- Да, плошать не стоит.
- Нельзя! Нельзя, Евгений Маркович! Ведь потомки в нас верят!
Кондратьев перестал есть и взглянул на Горбовского.
- За всех потомков, конечно, ручаться не могу, - спокойно продолжал
Горбовский, - но вот Петр Петрович - то во время последней со мной встречи
вполне определенно выразился в том смысле, что он в нас верит.
- И чей же он потомок, этот Петр Петрович? - спросил Кондратьев.
- Доподлинно сказать вам не могу. Ясно, однако, что он прямой потомок
какого-то Петра. Мы, знаете, об этом с ним как-то не говорили. В конце
концов, это не очень важно, не правда ли?
- А о чем вы с ним говорили? - поинтересовался Женя.
Горбовский поставил пустую тарелку рядом с собой на камень, вытер рот
носовым платком и сказал:
- Если вам интересно, могу рассказать. История, в общем, не длинная.
- Может, сначала посуду вымоем? - предложил Кондратьев.
- Нет. Я так не согласен. Надо сначала полежать. Верно, Евгений
Маркович?
- Конечно, верно! - воскликнул Женя, тоже отставил тарелку и
повалился на бок. - Рассказывайте, Леонид Андреевич.
И Горбовский начал рассказывать.
- Мы шли на "Тариэле" к ЕН 6 - рейс легкий и не интересный - везли
Перси Диксона и семьдесят тонн вкусной еды для тамошних астрономов, и тут
у нас взорвался обогатитель. Кто его знает, почему он взорвался, такие
вещи иногда случаются даже теперь. Мы повисли в пространстве в двух
парсеках от ближайшей базы и потихоньку стали готовиться к переходу в иной
мир, потому что без обогатителя плазмы ни о чем другом не может быть и
речи. В нашем положении, как и во всяком другом, было два выхода: открыть
люки сейчас же или сначала съесть семьдесят тонн астрономических продуктов
и потом все-таки открыть люки. Мы с Валькенштейном собрались в
кают-компании около Перси Диксона и стали выбирать. Перси Диксону было
легче всех - у него оказалась разбита голова, и он еще ничего не знал.
Очень скоро мы с Валькенштейном пришли к выводу, что торопиться некуда.
Это была самая грандиозная задача, какую мы когда-либо ставили перед
собой: вдвоем уничтожить семьдесят тонн продовольствия. На Диксона надежды
не было. Тридцать лет во всяком случае можно было протянуть, а потом можно
было и открыть люки. Системы водной и кислородной регенерации у нас были в
полном порядке, двигались мы со скоростью двести пятьдесят тысяч
километров в секунду, и нам еще, может быть, предстояло увидеть всякие
неизвестные миры, помимо Иного.
Я хочу, чтобы вы отчетливо представили себе ситуацию: до ближайшего
населенного пункта два парсека, вокруг безнадежная пустота, на борту двое
живых и один полумертвый - три человека, заметьте, ровно три, это я говорю
вам как командир. И тут открывается дверь, и в кают-компанию входит
четвертый. Мы сначала даже не удивились. Валькенштейн этак неприветливо
спросил: "Что вам здесь надо?" И вдруг до нас сразу дошло, и мы вскочили и
уставились на него. А он уставился на нас. Совершенно обыкновенный
человек, должен вам сказать. Роста среднего, худощавый, лицом приятен, без
этой, знаете, волосатости, как у нашего Диксона, например. Только глаза
особенные, веселые и добрые, как у детского врача. И еще - он был одет как
звездолетчик в рейсе, однако куртка была застегнута справа налево. Так
женщины застегиваются да еще, по слухам, дьявол. Это меня почему-то
удивило больше всего. А пока мы разглядывали друг друга, я мигнул, гляжу -
куртка у него уже застегнута правильно. Я так и сел.
"Здравствуйте, - говорит незнакомец. - Меня зовут Петр Петрович. Как
вас зовут, я уже знаю, поэтому времени терять не будем, посмотрим, что с
доктором Перси Диксоном". Он довольно бесцеремонно отпихнул Валькенштейна
и сел возле Диксона. "Простите, - говорю я, - вы врач?" - "Да, - говорит
он. - Немножко". И принимается сдирать с головы Диксона повязку. Так,
знаете, шутя и играя, как ребенок сдирает обертку с конфетки. У меня даже
мороз по коже пошел. Смотрю на Валькенштейна - Марк стоит бледный и только
разевает и закрывает рот. Между тем Петр Петрович снял повязку и обнажил
рану. Рана, надо сказать, была ужасная, но Петр Петрович не растерялся. Он
растопырил пальцы и стал массировать Диксону череп. И можете себе
представить, рана закрылась! Прямо у нас на глазах. Ни следа не осталось.
Диксон перевернулся на правый бок и захрапел как ни в чем не бывало.
"Ну вот, - говорит Петр Петрович. - Теперь пусть выспится. А мы с
вами тем временем пойдем и посмотрим, что у вас делается в машинном
отсеке". И повел нас в машинный отсек. Мы пошли за ним, как овечки, но, в
отличие от овечек, мы даже не блеяли. Просто, вы представляете себе, у нас
не было слов. Не приготовили мы слов для такой встречи. Петр Петрович
открывает люк в реактор и лезет прямо в обогатительную камеру.
Валькенштейн так и ахнул, а я закричал: "Осторожно! Радиация! Смертельная
радиация!" Он посмотрел на нас задумчиво, затем сказал: "Ах да, верно.
Идите, - говорит, - Леонид Андреевич и Марк Ефремович, прямо в рубку, я
сейчас вернусь". И закрыл за собой люк. Пошли мы с Марком в рубку и стали
там друг друга щипать. Молча щипали, зверски, с ожесточением. Однако не
проснулись ни я, ни он. А минуты через две включаются все индикаторы, и
пульт обогатителя показывает готовность номер один. Тогда Марк бросил
щипаться и говорит слабым голосом: "Леонид Андреевич, вы помните, как надо
крестить нечистую силу?" Едва он это сказал, вошел Петр Петрович. "Ах, -
говорит он, - ну и звездолет у вас, Леонид Андреевич! Ну и гроб!
Преклоняюсь перед вашей смелостью, товарищи". Затем он предложил нам сесть
и задавать вопросы.
Я стал усиленно думать, какой бы вопрос задать поумнее, а Марк,
человек сугубо практический, спросил: "Где мы сейчас находимся?" Петр
Петрович грустно улыбнулся, и в ту же секунду стены рубки сделались
прозрачными. "Вот, - говорит Петр Петрович и показывает пальчиком. - Вон
там наша Земля. Четыре с половиной парсека. А там - ЕН 6, как это у вас
называется. Измените курс на шесть десятых секунды и идите прямо на
деритринитацию. А может быть, вас прямо, - говорит, - подбросить к ЕН 6?"
Самолюбивый Марк ответил: "Спасибо, не трудитесь, теперь мы и сами..." Он
прямо взял быка за рога и принялся ориентировать корабль. Я тем временем
все думал над вопросом, и все время мне в голову лезли какие-то "погоды в
надзвездных сферах". Петр Петрович засмеялся и сказал: "Ну ладно, вы
сейчас слишком взволнованы, чтобы задавать вопросы. А мне уже пора. Меня в
этих самых надзвездных сферах ждут. Лучше я вам сам все вкратце объясню.
Я, - говорит, - ваш отдаленный потомок. Мы, потомки, очень иногда любим
навестить вас, предков. Поглядеть, как идут дела, и показать вам, какими
вы будете. Предков всегда интересует, какими они будут, а потомков - как
они стали такими. Правда, я вам прямо скажу - такие экскурсии у нас не
поощряются. С вами, предками, нужен глаз да глаз. Можно такого натворить,
что вся история встанет вверх ногами. А удержаться от вмешательства в ваши
дела иногда очень трудно. Так вмешаться, как я, например, сейчас вмешался,
- это еще можно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66