
Там еще все оставалось без изменений — ожидали судебно-медицинского эксперта.
В сопровождении секретаря Гаро сел в машину, и они помчались.
Через полчаса одновременно с доктором и его заместителем они прибыли на место. Зрелище оказалось действительно жутковатое и было рассчитано на закаленные нервы.
Воистину необычайный факт, живо заинтересовавший судебного врача — почти все тело Лишамора превратилось в пепел.
Комната была полна вонючей сажи, покрывавшей потолок и карнизы.
На паркете застыли пятна жира, фрагменты обгоревших костей, при малейшем прикосновении превращавшихся в сизый пепел.
Среди этого тотального распада уцелело немного — кусок нижней челюсти, половина ступни и затылочная часть черепной коробки.
Вот и все, что осталось от старого пьянчуги.
— Жена где? Где его жена? — сразу же спросил господин Гаро, перебив доктора, который как раз показывал представителям власти, что в стуле старика выгорело лишь набитое соломой сиденье.
— Лежит в соседней комнате смертельно пьяная, — отозвался комиссар.
Господин Гаро прошел туда, где старая мегера бросила малыша Жана, а Бамбош переодевался в вечерний костюм.
Он увидел омерзительную груду жира. Старуха была неподвижна. Дотронувшись до нее, полицейский обнаружил, что она чуть теплая и к тому же, кажется, уже не дышала.
«Только этого не хватало, — подумал про себя сыщик. — Похоже, вместо одного покойника мы заимели двоих».
— Что случилось, господин Гаро?
— Старуха-то мертва.
— Мертвехонька, — подтвердил врач после беглого осмотра. — Придется делать не одно вскрытие, а два.
— Проклятие! Это осложняет дело. Можете ли вы установить причину смерти?
— Должно быть, неумеренная доза алкоголя, которая вызвала кровоизлияние в мозг, либо отравление, либо удушье. Вскрытие покажет.
— Но что сталось с ребенком? — спросил начальник сыскной полиции у комиссара.
— Я его не видел, но упомянул в рапорте о доносившемся детском крике лишь по показаниям свидетеля, первым сообщившим нам о случившемся.
— Значит, ребенок исчез?
— Вне всякого сомнения.
— А что за человек, этот свидетель?
— Рабочий, живущий этажом выше. Чуть не угорев, он вовремя проснулся и, выбив у соседей дверь, немедленно побежал в комиссариат.
Господин Гаро, перепрыгивая через ступеньки, помчался на верхний этаж. В двери Леона Ришара торчал ключ.
Он постучался и вошел, не дожидаясь приглашения.
Молодой человек, предполагая, что полиции могут понадобиться дополнительные сведения, остался дома. А так как он не привык терять времени, то сейчас, в минуты досуга, читал одну из своих любимых книг.
Оглядев скромное, но ухоженное холостяцкое жилье, шеф полиции в мгновение ока воссоздал жизнь этого примерного работяги.
Маленькие военные трофеи свидетельствовали о почетном прошлом. Аккуратно расставленные на полках книги — о серьезном образе мысли и тяге к знаниям. Названия разбросанных на письменном столе газет указывали на то, что юноша отдает предпочтение изданиям передового направления.
Леон Ришар поднялся навстречу гостю, которого тотчас же узнал по многочисленным фотографиям и гравюрам, растиражированным прессой.
Господин Гаро любезно ответил на приветствие, скользя проницательным взглядом по корешкам книг.
Да он социалист! Славный трудолюбивый малый, кристально честный, с мозгами, нафаршированными политикой… Поведения, разумеется, безупречного… Знаю я эту породу людей…
Ах, господин Гаро, если бы сильные мира сего тоже ее знали.
Но господин Гаро отличался точным умом, страсти над ним не довлели, и он не позволял сбить себя с толку личным симпатиям и антипатиям.
Истина — прежде всего.
Начальник сыскной полиции коротко допросил Леона, отвечавшего на вопросы с исчерпывающей точностью, но, к сожалению, мало что смогшего добавить к уже сказанному.
Предположение, что он мог стать жертвой галлюцинации и детский плач ему просто померещился, Ришар категорически отверг.
— Я его явственно слышал, месье. И могу это официально засвидетельствовать.
— Не кажется ли вам, что старики издевались над этим крошечным существом?
— Кто знает? Они пели, кричали, бранились между собой… Я бы не обратил внимания на весь этот шабаш, если бы до меня не донеслись жалобные вопли несчастного малютки…
— А вы не замечали, чтоб к этим вашим старикам ходили какие-нибудь подозрительные личности? Возможно, вы сталкивались с кем-либо из них на лестнице.
При мысли, что его могут заподозрить в чем-то похожем на шпионство, Леон Ришар побагровел, но дипломатично ответил:
— Месье, я никогда на обращаю внимания на то, что происходит вокруг. Что же касается подозрительных лиц, я не обладаю специальными познаниями, чтобы судить, кого из незнакомцев можно считать подозрительными.
— Прекрасно, прекрасно. — Господин Гаро намотал на ус преподанный ему урок и больше не настаивал. — Однако, если вам станет что-либо известно о бедном малыше, сообщите мне. Я прошу вас об этом из соображений гуманности и ради поддержания правопорядка. Ведь отец и мать убиваются, оплакивая украденного ребенка.
Никогда еще призыв к благородным чувствам, жившим в душе Леона Ришара, не пропадал втуне.
Как только апеллировали к его доброму сердцу, он, не раздумывая, готов был пожертвовать собой и предложить страждущему беззаветную и преданную помощь.
— Можете положиться на меня, месье. — Взгляд художника был искренен и честен.
Они распрощались.
Так ничего и не узнав, господин Гаро покинул место происшествия.
Не заезжая в префектуру, он велел везти себя в особняк Березовых, где испросил у князя Михаила аудиенции для пятиминутного разговора.
Не делясь своими подозрениями, сыщик поинтересовался, не было ли попыток шантажа.
— Нет, — ответил князь, — и это приводит меня в совершенное отчаяние, так как княгиня одной ногой стоит в могиле, и я боюсь, как бы к моей скорби, вызванной потерей сына, не прибавилось вскоре и горе вдовца.
— Скорее всего люди, в чьих руках находится ваш сын, будут тянуть время, рассчитывая продлить мучительное ожидание и сделать вас более покладистым, когда они запросят кругленькую сумму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133