- Фимы,- напомнил я.- Как он?
- Прочно в клетке. Можно писать в комитет ООН по птичьим правам, но в
результате разве что побольше зернышек ему насыплют. Кстати, спасибо вам за
ту вечеринку. Не за то, что хотели сигануть из окна, а потому что
спровадили Сючица.
Пинес отпер дверь, и я без особого спроса вошел следом.
- Не стало Сючица, КГБ отвязался от Лизы, и она смогла спокойно упорхнуть.
Сейчас она в Бостоне, что говорится, не бедствует.
- Ваш телефон дала мне соседка Фимы,- предупредил я возможный вопрос.
Мы уже добрались до гостиной.
- После развода тут некоторое запустение,- вздохнул Соломон, и был прав.
Комната смахивала на мусорный бак, потому что была завалена книгами,
бумагами, банками, склянками, рисунками, тарелками с остатками какой-то
еды, бутылками пустыми и бутылками с чем-то на дне. Это напоминало логово
психа, а не жилище нормального советского психиатра.
"Ненормальный" советский психиатр налил мне и себе - в посуду, которую он,
видимо, недавно использовал для приема какого-то горького лекарства.
- "Иных уже нет, а те далече", примем за здоровье Лизы, Фимы, тех, кого мы
знаем и тех, кого мы надеюсь, никогда не узнаем.
После окропления внутренностей алкоголем я добавил:
- Мне тоже нужна психиатрическая помощь. Собственно, поэтому я и появился.
- Всем нужна. А мне не нужна, что ли?
- Я серьезно, Соломон Абрамович.
- И я серьезно. После того происшествия на окне мне было с вами все ясно.
- Но сейчас у меня другие закидоны. Вы практикующий врач?
- Я работаю не только в Скворцова, но и в Степанова. Как говорят у нас на
Молдаванке: "вы хочите песен, их есть у меня.
Для начала я рассказал доктору Пинесу о навязчивой роже-кляксе. Тот
отреагировал вполне положительно, потому что у себя в больнице служил в
отделении для буйных граждан, которым морды всякие не только советовали, но
и приказывали грозными голосами. Даже корчили страшные гримасы. Однако
Соломон поразительным образом считал, что указанные случаи не столь уж
далеки от нормы.
- Исторически так сложилось, что психика человека - и господина, и товарища
- склеена из очень разных, словно соперничающих кусков. Древние египтяне -
не дураки, кстати - делили душу на Ка, Ба и Ах. Каждый из этих кусков был
орудием какого-нибудь из божеств. Древние греки были уверены, будто именно
олимпийские боги им нашептывают всякие страсти, и собственно от человека,
даже героя, мало что зависит. Первая монотеистическая религия - иудаизм - а
следом и другие, покончив со многобожием, как бы склеили душу. А заодно
возложили на индивидуя, получившегося в результате такого склеивания, всю
ответственность перед Всевышним. Естественно, что требования и установления
Неба редко кем исполнялись, в грехах и вредных мыслях стали виноваты бесы,
позднее шпионы и враги народа, а ответственность за все дела была возложена
на начальство.
- Значит вы, Соломон Абрамович, не разделяете мнений древних египтян,
греков и их продолжателей, что разные потусторонние силы держат нас в роли
игрушек с дистанционным управлением?
- Да ну вас. Просто одни куски мозга перешли к нам от рептилий, другие от
рыб, третьи от обезьян, вот они и спорят между собой.
Через три дня я снова навестил частного психиатра и вышел от него с новым
американским средством в кармане, которое как было завезено в обычную
больницу вместо номенклатурной "Свердловки", так сразу его расфуфырили и
пустили налево да направо.
Однако ни торгового имени этого нейролептика, ни собственно названия
химического соединения, я не встретил в Большой медицинской энциклопедии и
фармакологических справочниках, которые нашел в Публичке. Что ж,
средство-то новое и импортное, и седативное, и антипсихотическое, поэтому
надо поскорее пустить внутрь организма.


Явившись тем вечером в гостиницу, я первым делом глянул в календарь, не
случились ли сегодня у кого-нибудь именины, свадьбы, поминки и так далее,
не звякнуть ли мне кому-нибудь. Я давно заметил, что вежливые звонки
развивают благожелательность по отношению к моей персоне. Кроме того, я
привык, что разговоры по телефону дают элегантную возможность сократить
время общения с супругой. Давно уже самыми приятными в нашем браке являлись
периоды необщения друг с другом.
Одно время Надежда чуть было не переселилась к своему подводнику, но тот,
не справившись с проблемами головы, врезался на личных "жигулях" в какую-то
твердь и повредил себе "корешок", после чего перестал радовать дам.
Случилось это еще до того, как мы перебрались в Москву.
И в столице нашей родины, если точнее, в соседнем доме, нашелся заменитель
подводника - пенсионный офицер-пограничник, у которого вся квартира была
заполнена Джульбарсами, верными Русланами и прочими отставными служебными
псами. Моя супружница как раз завела пуделька и имела полное основание два
раза в день уединяться с любимым человеком под лай немецких овчарок,
пытающихся закусить ее собачонкой. Между прочим, из-за такого романа голос
ее стал лающим. А однажды Надя приподнесла мне презент в виде триппера -
видимо, собачник не хранил ей полной верности. Хворь я задушил таблетками,
известными мне со студенческой скамьи, но с тех пор спальное место
супружницы обязательно обходил стороной. Что же касается близнецов
Константина и Матвея, то они во мне нуждались еще меньше, чем полярная
станция. У них возникли подружки - тоже, как правило, близняшки - с
которыми они закрывались в "детской" комнате и занимались там чем-то,
вызывающим сильное хихиканье.
В Ленинграде у меня имелась одна знакомая "гейша", но обозрев календарик, я
решил начать с Пети Киянова - вчерашняя дата как раз помечена крестиком как
день его рождения.
- Здорово, Петр, желаю тебе сибирского здоровья, японского магнитофона,
американского автомобиля...
Голос у бывшего сослуживца оказался, словно у человека, только что
пережившего сильный понос. Причина страданий стала быстро известной - майор
Затуллин со своей проверкой.
- Глеб, этот хрен полез в материалы семьдесят седьмого, даже семьдесят
шестого годов. Все трындел, кто и почему выпустил Иосифа Рейфмана и
Елизавету Розенштейн за бугор, вместо того, чтобы устроить их на мордовские
нары. Мол, Рейфман и Розенштейн, будучи инфекционистами-микробиологами,
только и делали, что трудились на ЦРУ. Это, дескать, доподлинно известно. И
вот такая нервотрепка на день рождения.
- Мало ли что сейчас доподлинно известно. Главное, что было доподлинно
известно тогда. Документы-то все в порядке.
- В том-то и дело, что не совсем. В двух регистрационных журналах
рассхождение записей по гражданке Розенштейн.
- Ну и что такого? По указанию начальства, Безуглова, например, могло быть
изменено решение по делу.
- Да поди найди Безуглова, он уже три года, как на пенсии, сейчас где-то
задницу в теплом море полощет. А Затуллин здесь.
- Ну не дрейфь, старик. Как-нибудь рассосется.
И под возмущенные вопли Киянова о том, что затуллины не рассасываются, я
надавил рычажок. Ясно было, что Андрей Эдуардович откопает Безуглова, и тот
вспомнит, кому поручал перерегистрацию. Тогда мне капец с гарантией. Но эта
неприятность случится отнюдь не сегодня вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94