Потом хладнокровно спустился, сунул трубу за пояс и, подойдя к переговорной трубе, ведущей в машинное отделение, приказал, стараясь придать своему голосу твердость:
— Прибавить пару!
Бледные, обеспокоенные безбородые лица, бритые черепа теснились вокруг него. Волнение возрастало, тревога усиливалась.
Крики слетали с их серых, обескровленных губ:
— Что случилось? Что происходит?! Ты — главный, ты и говори!
— Ладно, — решительно заявил Король, — уж лучше знать правду… Этот корабль, идущий к нам по диагонали, — наш враг.
Послышались яростные крики, стиснутые кулаки грозили еще невидимому противнику.
Бамбош пожал плечами и продолжал:
— Хватит хныкать и вскрикивать, словно старые бабы! На корабле, на носу и на мачте — французский флаг. Это военный корабль. Очевидно, за нами гонится или «Сапфир», или «Изумруд».
Это сообщение, сделанное резким высоким голосом, от звуков которого у каторжников мороз шел по коже, вызвало бурю жалоб и проклятий.
Смельчаки перед слабыми и беззащитными, эти мерзавцы оказывались трусами перед лицом опасного и — они это знали — беспощадного врага. Встреча с крейсером означала для них или гибель в омывающих эти берега желтоватых водах, или водворение на каторгу, где зачинщиков побега ожидала бы гильотина на островах Спасения, а остальных — двойные кандалы и пожизненное заключение.
— Эй вы, чего расклеились? — Теперь Бамбош насмехался. — Разве вас не предупреждали, что в пути возможны опасности? Что ж вы думали — дело сделается само собой? Надеялись, что начальство придет к вам, сняв шляпу, и скажет: «Что угодно, господа?»
Но бандитов охватил неизъяснимый ужас, они буквально потеряли голову, жались к Бамбошу, просили, умоляли их спасти.
А он думал с отвращением: «Как омерзительно трусливы эти подонки! Иногда мне хотелось бы быть порядочным человеком».
Затем, не давая себе труда скрыть презрение, он крикнул:
— Эй вы, мокрые курицы, не все еще потеряно! Ваш король, никогда вас не обманьшавшии, сумеет вытащить вас и из этой переделки. Во что бы то ни стало надо раскочегарить эту проклятую посудину и не дать отрезать нас от берега… Машина пока держится хорошо.
Старый пароходик рванулся вперед, машина кашляла и кряхтела, но исправно несла свою службу.
Скорость снова увеличилась, и беглецы, переходя от отчаяния к надежде, испустили триумфальный клич.
Но это была мимолетная вспышка торжества.
Десять минут спустя прозвучал вопль отчаяния, заставивший всех содрогнуться:
— Больше нет древесины!
— Тысяча чертей!.. Нету дров!.. Мы пропали!..
— Тихо! — прикрикнул Бамбош. — Хватайте топоры и рубите все деревянное, что есть на борту.
— Да, да, верно! Ты прав, Бамбош! Ах ты хитрец! Да здравствует Бамбош! Да здравствует Король Каторги!
— Хватит!.. Хватит!.. — остановил их Бамбош, которому претили и их бездумный энтузиазм, и внезапные вспышки отчаяния. — Будете глотку драть, когда окажетесь в безопасности. А пока марш! За работу!
Все имеющиеся на борту топоры и пилы набросились на дерево — началась варварская работа разрушения. Балки, брусья, переборки — все трещало, падало, превращалось в щепки, градом сыпавшиеся на люк, ведущий в машинное отделение, угрожая убить или ранить механика и его помощников.
Возбужденные жаждой разрушения и страхом, бандиты вопили как сумасшедшие:
— Поддай пару! Поддай! Поддай!
Но эта древесина не выделяла столько тепла, как красное дерево, и не могла обеспечить того же количества пара. Давление, вместо того чтоб возрастать, заметно падало. Уже виден был корпус приближавшегося к ним крейсера.
И тут Бамбоша осенила идея. В его высоком голосе зазвучали металлические нотки:
— Тащите сюда бочонки тростниковой водки и жира!
Продукты питания были размещены на носу, под небольшим навесом, где в ненастье прятались негры, сопровождающие партии скота.
Бочонки подкатили к машинному люку. Бамбош схватил топор и вышиб днище одного бочонка. Куски солонины разлетелись по палубе.
Каторжники решили, что Король Каторги решил их накормить — желудки, опустошенные морской болезнью, властно требовали пищи. Однако иллюзии были непродолжительными. Бамбош, всегда подающий пример и без колебаний идущий вперед не щадя себя, схватил кусок сала весом фунтов двадцать и закричал:
— Бросай его вниз!
Сало полетело в машинный отсек и шлепнулось к ногам механика.
— Великолепная мысль!
Сразу же, без предварительных объяснений, поняв идею главаря, механик наколол сало на металлический стержень и отправил его в топку. Жир затрещал, стал плавиться и вспыхнул, громко шипя.
— Будет у нас паровая тяга! Вперед! — заорал Бамбош.
— Будет-то будет, если не взлетим на воздух, — проворчал механик.
— Заткнись! Я удваиваю тебе плату!
— Ладно, Бамбош… Ты — человек честный, на тебя работать одно удовольствие.
— Мы побеждаем!.. Наша берет! — вопили бандиты, наблюдавшие за продвижением крейсера.
Тот же, желая под прямым углом перерезать путь этому подозрительному судну, не приветствующему военный корабль, и впрямь рисковал тем, что оно от него уйдет.
Но теперь крейсер открыто устремился в погоню, извергая из трубы клубы черного дыма.
Безусловно, крейсер шел из Ояпоки, и погоня заставила его повернуть через фордевинд. Однако находился он сейчас от «Тропической Пташки» километрах в трех — на море чрезвычайно трудно определять расстояния. И эта относительная дистанция успокаивала беглецов, как, впрочем, и необычайная скорость, развиваемая их старой посудиной.
Но радовались они недолго. Несмотря на все усилия механика и кочегаров, несмотря на солонину и древесину, несмотря ни на что, «Тропическая Пташка» в третий раз замедлила ход.
— Еще одно усилие, последнее! — закричал Бамбош. Солонины больше не было. Он приказал:
— Тащите сюда тростниковую водку!
Из бочонка выбили затычку и налили водку в деревянное корыто, из которого поили скот и где плавал всякий мусор.
— Кочегары! — позвал Бамбош.
Из машинного отделения вылезли, голые, с обожженными лицами, два кочегара и как привидения явились на мостике.
— Пейте! — велел Король Каторги.
Они припали к корыту, как быки, и сделали по громадному глотку.
— Отлично, вот вы и подзарядились, — продолжал Бамбош, — а теперь спустите это вниз и выплесните остальное в топку.
— Бог мой, — прорычал один, — как будто молнию проглотил!..
— Не бойся и давай действуй. У Бамбоша котелок варит! Каторжники спустились к топке, где механик тоже жадно припал к корыту и лакал, пока у него не перехватило дыхание.
— Взорвемся, так хоть не натощак! — сказал он, оторвавшись от пойла.
Механик зачерпнул полное ведро и со всего маху выплеснул содержимое в топку, где, потрескивая, пылали дрова и куски солонины. Яркое голубоватое пламя взметнулось на метр, языки его чуть не лизнули босые ноги кочегаров. Изнутри металлического организма раздался ужасный гул.
Механик снова выпил тростниковой водки, дал напиться своим людям, вновь наполнил полотняное ведро и выплеснул во вторую топку, приговаривая:
— Что полезно человеку, то и машине не повредит! Примем еще по одной.
— Верно говоришь, — одобрил кочегар. — Если уж взлетать, то хоть под газом.
А наверху, на палубе, раздавались крики — там разыгралась настоящая битва. Перевозбудясь от вида текущего рекой алкоголя, не в силах постичь, что обожаемая ими жидкость вся должна уйти в машину, каторжники потребовали выпить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
— Прибавить пару!
Бледные, обеспокоенные безбородые лица, бритые черепа теснились вокруг него. Волнение возрастало, тревога усиливалась.
Крики слетали с их серых, обескровленных губ:
— Что случилось? Что происходит?! Ты — главный, ты и говори!
— Ладно, — решительно заявил Король, — уж лучше знать правду… Этот корабль, идущий к нам по диагонали, — наш враг.
Послышались яростные крики, стиснутые кулаки грозили еще невидимому противнику.
Бамбош пожал плечами и продолжал:
— Хватит хныкать и вскрикивать, словно старые бабы! На корабле, на носу и на мачте — французский флаг. Это военный корабль. Очевидно, за нами гонится или «Сапфир», или «Изумруд».
Это сообщение, сделанное резким высоким голосом, от звуков которого у каторжников мороз шел по коже, вызвало бурю жалоб и проклятий.
Смельчаки перед слабыми и беззащитными, эти мерзавцы оказывались трусами перед лицом опасного и — они это знали — беспощадного врага. Встреча с крейсером означала для них или гибель в омывающих эти берега желтоватых водах, или водворение на каторгу, где зачинщиков побега ожидала бы гильотина на островах Спасения, а остальных — двойные кандалы и пожизненное заключение.
— Эй вы, чего расклеились? — Теперь Бамбош насмехался. — Разве вас не предупреждали, что в пути возможны опасности? Что ж вы думали — дело сделается само собой? Надеялись, что начальство придет к вам, сняв шляпу, и скажет: «Что угодно, господа?»
Но бандитов охватил неизъяснимый ужас, они буквально потеряли голову, жались к Бамбошу, просили, умоляли их спасти.
А он думал с отвращением: «Как омерзительно трусливы эти подонки! Иногда мне хотелось бы быть порядочным человеком».
Затем, не давая себе труда скрыть презрение, он крикнул:
— Эй вы, мокрые курицы, не все еще потеряно! Ваш король, никогда вас не обманьшавшии, сумеет вытащить вас и из этой переделки. Во что бы то ни стало надо раскочегарить эту проклятую посудину и не дать отрезать нас от берега… Машина пока держится хорошо.
Старый пароходик рванулся вперед, машина кашляла и кряхтела, но исправно несла свою службу.
Скорость снова увеличилась, и беглецы, переходя от отчаяния к надежде, испустили триумфальный клич.
Но это была мимолетная вспышка торжества.
Десять минут спустя прозвучал вопль отчаяния, заставивший всех содрогнуться:
— Больше нет древесины!
— Тысяча чертей!.. Нету дров!.. Мы пропали!..
— Тихо! — прикрикнул Бамбош. — Хватайте топоры и рубите все деревянное, что есть на борту.
— Да, да, верно! Ты прав, Бамбош! Ах ты хитрец! Да здравствует Бамбош! Да здравствует Король Каторги!
— Хватит!.. Хватит!.. — остановил их Бамбош, которому претили и их бездумный энтузиазм, и внезапные вспышки отчаяния. — Будете глотку драть, когда окажетесь в безопасности. А пока марш! За работу!
Все имеющиеся на борту топоры и пилы набросились на дерево — началась варварская работа разрушения. Балки, брусья, переборки — все трещало, падало, превращалось в щепки, градом сыпавшиеся на люк, ведущий в машинное отделение, угрожая убить или ранить механика и его помощников.
Возбужденные жаждой разрушения и страхом, бандиты вопили как сумасшедшие:
— Поддай пару! Поддай! Поддай!
Но эта древесина не выделяла столько тепла, как красное дерево, и не могла обеспечить того же количества пара. Давление, вместо того чтоб возрастать, заметно падало. Уже виден был корпус приближавшегося к ним крейсера.
И тут Бамбоша осенила идея. В его высоком голосе зазвучали металлические нотки:
— Тащите сюда бочонки тростниковой водки и жира!
Продукты питания были размещены на носу, под небольшим навесом, где в ненастье прятались негры, сопровождающие партии скота.
Бочонки подкатили к машинному люку. Бамбош схватил топор и вышиб днище одного бочонка. Куски солонины разлетелись по палубе.
Каторжники решили, что Король Каторги решил их накормить — желудки, опустошенные морской болезнью, властно требовали пищи. Однако иллюзии были непродолжительными. Бамбош, всегда подающий пример и без колебаний идущий вперед не щадя себя, схватил кусок сала весом фунтов двадцать и закричал:
— Бросай его вниз!
Сало полетело в машинный отсек и шлепнулось к ногам механика.
— Великолепная мысль!
Сразу же, без предварительных объяснений, поняв идею главаря, механик наколол сало на металлический стержень и отправил его в топку. Жир затрещал, стал плавиться и вспыхнул, громко шипя.
— Будет у нас паровая тяга! Вперед! — заорал Бамбош.
— Будет-то будет, если не взлетим на воздух, — проворчал механик.
— Заткнись! Я удваиваю тебе плату!
— Ладно, Бамбош… Ты — человек честный, на тебя работать одно удовольствие.
— Мы побеждаем!.. Наша берет! — вопили бандиты, наблюдавшие за продвижением крейсера.
Тот же, желая под прямым углом перерезать путь этому подозрительному судну, не приветствующему военный корабль, и впрямь рисковал тем, что оно от него уйдет.
Но теперь крейсер открыто устремился в погоню, извергая из трубы клубы черного дыма.
Безусловно, крейсер шел из Ояпоки, и погоня заставила его повернуть через фордевинд. Однако находился он сейчас от «Тропической Пташки» километрах в трех — на море чрезвычайно трудно определять расстояния. И эта относительная дистанция успокаивала беглецов, как, впрочем, и необычайная скорость, развиваемая их старой посудиной.
Но радовались они недолго. Несмотря на все усилия механика и кочегаров, несмотря на солонину и древесину, несмотря ни на что, «Тропическая Пташка» в третий раз замедлила ход.
— Еще одно усилие, последнее! — закричал Бамбош. Солонины больше не было. Он приказал:
— Тащите сюда тростниковую водку!
Из бочонка выбили затычку и налили водку в деревянное корыто, из которого поили скот и где плавал всякий мусор.
— Кочегары! — позвал Бамбош.
Из машинного отделения вылезли, голые, с обожженными лицами, два кочегара и как привидения явились на мостике.
— Пейте! — велел Король Каторги.
Они припали к корыту, как быки, и сделали по громадному глотку.
— Отлично, вот вы и подзарядились, — продолжал Бамбош, — а теперь спустите это вниз и выплесните остальное в топку.
— Бог мой, — прорычал один, — как будто молнию проглотил!..
— Не бойся и давай действуй. У Бамбоша котелок варит! Каторжники спустились к топке, где механик тоже жадно припал к корыту и лакал, пока у него не перехватило дыхание.
— Взорвемся, так хоть не натощак! — сказал он, оторвавшись от пойла.
Механик зачерпнул полное ведро и со всего маху выплеснул содержимое в топку, где, потрескивая, пылали дрова и куски солонины. Яркое голубоватое пламя взметнулось на метр, языки его чуть не лизнули босые ноги кочегаров. Изнутри металлического организма раздался ужасный гул.
Механик снова выпил тростниковой водки, дал напиться своим людям, вновь наполнил полотняное ведро и выплеснул во вторую топку, приговаривая:
— Что полезно человеку, то и машине не повредит! Примем еще по одной.
— Верно говоришь, — одобрил кочегар. — Если уж взлетать, то хоть под газом.
А наверху, на палубе, раздавались крики — там разыгралась настоящая битва. Перевозбудясь от вида текущего рекой алкоголя, не в силах постичь, что обожаемая ими жидкость вся должна уйти в машину, каторжники потребовали выпить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133