Шесть недель спустя, 8-го сентября, совсем под иным впечатлением,
Николай II записал: "Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у
маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из
пуповины! Пришлось выписать Коровина и хирурга Федорова; около 7 час. они
наложили повязку. Маленький был удивительно спокоен и весел! Как тяжело
переживать такие минуты беспокойства".
На следующий день царь отметил: "Утром опять на повязке была кровь; с
12 час. до вечера ничего не было. Маленький спокойно провел день, почти не
плакал и успокаивал нас своим здоровым видом!"
На третий день кровотечение прекратилось. Однако зародившееся в душе
у царя и царицы тревога продолжала усиливаться. Шли месяцы, Алексей
научился стоять в кроватке, потом ползать и пытался говорить. Когда
ребенок спотыкался и падал, на ручках и ножках у него появлялись маленькие
шишки и ссадины. За несколько часов они увеличивались в размерах,
превращаясь в синеватые опухоли. Кровь под кожным покровом не
свертывалась. Страшная догадка родителей подтвердилась. Ребенок был
поражен гемофилией. Этот страшный факт, не известный посторонним, давил
тяжелым бременем на сердце царя уже тогда, когда тот узнал о Кровавом
воскресенье и разгроме эскадры в Цусимском бою, и когда подписывал
манифест 17 октября. Бремя это давило на государя до конца его жизни.
Именно в этот период лица, часто встречавшиеся с государем, еще не
подозревая причины, начали замечать в его характере все более
усиливающийся фатализм, покорность судьбе. Императора всегда угнетало то
обстоятельство, что он родился в день Иова Многострадального. Чем дальше,
тем больше в государе проявлялись черты отреченности. В беседе со
Столыпиным он заявил: "Поверьте мне, Петр Аркадьевич, у меня более чем
предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я обречен на страшные
испытания; но я не получу моей награды здесь, на земле...".
По иронии судьбы, рождение желанного сына, как выяснилось, нанесло
смертельный удар царю. Завязка страшной драмы возникла уже в те минуты,
когда гремели орудия и развивались флаги, приветствуя рождение цесаревича.
В добавок к проигранным сражениям и потопленным кораблям, революционным
заговорам, стачкам и забастовкам появилось еще одно обстоятельство -
внешне незаметный дефект в организме маленького мальчика, который приведет
впоследствии к крушению императорской России. Трагедия семьи, спрятанный
под покровом тайны недуг этот, о котором не подозревали посторонние, -
хворь, подтачивавшая царскую семью изнутри, изменит историю России и всего
мира.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
10. ЦАРСКОЕ СЕЛО
Обитатели императорского дворца в Царском Селе тщательно скрывали
недуг наследника. "Царское Село было особым миром, - писал Глеб Боткин,
сын лейб-медика, - волшебной страной, куда могли проникнуть лишь
избранные. Оно стало воплощенной легендой. Для преданных монархистов это
был земной рай, обиталище полубогов. Для революционеров - гнездо
"кровожадных тиранов", замышляющих свои "жуткие заговоры против ни в чем
неповинного народа".
Царское Село представляло собой воплощенный символ российского
самодержавия. В двадцати с небольшим верстах к югу от столицы, старанием
русских царей и императриц в течение нескольких веков создавался этот
обособленный мирок - ненастоящий, сказочный, напоминающий искусно
изготовленную механическую игрушку. Вдоль высокой металлической ограды,
окружающей императорский парк, днем и ночью разъезжали бородатые
лейб-казаки в красных черкесках, черных папахах, высоких сапогах, с
шашками на боку. На фоне бархатной зелени лужаек парка площадью восемьсот
акров выделялись памятники архитектуры, обелиски и триумфальные арки.
Рукотворное озеро, по которому можно было плавать на небольших парусных
судах, осушалось и снова наполнялось водой словно ванна. В одном конце
парка возвышалась выкрашенная в розовый цвет Турецкая баня; неподалеку
искусственный холм увенчивала сверкающая позолотой алая китайская беседка.
Среди куп вековых деревьев, толстые ветви которых были стянуты стальными
канатами и железными полосами, пролегали извилистые аллеи. По саду,
усаженному экзотическими растениями, шла дорожка, по которой катались на
пони. Тут и там темнели разросшиеся кусты сирени, посаженные царственными
владелицами. Со временем кусты превратились в густые заросли. После теплых
весенних ливней воздух наполнился их благовонным ароматом.
Своим возникновением Царское Село обязано Екатерине I, чувственной
супруге Петра I, которой захотелось иметь загородный дворец, куда можно
было бы удалиться от каменных громад города, воздвигаемого мужем на
болотистых берегах Невы. Дочь Петра I, Елизавета, унаследовала размах
родителя. Затратив на строительство Зимнего дворца десять миллионов
рублей, она обратила свои взоры к Царскому Селу. Не желая впредь трястись
в карете, императрица желала прокопать канал. Елизавета Петровна так и не
успела довести дело до конца, но выкопанные участки канала пригодились
царскоселам, превратившим их в купальни.
Оба дворца, расположенные на расстоянии полукилометра друг от друга,
были построены во время царствования Елизаветы Петровны и Екатерины II. В
1752 году Елизавета Петровна, повелела знаменитому архитектору Растрелли
воздвигнуть в Царском Селе такой дворец, который затмил бы своим блеском
Версальский. Растрелли построил величественное, в стиле барокко, здание
выкрашенное в белый и голубой цвета, в котором насчитывалось свыше двухсот
комнат, ныне известное нам как Екатерининский дворец. Дворец этот
настолько понравился императрице, что та возвела архитектора в графское
достоинство. Искренне восхищаясь сооружением и льстя императрице,
французский посол заметил, что такому шедевру недостает лишь стеклянного
футляра. В 1792 году Екатерина II поручила другому итальянскому
архитектору, Кваренги, построить для его любимого внука, будущего
императора Александра I, еще один дворец, поменьше. В отличие от вычурного
Екатерининского дворца спроектированный Кваренги Александровский дворец
был скромен. Именно сюда и привез весной 1895 года свою молодую жену
Николай II. Здесь они прожили двадцать два года.
Когда речь идет о дворце, то понятие "скромный" становится
относительным. В Александровском дворце насчитывалось свыше ста комнат. Из
огромных окон Екатерининского дворца царь и императрица видели террасы,
павильоны, статуи, сады и нарядные кареты, запряженные великолепными
лошадьми. Просторные залы, со сверкающим паркетным полом чередовались
кабинетами с покоями отделанными мрамором, красным деревом, сверкающими
позолотой и хрусталем, задрапированные бархатом и шелком. Под свисающими с
потолка огромными люстрами расстилались роскошные ковры, покрывающие
натертые до блеска полы. Окна, через которые заглядывали хмурые сумерки, в
зимнее время закрывали голубовато-серебристые гардины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175