Я почувствовал какие-то две пары ног, которые опускались на меня и
разбивали, давили, крушили. Ну и жлобство! Я, будучи водной поверхностью,
ненавидел эти тяжелые башмаки. Я пытался ускользнуть от них. Причем место
боли и беспокойства представлялось мне во вполне понятной сферической
системе координат. Потом сферическая благополучно распрямилась, стала
прямоугольной, и все улеглось на свои обычные места. Только теперь я знал,
где ОНИ.
Пригибаясь, я мчался между стеблей тростника, прятался за некой кочкой,
раздвигал ветви какого-то кустарника и видел двоих - на расстоянии метров
ста пятидесяти. Серега в своем камуфляже и Коля Маков в буром комбинезоне.
Для прицельной стрельбы полтораста многовато и надо выбирать - кого
попробовать снять. Нет, почти-земляка Николая не могу я шлепнуть. Хоть он и
громила. Пыльные и грязные дороги - все, что он видел, рев дизеля - все,
что он слышал, вождение и устройство автомашины - все, что он знает. Тогда
остается Серега, такой ушлый нахрапистый парень, которому известно, что
почем, что можно себе позволить для удовольствия и чего нельзя позволить
из-за неизбежных неприятностей. Мой "калашников" неодобрительно посмотрел
на старлея.
Словно осознав, что выбрали не его, Коля куда-то попер с котелком в руке -
может за ягодами какими-нибудь, что напоминают ему сибирскую клюкву, может
за водой, что выглядит почище...
Глаз напрягся до боли, будто ему предстояло выстрелить. Я успокаивающе
погладил его веками. Дожимать спусковой крючок еще рановато. Пуля должна
разодрать воздух, когда будет видна не прорезь прицела, не мушка, а только
точка между бровей "мишени". Только она одна, и чтоб вокруг туман. Эх,
встретиться бы с Серегой на час пораньше, да имейся у меня диоптрический
прицел! Но сейчас диоптрический бы только помешал - уже смеркается, и
"мишени" не хватает яркости.
Позавчера еще Серый перекидывался со мной в картишки и был товарищем. Как
бы был. В нашей организации все понарошку. А теперь пустить пар из
Серегиной башки - это единственный способ уцелеть.
Переводчик огня у моего АК-74 стоит на одиночной стрельбе. Один патрон -
один труп с продырявленной черепной коробкой и взболтанными мозгами. Эти
оболочечные пули очень вредны для ума.
Старший лейтенант Колесников, не верти же ты башкой. Нет, точка между
бровей мне не нравится. Не хочу ее клевать. У самого в этом месте
зачесалось, зазудело. Увы, никогда мне не стать полноценным
убийцей-профессионалом. Соединю-ка взором прицел и пуговицу на Серегином
нагрудном кармане. Она как раз пришита к сердцу. Металлическая пуговка
поблескивает в лучах стекающего под землю солнца, а на ней пятиконечная
звездочка. Некогда защищала она трусливых колдунов от злых духов, стала
двести лет назад символом дяди Сэма, а затем, налившись кровью, манящей
звездой коммунизма. Свел пентакль нас с Колесниковым, пентакль и разлучит.
Ну все, пора. Палец дожимает спусковой крючок. Вот пуля просвистела и ага.
Вернее, пока. Пока, Сережа, потому что договорились мы по-плохому. До
встречи в одном из подвалов преисподней. Передавай там привет, кому
положено. Наверное, еще примут там тебя на работу по совместительству.
Хоть грохнул я того, кто меня прикончил бы при первой же возможности, а все
равно пакостное ощущение. Он бы меня не только пришил, но еще поколотил бы
грязными ногами и с удовольствием попотрошил бы, представься возможность. А
я все равно распережевался. Как-никак прислал пулю человеку, который вчера
со мной пил чай, сидел рядом, обменивался инфракрасными лучами и дышал
одним кислородом. На него сейчас рухнул мир, и это из-за меня.
От мрачных и торжественных мыслей меня удачно отвлек длинный мясистый лист
кустарника. В то время, пока я сидел под ним, он занимался не только мирным
фотосинтезом. Листик успел а-ля гусеница оснаститься сотней крохотных ножек
и теперь пытался сняться с черенка. Опытный, гад. В передней его части уже
оформилось хищное отверстие с мелкими-мелкими зубчиками по краям. Кажется,
наглый листик решил дополнить фотосинтез мясоедением. Но как? А вот так - в
качестве ответа эта гадость свалилась мне на голову, я едва отскочил.
Сытный обед, оказывается, должен был начаться с меня. Конечно, я не отказал
себе в удовольствии перерубить атакующий листик штык-ножом. Внутри
обнаружились интересные потроха: не только зеленая мякоть, но и изумрудная
жидкость, и слизневидные волоконца,- кажется, нервные тяжи,- и еще какие-то
пузырьки, напоминающие внутренние органы.
Да что же я залюбовался - давно пора сматываться. Баранка наверняка
зафиксировал звук выстрела и теперь торопится сюда. Неизвестно, кто кого
первым оприходует. Мне не хочется кромсать этого обормота, да и лезть под
его пулю тоже не улыбается. Для скрытости складываясь в поясе и озираясь
для осведомленности, я заторопился прочь. А плотоядные листики вплотную
занимались мной, открепляясь от черенков и спускаясь на паутинных ниточках.
Настоящий охотничий листопад. Я едва успевал разбрасывать их штык-ножом и
дулом автомата. Насилу шкуру унес.
Когда выбрался на относительно спокойный участок этого буйного болота, то
сообразил заднепроходным умом, что надо было все-таки Серегин "Ингрэм"
прибрать. Это меня подлые листики сбили с понталыку. Все, отныне буду
сверхвнимательным и супербдительным.
"Я не жертва, не жертва",- внушал я себе мужественным шепотом. Силы,
руководящие природой, в этом регионе не столько вредят, сколько играют со
мной. По крайней мере, именно так я должен все воспринимать, если не хочу
стать истериком и крикуном.
Чтобы не ломать коротенькие растеньица, ноги надо волочить, хотя на такого
сорта ходьбу тратится побольше сил. А чтобы не гнуть высокие стебли,
требуется иной раз пробираться боком и даже поправлять их после себя рукой.
Надеюсь, я соблюдаю правила болотной игры лучше, чем мои бывшие
однополчане.
Спустя час местность опять стала посуше, и я неожиданно наткнулся на
дренажную канаву. Поблизости трудятся какие-нибудь феллахи? Скорее всего,
нет. Канава была старушкой. Там и сям оползни перебороздили ее, вода по ней
не текла вовсе, а зеленела кое-где в мелких ямках.
Однако, впервые за долгое время встретился след какой-то работы. И то
приятно. Я перебрался через ровик и еще немного погодя передо мной
предстала стена, вернее, остатки некоего искусственного сооружения,
возможно дамбы или запруды. Такие конструкции здесь ничуть не изменились со
времен первого почетного гражданина Земли. В основании - кладка из
обоженных кирпичей, скрепленных битумом, а выше сырцовые кирпичики,
слепленные из более-менее промытой глины и высушенные на солнце. К
историческому процессу такие изделия относятся весьма нестойко, разбухают
под действием воды и оплывают, превращая все сооружение в глиняный холм.
Через подобный хрестоматийный холм я как раз перебрался. А потом споткнулся
о какой-то крепенький кирпич, коварно торчащий из влажной земли. Он был
пару ладоней в длину и ширину, да сантиметров семь в высоту. Я машинально
наклонился и заметил оттиснутые в глине клинописные знаки. Выходит,
современные феллахи спокойно употребляют для своих убогих построек
археологические кирпичи, не подозревая, что Британский музей может уплатить
за них фунты стерлингов, которых хватит на полгода сладкой жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94