В то время, как императрица поздравляла себя с успехом, Николай II писал
ей: "Алексеев попросил разрешения продолжать наступление действия... и я
ему разрешил". Удивившись такому повороту событий, императрица уведомила
мужа: "Милый, наш Друг совершенно вне себя от того приказа о приостановке
наступления. Он говорит, что тебе было внушено свыше издать этот приказ,
как и мысль о переходе через Карпаты до наступления зимы, и что Бог
благословил бы это; теперь же, Он говорит, снова будут бесполезные
потери". 24 сентября император ответил: "Только что получил твою
телеграмму, в которой ты сообщаешь, что наш Друг сильно расстроен тем, что
мой план не исполняется. Когда я отдавал это приказание, я не знал, что
Гурко решил стянуть почти все имеющиеся в его распоряжении силы и
подготовить атаку совместно с гвардией и соседними войсками. Эта
комбинация удваивает наши силы в этом месте и подает надежду на
возможность успеха. Вот почему Я дал свое согласие". Он добавил, что с
военной точки зрения это вполне правильно, с чем он вполне согласен. Царь
предупреждал: "Эти подробности только для тебя одной - прошу тебя,
дорогая! Передай Ему только: папа приказал принять разумные меры!"
Однако императрица не на шутку встревожилась: "О, прошу тебя, повтори
свой приказ Брусилову, прекрати эту бесполезную бойню. Зачем повторять
безумство германцев под Верденом? Твой план так мудр, наш Друг его одобрил
- Галич, Карпаты, Дона-Ватра, румыны. Ты должен на этом настоять... Наши
генералы не щадят "жизней" - они равнодушны к потерям, а это грех". 27
сентября, два дня спустя, царь уступил: "Дорогая моя, получив мои
указания, Брусилов тотчас отдал приказ прекратить наступление". После
первой мировой войны генерал В.Гурко, участвовавший в операции, писал:
"Усталость наших войск давала о себе знать... Однако, нет никакого
сомнения в том, что наступление было остановленно преждевременно и по
приказу Ставки". Рассерженный Брусилов прямолинейно заявил: "Наступление
без потерь бывает лишь во время маневров; ни одна операция в настоящее
время не осуществляется, не будучи заранее продуманной. Неприятель несет
такие же большие потери, как и мы... Но, для того, чтобы разгромить или
отразить противника, приходится нести потери, и они могут оказаться
значительными".
К октябрю 1916 года, когда Штюрмер и Протопопов прочно обосновались
на своих постах, императрице удалось выполнить задачу, которую она
поставила себе год назад. Министры, подписавшие коллективное письмо, были
изгнаны, ключевые должности в правительстве занимали два человека,
заискивавшие перед Распутиным. "Штюрмер и Протопопов до конца верят в
чудесную, дарованную Богом мудрость нашего Друга", - радостно написала она
мужу.
На деле же начался развал всей системы управления, а вместе с ней и
всей России. Возник новый правительственный скандал: начальник канцелярии
Штюрмера, И.Ф.Манасевич-Мануйлов [(Вот как характеризовал французский
посол своего информатора И.Ф.Манусевича-Мануйлова: "Я с ним виделся около
1900 года в Париже, где он работал как агент охранного отделения. Он еврей
по происхождению; совести у него ни следа. Он в одно время и шпион, и
сыщик, и пройдоха, и жулик, и шулер, и подделыватель, и развратник. В
январе 1905 г. он вместе с Гапоном был одним из главных инициаторов
рабочей демонстрации, использованной властями для кровавой расправы на
Дворцовой площади. Несколько месяцев спустя он оказался одним из
подготовителей погромов, пронесшихся над еврейскими кварталами Киева,
Александровска и Одессы. Он же, как говорят, брался в 1906 г. за
организацию убийства Гапона, болтовня которого становилась неудобной для
охранного отделения. Сколько, действительно, у этого человека прав на
доверие Штюрмера!")] был арестован за шпионаж банкира. Произошли два
эпизода, бросившие тень на армию, заставив усомниться в ее верности
правительству. В Марселе взбунтовавшиеся солдаты русской бригады,
направлявшиеся из Архангельска в Галицию для участия в боевых действиях,
убили своего командира. Французские войска подавили мятеж, двадцать
русских солдат были расстреляны. Еще более тревожный случай произошло в
Петрограде. Два пехотных полка, вызванных для разгона толпы бастующих
рабочих, открыли огонь по полиции. Мятеж был подавлен лишь после того, как
четыре полка казаков, вооруженных пиками, загнали бунтовщиков в казармы.
На этот раз было расстреляно полторы сотни мятежников.
Но еще большую опасность представлял разлад в экономике. Николай II,
более чутко реагировавший на такого вида вопросы, чем его жена, уже
несколько месяцев назад начал замечать грозные симптомы. "Штюрмер -
прекрасный, честный человек, только, мне кажется, никак не может решиться
делать то, что необходимо. - Самым важным и неотложным является сейчас
вопрос о топливе и металлах - железе и меди для снарядов, потому что, при
недостатке металлов, фабрики не могут вырабатывать достаточного количества
патронов и бомб. То же самое и с железными дорогами. Прямо проклятие эти
дела, от постоянной заботы о них я уже не соображаю, где правда. Но
необходимо действовать очень энергично", - указывал он в письме от 11 июня
1916 года. В августе царь признавался, что нагрузка становится для него
невыносимой. "Когда я перебираю в голове имена тех или других лиц для
назначения и обдумываю, как пойдут дела, мне кажется, что голова у меня
лопнет! Важнейшим для нас вопросом является сейчас продовольствие". В
сентябре, когда Александра Федоровна принялась наседать на государя,
требуя назначения министром Протопопова, царь возмутился: "И с кого
начать? От всех этих перемен голова идет кругом. По-моему, они происходят
слишком часто. Во всяком случае, это не очень хорошо для внутреннего
состояния страны, потому что каждый новый человек вносит также перемены и
в администрацию". 20 сентября император признавался: "Наряду с военными
делами меня больше всего волнует вопрос о продовольствии... Цены все
растут, и народ начинает голодать. Ясно, к чему может привести страну
такое положение дел. Старый Шт. не может преодолеть всех этих трудностей.
Я не вижу иного выхода, как передать дело военному ведомству, но это также
имеет свои неудобства! Самый проклятый вопрос, с которым я когда-либо
сталкивался!"
В начале ноября 1916 года Николай II вместе с цесаревичем поехал в
Киев с тем, чтобы посетить госпитали и навестить императрицу-мать, которая
жила в этом городе. "Я была потрясена, увидев Ники таким бледным,
исхудавшим и измученным, - писала его сестра, великая княгиня Ольга
Александровна, которая находилась в Киеве вместе с матерью. - "Маму
встревожила его необычная молчаливость". П.Жильяру бросилась в глаза это
же обстоятельство: "Никогда он мне не казался таким смущенным. Несмотря на
свое самообладание, он был нервен, раздражителен и два или три раза ему
случалось резко оборвать Алексея Николаевича".
Поскольку государь нес двойное бремя, как монарх и как верховный
главнокомандующий, здоровье и настроение царя стали ухудшаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175