мини раковины для туалета глубина 20 см с тумбой 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Для чего он
прибыл в Тобольск, московский посланец не сообщил. Это был высокий,
плечистый брюнет лет тридцати двух или трех. Несмотря на то, что он был
одет, как простой матрос, чувствовалось, что это человек образованный.
Речь его была грамотной, к государю он обращался "ваше величество", с
Жильяром здоровался по-французски. Руки у него были чистые, с длинными,
тонкими пальцами. Несмотря на располагающую внешность нового комиссара,
узники встревожились. "Все взволнованы и расстроены, - записал Жильяр в
дневнике. - Прибытие комиссара воспринято, как признак какой-то
неизвестной, но реальной опасности".
Сразу по прибытии Яковлев предъявил полковнику Кобылинскому свои
документы. Все они исходили из ВЦИКа и были подписаны его председателем Я.
Свердловым. Первый документ был удостоверением личности Яковлева. В нем
указывалось, что он член ВЦИКа, на которого возложено поручение особой
важности. Второй документ был предписанием на имя Кобылинского, а третий -
на имя отряда. В этих бумагах содержалось требование беспрекословно
подчиняться приказаниям московского комиссара, которому предоставлялось
право расстреливать ослушников на месте.
Кобылинский не стал пререкаться и по просьбе Яковлева провел его в
губернаторский дом. Наследник был в постели: ушиб повлек паралич обеих
ног. Это зрелище расстроило комиссара. Позднее тот привел с собой
армейского врача, осмотревшего ребенка и заключившего, что он серьезно
болен.
Наблюдая за Яковлевым, Пьер Жильяр встревожился. "У нас такое
ощущение, что мы оставлены всеми и оказались во власти этого человека.
Неужели никто и пальцем не пошевелит, чтобы спасти царскую семью? Где же
те, кто остался предан государю? Почему они медлят?" - гласит запись в
дневнике наставника.
Утром 25 апреля специальный уполномоченный, наконец, сообщил
Кобылинскому, какова цель его приезда. Он объяснил, что сначала ему было
поручено ВЦИКом вывезти из Тобольска всю семью. Однако, убедившись, что
цесаревич тяжело болен, он вынужден изменить свои намерения. Проведя через
своего телеграфиста переговоры с Москвой, Яковлев заявил: "Я говорил по
проводу с ВЦИКом. Приказано всю семью оставить, а Государя перевезти".
Московский уполномоченный попросил как можно скорее доложить о нем царю.
"После завтрака, в 2 часа, - показал Соколову Кобылинский, - мы с
Яковлевым вошли в зал. В центре зала стояли государь и императрица.
Остановившись от них на некотором расстоянии, Яковлев поклонился. Он
сказал государю: "Я должен сказать Вам, что я чрезвычайный уполномоченный
из Москвы от центрального исполнительного комитета и мои полномочия
заключаются в том, чтобы увезти отсюда Вас и Вашу семью. Но так как
Алексей Николаевич болен, то я, переговорив с Москвой, получил приказ
выехать с одними Вами". Царь заявляет: "Я никуда не поеду". Яковлев
говорит: "Прошу этого не делать. Я должен выполнить миссию, возложенную на
меня. Если Вы отказываетесь ехать, я должен или воспользоваться силой, или
отказаться от возложенного на меня поручения. Тогда могут прислать вместо
меня другого, менее гуманного человека. Со мной же Вы можете быть
спокойны. За Вашу жизнь я отвечаю своей головой. Если Вы не хотите ехать
один, можете ехать с кем хотите. Завтра в четыре часа мы выезжаем". И,
поклонившись государю, а затем императрице, Яковлев уходит. Следом за ним
пошел и Кобылинский, но государь сделал ему знак остаться. Николай II
спросил у полковника, куда его намерены увезти. Тот не знал, но вспомнил,
что в разговоре Яковлев заметил, что поездка займет четверо-пятеро суток,
следовательно, повезут в Москву. Повернувшись к супруге, государь сказал:
"Ну, это они хотят, чтобы я подписался под Брестским договором. Но я лучше
дам отсечь себе руки, чем сделаю это". Тут, продолжал Кобылинский,
"императрица, сильно волнуясь, заявила: "Я тоже еду. Без меня они опять
его заставят что-нибудь сделать, как уже заставили". Безусловно,
Государыня намекала на акт отречения от Престола".
Новость стала известна всем обитателям дома. Плача, Татьяна
Николаевна постучалась в дверь комнаты П.Жильяра и попросила его придти в
комнату императрицы. Александра Федоровна не находила себе места. Она
сообщила учителю, что государя ночью увозят, и она не знает, как ей быть.
"Комиссар уверяет, что императору не причинят никакого зла и что если
кто-нибудь хочет его сопровождать, это не воспрещается. Я не могу
допустить, чтобы его увезли одного, - заявила государыня. - Они хотят
отделить его от семьи, чтобы попробовать заставить его подписать мир в
Москве под страхом опасности для жизни всех своих в Тобольске. Немцы
требуют этого, зная, что только мир, подписанный Царем, может иметь силу в
России. Вдвоем легче бороться и легче перенести мучения, чем одному. Но
ведь я не могу оставить Алексея. А вдруг случится осложнение. Боже, какая
ужасная пытка... В первый раз в моей жизни я не знаю, что мне делать.
Всегда я чувствовала себя вдохновленной всякий раз, как я должна была
предпринять решение, но теперь я ничего не чувствую... Однако, Господь не
допустит этого отъезда, его не может, не должно быть".
В этот момент в разговор вмешалась Татьяна Николаевна: "Однако, мама,
если папа все-таки должен отправиться, необходимо что-то решить"... Жильяр
поддержал Татьяну Николаевну, сказав, что Алексей Николаевич чувствует
себя лучше, и что он со всеми остальными станет заботиться о наследнике.
"Ее Величество, - вспоминал Жильяр, - мучилась от нерешительности,
она ходила по комнате, продолжала разговаривать, но скорее обращаясь к
самой себе, чем к нам. Наконец она приблизилась ко мне и сказала: "Да, так
будет лучше всего. Я отправляюсь с императором, а вам доверяю Алексея"...
Минуту спустя вошел император. Императрица, направляясь вперед к нему,
говорит: "Это решено, я отправляюсь с тобою, и Мария будет сопровождать
нас". Император отметил: "Хорошо, если ты этого хочешь".
Великие княжны сами решили, что с родителями поедет Мария Николаевна:
Ольга нездорова, Татьяна будет управляться по хозяйству и ухаживать за
Алексеем, Анастасия же слишком молода.
Несмотря на хлопотный день, улучив минуту, генерал-адьютант Татищев
послал графу Бенкендорфу телеграмму: "Врачи потребовали безотлагательного
отъезда на юг, на курорт. Такое требование нас чрезвычайно тревожит.
Считаем поездку нежелательной. Просим дать совет. Положение крайне
трудное".
Московской монархической группе не было ничего известно о целях
поездки Яковлева, и в Тобольск была отправлена телеграмма: "Никаких
данных, которые могли бы уяснить причины подобного требования, к
сожалению, не имеется. Не зная положения больного и обстоятельств,
высказаться определенно крайне трудно, но советуем поездку, по
возможности, отдалить и уступить лишь в крайнем случае только
категорическому предписанию врачей". В ответ из Тобольска пришла
единственная и последняя депеша: "Необходимо подчиниться врачам".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
 https://sdvk.ru/SHtorki_dlya_vann/Steklyannye/ 

 плитка керадим