Германский посол во
Франции был такого же мнения. "Господин Пуанкаре отличается от многих
своих земляков тем, что избегает свойственной французам хвастливой
болтовни, - писал он. - Он сдержан, лаконичен, взвешивает каждое слово. Он
производит впечатление юриста, который знает, чего хочет, и устремляется к
своей цели, руководимый могучей волей". Николай II, однажды встречавшийся
с Пуанкаре, сказал о нем просто: "Мне он очень нравиться. Это спокойный и
мудрый человек невысокого роста".
За несколько недель до прибытия президента в Петербург приехал новый
французский посол, Морис Палеолог. Дипломат старой школы, он прекрасно
владел пером, благодаря чему был впоследствии избран во Французскую
Академию. Едва приехав в Россию, Палеолог начал вести дневник, куда
записывал сведения о людях, событиях, разговоры и собственные впечатления.
Дневник создает удивительно яркую картину императорской России в период
Великой войны.
Первую запись Палеолог сделал 20 июля 1914 года, в день появления
Пуанкаре в русской столице. В ожидании прибытия президента на борту
броненосца "Франция" император пригласил посла позавтракать с ним на яхте
"Штандарт". Николай II в адмиральской форме, - писал М.Палеолог. - Завтрак
немедленно подан. До прибытия "Франции" в нашем распоряжении по крайней
мере час и три четверти. Но император любит засиживаться за завтраком.
Между блюдами делает долгие промежутки, во время которых он беседует, куря
папиросы..." - Палеолог упомянул о возможности войны. - "Император на
минуту задумывается. "Я не могу поверить, чтобы император Вильгельм желал
войны... Если бы вы его знали, как я. Если бы вы знали, сколько
шарлотанства в его позах!" Едва подан кофе, как дают сигналы о прибытии
французской эскадры. Император заставляет меня подняться на мостик.
Зрелище величественное. В дрожащем серебристом свете на бирюзовых и
изумрудных волнах, "Франция" медленно подвигается вперед, оставляя длинную
струю за кормой, затем величественно останавливается. Грозный броненосец,
который привозит главу французского правительства, красноречиво
оправдывает свое название: это действительно Франция идет к России. Я
чувствую, как бьется мое сердце. В продолжении нескольких минут рейд
оглашается громким шумом: выстрелы из пушек эскадры и сухопутных батарей,
ура судовых команд, "Марсильеза" в ответ на русский гимн, восклицания
тысяч зрителей, приплывших из Петербурга на яхтах и лодках и т.д."
В тот вечер царь встретил своего гостя на торжественном обеде. "Я
надолго сохраню в глазах ослепительную лучистость драгоценных камней,
рассыпанных на женских плечах, - писал Палеолог. - Это фантастический
поток алмазов, жемчуга, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов,
поток света и огня. В этой волшебной рамке черная одежда Пуанкаре
производит неважное впечатление. Но широкая голубая лента св.Андрея,
которая пересекает его грудь, увеличивает в глазах русских его престиж...
В течение обеда я наблюдал за Александрой Федоровной, против которой я
сидел... Ее голова, сияющая бриллиантами, ее фигура в декольтированном
платье из белой парчи выглядит довольно красиво. Несмотря на свои сорок
два года, она еще приятна лицом и очертаниями".
Два дня спустя Палеолог присутствует на смотре шестидесяти тысяч
солдат, стоящих лагерем в Красном Селе. "Сверкающее солнце освещает
обширную равнину, писал французский посол. - Цвет петербургского общества
теснится на нескольких трибунах. Светлые туалеты женщин, их белые шляпы,
белые зонтики блистают, как купы азалий. Но вот вскоре показывается
императорский кортеж.
В коляске, запряженной цугом, императрица и справа от нее президент
Республики, напротив нее - две ее старшие дочери. Император скачет верхом
справа от коляски в сопровождении блестящей толпы великих князей и
адъютантов... Войска, без оружия, выстраиваются шеренгой, сколько хватает
глаз... Солнце опускается к горизонту на пурпурном и золотом небе, -
продолжает Палеолог. - По знаку императора, пушечный залп дает сигнал к
вечерней молитве. Музыка исполняет религиозный гимн. Все обнажают головы.
Унтер-офицер читает громким голосом "Отче наш", тысячи и тысячи людей
молятся за императора и за Святую Русь. Безмолвие и сосредоточенность этой
толпы, громадность пространства, поэзия минуты... сообщают обряду
волнующую величественность".
На следующий день Пуанкаре устраивает прощальный обед на борту
"Франция" в честь императора и государыни. "Вид стола... имеет род
наводящей ужас величественности, чему способствуют 305-миллиметровые
пушки, которые вытягивают свои громадные стволы над гостями, - вспоминал
посол. - Небо уже прояснилось, легкий ветерок ласкает волны, на горизонте
встает луна... Я остаюсь один на один с императрицей, которая предлагает
мне сесть в кресло с левой стороны от себя. Бедная государыня кажется
измученной и усталой... Но вдруг она подносит руки к ушам. Затем
застенчиво, со страдающим и умоляющим видом она указывает мне на
музыкантов эскадры, которые совсем близко от нас начинают яростное
аллегро, подкрепляемое медными инструментами и барабаном.
- Не могли бы вы... - шепчет она. Я делаю рукой знак капельмейстеру...
Молодая великая княжна Ольга... наблюдает за нами с беспокойством в
течение нескольких минут. Она быстро встает, скользит к своей матери с
легкой грацией и говорит ей два-три слова совсем тихо. Затем обращаясь ко
мне она продолжает: "Императрица немного устала, но она просит вас,
господин посол, остаться и продолжать с ней разговаривать".
Перед отплытием "Франции" император пригласил Палеолога на царскую
яхту. "Ночь великолепная, - писал посол. - Млечный Путь развертывается,
сверкающий и чистый, в бесконечном эфире. Ни единого дуновения ветра.
"Франция" и сопровождающий ее отряд судов быстро удаляются к западу,
оставляя за собой длинные, пенистые ленты, которые сверкают при луне, как
серебристые ручьи... Адмирал Нилов приходит выслушать указания императора,
который говорит мне: "Эта ночь великолепна. Если бы мы прокатились по
морю..." Император рассказывает мне про беседу... с Пуанкаре. Он мне
сказал: "Несмотря на всю видимость, император Вильгельм слишком осторожен,
чтобы кинуть свою страну в безумную авантюру... А император Франц-Иосиф
хочет умереть спокойно".
В 12.45 ночи 25 мая Палеолог попрощался с императором, и добравшись
до Петербурга, в половине третьего лег в постель. В семь утра его
разбудили и уведомили о том, что накануне, когда посол отправился в
увеселительную поездку на яхте, Австро-Венгрия предъявила Сербии
ультиматум.

И текст, и срок окончания ультиматума были определены заранее. С
одобрения императора Франца-Иосифа правительство Австро-Венгрии давно
решило объявить Сербии войну. Начальник штаба, Конрад фон Гетцендорф
намеревался тотчас объявить мобилизацию и начать военные действия. Однако
канцлер граф Бертольд решил действовать хитрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175