- Тут у нас Сандомирский. Вернее, его мозги и некоторые другие ткани тела.
Родственники, естественно, ничего не заметили, когда провожали его. Ну, а
нам было важно понаблюдать. Как я и ожидал, изъятые ткани при полном
отсутствии электрической активности имели биомагнитную... хе-хе... ауру и,
кстати, прилежно сохраняют ее до сих пор.
Бореев даже открыл шкаф и показал мне несколько цилиндров, покрытых
изморозью и облепленных кучей проводков.
Мне неожиданно поплохело, глаза заволокло какой-то пеленой, которую пробил
луч света, кончавшийся кляксой-мордой. Красноватая образина как и прежде
зашевелила губами.
"Я так тебя ждал, что успел соскучиться. Эти несколько обрывков мертвечины
для меня слишком слабая зацепка, чтобы удержаться в вашем мире. Я как на
ураганном ветру все время, понимаешь..."
От такой неожиданной встречи я даже покачнулся. Что не преминул заметить
Бореев.
- Ой, майор Фролов, да вы, оказывается, впечатлительная натура! После того,
что мне рассказывали о вас, никак не ожидал. Сентиментальный злодей, ха-ха.
Ладно, делу это не вредит, поэтому двинулись дальше.
И опять клякса заботливо пошевелила губами:
"А теперь о твоей судьбе. Пора заниматься Затуллиным. Он - гвоздь,
направленный в твою задницу. Я еще далек от тебя, но вскоре твои верхние
ворота откроются и примут мое содействие."
После чего красноватая рожа заткнулась и растаяла. Не откликалась, даже
когда я рискованным образом вызывал ее. Вот еще страдание на мою голову!
Так ведь не годится - с кляксой дружить. Ну, не матрица же какого-то
мифического Ф-поля меня навещает. Впрочем, в официальную психиатрию мне не
обратиться со своими глюками - ведь офицеры госбезопасности должны
проявлять психические отклонения только в повышенном служебном рвении.
Иначе тот же Бореев меня в вольер посадит. Хотя первые неполадки и
ненормальности у меня начались из-за него, паскуды, вернее, после его
опытов пятилетней давности. А потом, видно, сидели аномалии подспудно и
вылезли наружу из-за очередных потрясений.
Какие бы ни были объяснения-пояснения, но все-таки, прежде, чем плотно
заниматься товарищем Затуллиным, надо повстречаться с частным психиатром.
Может попробовать это устроить через Фиму Гольденберга? В нем я уверен,
такой не заложит. Впрочем, мы не виделись с весны 1978 года, тогда, уже в
мае, он снялся и уехал кормиться рыбой "фиш" и бычками в томате куда-то к
родичам в Одессу. Долго не возвращался, а потом, в связи с перекочевкой в
ПГУ, мне стало не до него.
Я добрался на своей новенькой "четверке" до дома на улице Марата, где, судя
по воспоминаниям, и проживал физически Гольденберг. Дверь отворилась на
цепочке и высунулась физиономия соседки, тети Дуси, которую я сразу узнал,
хотя в гости к Фиме попадал всего пару раз, и то в восьмом классе.
- Фимы нет,- отозвалась с охотой бабка, готовая общаться с кем угодно.
- Уехал что ли?
- Ага, на северный полюс. На "Пряжку", с год назад... А кто вы будете?
- Одноклассник. Костя Жарков,- на всякий случай назвался чужим именем.
- А-а, Костя, это ты, проходи,- без самопринуждения обрадовалась соседка.-
Как вырос-то, правда нос немного съежился...
Я, тесня бабку, продвинулся вперед. Хорошо, что тетя Дуся приняла меня за
Жаркова. Он с Фимой действительно корешился, кроме того, калымит сейчас
где-то на Крайнем Севере.
- За что на "Пряжку", тетя Дуся? Фима головой что ль заболел? Буянил?
- Сам ты буянил. Он всю жизнь тихий был, клювик свой в книжечку уткнет и
затихнет... За самиздат какой-то, за мистику-херистику его сунули на
"Пряжку", в особую палату. Это его лечащий врач-психиатер так мне сказал.
- Погодите, тетя Дуся, разве не лечащий врач отправлял его в больницу?
- Да нет же, Фима имел своего врача, Соломона Абрамовича Пениса... ой,
фамилию испортила. Пинеса. Лечил у него бессоницу, страхи... А потом
прибыли строгие такие люди на двух "волгах" - из госбезопасности, это мне
сосед Ларионыч шепнул. Главным у тех чекистов был черноволосый красавчик,
которого подчиненные майором звали и Андреем. Спустя месяц оттуда приехали
снова, комнату Фимину опечатали, и сказали, что гражданин Гольденберг
забран на принудительное лечение на срок до полного выздоровления от бреда.
А Пинес позже приходил, сказал, что жалобу сочинил в защиту Фимы, телефон
свой оставил. Я ему позвонить должна, как только чего-нибудь станет
известно, или Фиму начнут из квартиры выписывать.
Значит, Затуллин накрыл Фиму, как коршун цыпленка закогтил. И сейчас
послушные Комитету лекари-лепилы вкатывают в голову, полную хохмы (то есть
иудейской мудрости), сульфазин с аминазином, разжижающие мозги. А Соломона
Абрамыча, я, кажется, припоминаю. Он на Лизиной вечеринке присутствовал, и
оказывается, не ханурик, а "врач-психиатер". Пожалуй, с ним я могу
связаться.
- Подарите-ка мне, тетя Дуся, телефон этого Пинеса, коли не секрет. Я,
может, у него что-нибудь еще выведаю про Фиму.
- Ой, сынок, до добра тебя это любопытно не доведет!
- Я Фиму так просто бросить не могу. Мы же с ним все детство играли в...- я
наскоро попытался вытряхнуть из пыльного мешка памяти названия игр,
которыми баловался совместно с юным Гольденбергом. Но кроме "орлянки" и
преферанса ничего не вытряхивалось.- В общем, играли.
Через пять минут я расстался с тетей Дусей. Она еще завела меня в свою
комнату с картиночками из журнала "Крестьянка" на стенах и показала
какую-то тетрадку.
- Вот это он оставил у меня незадолго до того, как его увезли. Я во время
шухера тетрадочку за печку сунула. Да, милок, у нас печки в сохранности
стоят, никто их не разбирал. Фима велел какому-то Глебу тетрадку вручить,
но я лучше тебе, все-таки я тебя сорванца знаю. Хранить дальше у себя
страшно... Ты как думаешь, если Фиму от тихости вылечат, он что, буйным
станет?


Соломон Пинес занимал своей телесностью отдельную жилплощадь, поэтому я
спокойно узнал через справочную адрес и не стал его тревожить
предварительным звонком. Но вначале попытался разобраться в записях,
оставленных для меня Фимой. Чувствовал, значит, шельмец, что я рано или
поздно с ним пересекусь. Однако ничего толкового в заветной тетрадке не
нашел. Тот же треп, что и в 1978 году, насчет того, как в мир, словно в
горшок, должна влиться порция света, которая достанется то ли совсем темным
силам, то ли инстанциям посветлее. Плюс назывались точки, которые образуют
канал для прохождения энергетического импульса. Все сплошь библейские и
каббалистические названия. "Адам", "Ной-Потоп", "Авраам-Ур", "Лилит",
"Авраам-Фараон", "Бушующее облако", "Собирание искр" и так далее. Все
хорошо, только никаких привязок к месту и времени. Просто обозначение
судьбоносных моментов.
Ахинея ахинеей, но тетрадку я в сортир унес не сразу, а сперва
сфотографировал мозгами. То есть, специально не хотел, но она крепко мне в
память въелась. Может, потому что Соломон Пинес мне назначил крепкое
лечение.
Мы с ним встретились, когда я сидел на лестничном подоконнике в его доме.
- Опять подоконник,- сказал Пинес, с натугой переставляющий ноги со
ступеньки на ступеньку. Да и борода у него как-то пожухла и усохла, словно
ее долго жевали. А может, на ней просто отразился ход времени.- Вы
одноклассник не то Фимы, не то Лизы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94