Кусок ремня, лопнувшего в двух местах, плавно,
как осенний лист, скользнул по его спине. Несколько секунд планетолет
двигался по инерции, и Сидоров, вцепившись в замок ремня, чувствовал, что
все падает. Но затем тело снова стало весомым.
Тогда он расстегнул замок и поднялся на ватные ноги. Он смотрел на
приборы. Стрелка альтиметра ползла вверх, зеленые зигзаги контрольной
системы метались в голубых окошечках, оставляя медленно гаснущие туманные
следы. Киберштурман вел планетолет прочь от Владиславы. Сидоров перешагнул
через Валькенштейна и подошел к пульту. Горбовский лежал головой на
клавишах. Сидоров оглянулся на Валькенштейна. Тот уже сидел, опираясь
руками в пол. Глаза его были закрыты. Тогда Сидоров осторожно поднял
Горбовского и положил его на спинку кресла. "Плевать я хотел на
экспресс-лабораторию", - подумал он. Он выключил киберштурман и опустил
пальцы на липкие клавиши. "Скиф-Алеф" начал разворачиваться и вдруг упал
на сто метров. Сидоров улыбнулся. Он услышал, как позади Валькенштейн
яростно прохрипел:
- Не сметь...
Но он даже не обернулся.
- Вы хороший пилот, и вы хорошо посадили корабль. И, по-моему, вы
прекрасный биолог, - сказал Горбовский. Лицо его было все забинтовано. -
Просто прекрасный биолог. Настоящий энтузиаст. Правда, Марк?
Валькенштейн кивнул и, разлепив губы, сказал:
- Несомненно. Он хорошо посадил корабль. Но поднял корабль не он.
- Понимаете, - Горбовский говорил очень проникновенно, - я читал вашу
монографию о простейших - она превосходна. Но нам с вами не по дороге.
Сидоров с трудом глотнул и сказал:
- Почему?
Горбовский поглядел на Валькенштейна, затем на Бадера:
- Он не понимает.
Валькенштейн кивнул. Он не смотрел на Сидорова. Бадер тоже кивнул и
посмотрел на Сидорова с какой-то неопределенной жалостью.
- А все-таки? - вызывающе спросил Сидоров.
- Вы слишком любите штурмы, - сказал Горбовский мягко. - Знаете, это
штурм унд дранг, как сказал бы директор Бадер.
- Штурм и натиск, - важно перевел Бадер.
- Вот именно, - сказал Горбовский. - Слишком. А это не нужно. Это
па-аршивое качество. Это кровь и кости. И вы даже не понимаете этого.
- Моя лаборатория погибла, - сказал Сидоров. - Я не мог иначе.
Горбовский вздохнул и посмотрел на Валькенштейна. Валькенштейн сказал
брезгливо:
- Пойдемте, Леонид Андреевич.
- Я не мог иначе, - упрямо повторил Сидоров.
- Надо было совсем иначе, - сказал Горбовский. Он повернулся и пошел
по коридору.
Сидоров стоял посреди коридора и смотрел, как они уходят втроем:
Бадер и Валькенштейн поддерживают Горбовского под локти. Потом он
посмотрел на свою руку и увидел красные капли на пальцах. Тогда он пошел в
медицинский отсек, придерживаясь за стену, потому что его качало из
стороны в сторону. "Я же хотел, как лучше, - думал он. - Это же было самое
важное - высадиться. И я привез контейнеры с микрофауной. Я знаю, это
очень ценно. И для Горбовского это тоже очень ценно: ведь Горбовскому рано
или поздно самому придется высадиться и провести рейд по Владиславе. И
бактерии убьют его, если я не обезврежу их. Я сделал то, что надо. На
Владиславе, планете голубой звезды, есть жизнь. Конечно, я сделал то, что
надо". Он несколько раз прошептал: "Я сделал то, что надо". Но он
чувствовал, что это не совсем так. Он впервые почувствовал это там, внизу,
когда они стояли возле звездолета по пояс в бурлящей нефти и на горизонте
огромными столбами поднимались гейзеры, а Горбовский спросил его: "Ну, и
что вы намерены предпринять, Михаил Альбертович?", а Валькенштейн что-то
сказал на незнакомом языке и полез обратно в планетолет. Затем он
почувствовал это, когда "Скиф-Алеф", в третий раз оторвавшись от
поверхности страшной планеты, снова плюхнулся в нефтяную грязь, сброшенный
ударом бури. И он чувствовал это теперь.
- Я же хотел как лучше, - невнятно сказал он Диксону, помогавшему ему
улечься на стол.
- Что? - сказал Диксон.
- Я должен был высадиться, - сказал Сидоров.
- Лежите, - сказал Диксон. Он проворчал: - Первобытный энтузиазм...
Сидоров увидел, как с потолка спускается большая белая груша. Груша
повисла совсем близко, у самого лица, перед глазами поплыли темные пятна,
заложило уши, и вдруг тяжелым басом запел Валькенштейн:
И если бы ты не вернулся назад,
Кто бы пошел вперед?
- Кто угодно... - упрямо сказал Сидоров с закрытыми глазами. - Любой
пойдет вперед...
Диксон стоял рядом и смотрел, как тонкая блестящая игла киберхирурга
входит в изуродованную руку. "Как много крови! - подумал Диксон. -
Много-много. Горбовский вовремя вытащил их. Опоздай он на полчаса, и
мальчишка никогда уже больше не оправился бы. Ну, да Горбовский всегда
возвращается вовремя. Так и надо. Десантники должны возвращаться, иначе
они бы не были десантниками".
3. ЛЮДИ, ЛЮДИ...
Вильгельм Эрмлер стоял перед своим огромным письменным столом и
разглядывал блестящие глянцевитые фотографии.
- Здравствуй, Вилли, - сказал охотник.
Эрмлер поднял голову и закричал:
- A! Home is the sailor, home from sea!
- And the hunter home from the hill, - сказал охотник.
<Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря,
И охотник вернулся с холмов.
Стивенсон, "Реквием">
Они обнялись.
- Чем ты меня порадуешь на этот раз? - деловито спросил Вилли. - Ты
ведь с Яйлы?..
- Да, прямо с Серых Болот. - Охотник сел в кресло и достал трубку. -
А ты все толстеешь и лысеешь, Вилли. Сидячая жизнь тебя доконает. В
следующий раз я возьму тебя с собой.
Эрмлер озабоченно взялся за свой толстый живот.
- Да, - сказал он, - ужасно. Нарушение метаболизма и еще что-то...
Так ты привез что-нибудь интересное?
- Нет, Вилли. Одни пустяки. Десяток двухордовых змей, несколько новых
видов многостворчатых моллюсков... А это у тебя что? - Он протянул руку и
взял со стола пачку фотографий.
- Это привез один новичок, Поль Гнедых. Он вообще-то агролог. Знаешь
его?
- Нет. - Охотник разглядывал фотографии. - Недурно. Это, конечно, с
Пандоры.
- Правильно. Пандора. Гигантский ракопаук. Очень крупный экземпляр.
- Да, - сказал охотник, разглядывая ультразвуковой карабин,
прислоненный для масштаба к желтому голому брюху ракопаука. - Неплохой
экземпляр для новичка. Но я-то видел крупнее. Сколько раз он стрелял?
- Он говорит - два раза. И оба раза - в главный нервный узел. Теперь
я не могу разобраться в двигательной системе этого господина.
- Надо было стрелять анестезирующей иглой. Мальчик немножко
растерялся. - Охотник с усмешкой рассматривал фотографию, где возбужденный
новичок горделиво попирал мертвое чудовище. - Ну ладно, а что у тебя дома?
Эрмлер махнул рукой:
- Сплошная матримония. Все выходят замуж. Марта вышла за гидролога.
- Это которая Марта? - спросил охотник. - Внучка?
- Правнучка, Игорь! Правнучка!
- Да, идет время... - Охотник положил на стол стереофотографии и
поднялся. - Ну что ж, я пойду. На свидание пойду. Ты знаешь.
- Опять! - с досадой сказал Эрмлер. - Может быть, хватит?
- Нет, Вилли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
как осенний лист, скользнул по его спине. Несколько секунд планетолет
двигался по инерции, и Сидоров, вцепившись в замок ремня, чувствовал, что
все падает. Но затем тело снова стало весомым.
Тогда он расстегнул замок и поднялся на ватные ноги. Он смотрел на
приборы. Стрелка альтиметра ползла вверх, зеленые зигзаги контрольной
системы метались в голубых окошечках, оставляя медленно гаснущие туманные
следы. Киберштурман вел планетолет прочь от Владиславы. Сидоров перешагнул
через Валькенштейна и подошел к пульту. Горбовский лежал головой на
клавишах. Сидоров оглянулся на Валькенштейна. Тот уже сидел, опираясь
руками в пол. Глаза его были закрыты. Тогда Сидоров осторожно поднял
Горбовского и положил его на спинку кресла. "Плевать я хотел на
экспресс-лабораторию", - подумал он. Он выключил киберштурман и опустил
пальцы на липкие клавиши. "Скиф-Алеф" начал разворачиваться и вдруг упал
на сто метров. Сидоров улыбнулся. Он услышал, как позади Валькенштейн
яростно прохрипел:
- Не сметь...
Но он даже не обернулся.
- Вы хороший пилот, и вы хорошо посадили корабль. И, по-моему, вы
прекрасный биолог, - сказал Горбовский. Лицо его было все забинтовано. -
Просто прекрасный биолог. Настоящий энтузиаст. Правда, Марк?
Валькенштейн кивнул и, разлепив губы, сказал:
- Несомненно. Он хорошо посадил корабль. Но поднял корабль не он.
- Понимаете, - Горбовский говорил очень проникновенно, - я читал вашу
монографию о простейших - она превосходна. Но нам с вами не по дороге.
Сидоров с трудом глотнул и сказал:
- Почему?
Горбовский поглядел на Валькенштейна, затем на Бадера:
- Он не понимает.
Валькенштейн кивнул. Он не смотрел на Сидорова. Бадер тоже кивнул и
посмотрел на Сидорова с какой-то неопределенной жалостью.
- А все-таки? - вызывающе спросил Сидоров.
- Вы слишком любите штурмы, - сказал Горбовский мягко. - Знаете, это
штурм унд дранг, как сказал бы директор Бадер.
- Штурм и натиск, - важно перевел Бадер.
- Вот именно, - сказал Горбовский. - Слишком. А это не нужно. Это
па-аршивое качество. Это кровь и кости. И вы даже не понимаете этого.
- Моя лаборатория погибла, - сказал Сидоров. - Я не мог иначе.
Горбовский вздохнул и посмотрел на Валькенштейна. Валькенштейн сказал
брезгливо:
- Пойдемте, Леонид Андреевич.
- Я не мог иначе, - упрямо повторил Сидоров.
- Надо было совсем иначе, - сказал Горбовский. Он повернулся и пошел
по коридору.
Сидоров стоял посреди коридора и смотрел, как они уходят втроем:
Бадер и Валькенштейн поддерживают Горбовского под локти. Потом он
посмотрел на свою руку и увидел красные капли на пальцах. Тогда он пошел в
медицинский отсек, придерживаясь за стену, потому что его качало из
стороны в сторону. "Я же хотел, как лучше, - думал он. - Это же было самое
важное - высадиться. И я привез контейнеры с микрофауной. Я знаю, это
очень ценно. И для Горбовского это тоже очень ценно: ведь Горбовскому рано
или поздно самому придется высадиться и провести рейд по Владиславе. И
бактерии убьют его, если я не обезврежу их. Я сделал то, что надо. На
Владиславе, планете голубой звезды, есть жизнь. Конечно, я сделал то, что
надо". Он несколько раз прошептал: "Я сделал то, что надо". Но он
чувствовал, что это не совсем так. Он впервые почувствовал это там, внизу,
когда они стояли возле звездолета по пояс в бурлящей нефти и на горизонте
огромными столбами поднимались гейзеры, а Горбовский спросил его: "Ну, и
что вы намерены предпринять, Михаил Альбертович?", а Валькенштейн что-то
сказал на незнакомом языке и полез обратно в планетолет. Затем он
почувствовал это, когда "Скиф-Алеф", в третий раз оторвавшись от
поверхности страшной планеты, снова плюхнулся в нефтяную грязь, сброшенный
ударом бури. И он чувствовал это теперь.
- Я же хотел как лучше, - невнятно сказал он Диксону, помогавшему ему
улечься на стол.
- Что? - сказал Диксон.
- Я должен был высадиться, - сказал Сидоров.
- Лежите, - сказал Диксон. Он проворчал: - Первобытный энтузиазм...
Сидоров увидел, как с потолка спускается большая белая груша. Груша
повисла совсем близко, у самого лица, перед глазами поплыли темные пятна,
заложило уши, и вдруг тяжелым басом запел Валькенштейн:
И если бы ты не вернулся назад,
Кто бы пошел вперед?
- Кто угодно... - упрямо сказал Сидоров с закрытыми глазами. - Любой
пойдет вперед...
Диксон стоял рядом и смотрел, как тонкая блестящая игла киберхирурга
входит в изуродованную руку. "Как много крови! - подумал Диксон. -
Много-много. Горбовский вовремя вытащил их. Опоздай он на полчаса, и
мальчишка никогда уже больше не оправился бы. Ну, да Горбовский всегда
возвращается вовремя. Так и надо. Десантники должны возвращаться, иначе
они бы не были десантниками".
3. ЛЮДИ, ЛЮДИ...
Вильгельм Эрмлер стоял перед своим огромным письменным столом и
разглядывал блестящие глянцевитые фотографии.
- Здравствуй, Вилли, - сказал охотник.
Эрмлер поднял голову и закричал:
- A! Home is the sailor, home from sea!
- And the hunter home from the hill, - сказал охотник.
<Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря,
И охотник вернулся с холмов.
Стивенсон, "Реквием">
Они обнялись.
- Чем ты меня порадуешь на этот раз? - деловито спросил Вилли. - Ты
ведь с Яйлы?..
- Да, прямо с Серых Болот. - Охотник сел в кресло и достал трубку. -
А ты все толстеешь и лысеешь, Вилли. Сидячая жизнь тебя доконает. В
следующий раз я возьму тебя с собой.
Эрмлер озабоченно взялся за свой толстый живот.
- Да, - сказал он, - ужасно. Нарушение метаболизма и еще что-то...
Так ты привез что-нибудь интересное?
- Нет, Вилли. Одни пустяки. Десяток двухордовых змей, несколько новых
видов многостворчатых моллюсков... А это у тебя что? - Он протянул руку и
взял со стола пачку фотографий.
- Это привез один новичок, Поль Гнедых. Он вообще-то агролог. Знаешь
его?
- Нет. - Охотник разглядывал фотографии. - Недурно. Это, конечно, с
Пандоры.
- Правильно. Пандора. Гигантский ракопаук. Очень крупный экземпляр.
- Да, - сказал охотник, разглядывая ультразвуковой карабин,
прислоненный для масштаба к желтому голому брюху ракопаука. - Неплохой
экземпляр для новичка. Но я-то видел крупнее. Сколько раз он стрелял?
- Он говорит - два раза. И оба раза - в главный нервный узел. Теперь
я не могу разобраться в двигательной системе этого господина.
- Надо было стрелять анестезирующей иглой. Мальчик немножко
растерялся. - Охотник с усмешкой рассматривал фотографию, где возбужденный
новичок горделиво попирал мертвое чудовище. - Ну ладно, а что у тебя дома?
Эрмлер махнул рукой:
- Сплошная матримония. Все выходят замуж. Марта вышла за гидролога.
- Это которая Марта? - спросил охотник. - Внучка?
- Правнучка, Игорь! Правнучка!
- Да, идет время... - Охотник положил на стол стереофотографии и
поднялся. - Ну что ж, я пойду. На свидание пойду. Ты знаешь.
- Опять! - с досадой сказал Эрмлер. - Может быть, хватит?
- Нет, Вилли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66