Если мы присоединим эту характерную противокультурную тенденцию к
намеченным выше чертам нигилистического морализма, то мы получим более или
менее исчерпывающую схему традиционного интеллигентского миросозерцания,
самое подходящее обозначение для которого есть народничество. Понятие
"народничества" соединяет все основные признаки описанного духовного склада
-- нигилистический утилитаризм, который отрицает все абсолютные ценности и
единственную нравственную цель усматривает в служении субъективным,
материальным интересам "большинства" (или народа), морализм, требующий от
личности строгого самопожертвования, безусловного подчинения собственных
интересов (хотя бы высших и чистейших) делу общественного служения, и,
наконец, противокультурную тенденцию -- стремление превратить всех людей в
"рабочих", сократить и свести к минимуму высшие потребности во имя всеобщего
равенства и солидарности в осуществлении моральных требований. Народничество
в этом смысле есть не определенное социально-политическое направление, а
широкое духовное течение, соединимое с довольно разнообразными
социально-политическими теориями и программами. Казалось бы, с
народничеством борется марксизм; и действительно, с появлением марксизма
впервые прозвучали чуждые интеллигентскому сознанию мотивы уважения к
культуре, к повышению производительности (материальной, а с ней и духовной),
впервые было отмечено, что моральная проблема не универсальна, а в известном
смысле даже подчинена проблеме культуры, и что аскетическое самоотречение от
высших форм жизни есть всегда зло, а не благо. Но эти мотивы не долго
доминировали в интеллигентской мысли; победоносный и всепожирающий
народнический дух поглотил и ассимилировал марксистскую теорию, и в
настоящее время различие между народниками сознательными и народниками,
исповедующими марксизм, сводится в лучшем случае к различию в политической
программе и социологической теории и совершенно не имеет значения
принципиального культурно-философского разногласия. По своему этическому
существу русский интеллигент приблизительно с 70-х годов и до наших дней
остается упорным и закоренелым народником: его Бог есть народ, его
единственная цель есть счастье большинства, его мораль состоит в служении
этой цели, соединенном с аскетическим самоограничением и ненавистью или
пренебрежением к самоценным духовным запросам. Эту народническую душу
русский интеллигент сохранил в неприкосновенности в течение ряда
десятилетий, несмотря на все разнообразие политические и социальных теорий,
которые он исповедовал; до последних дней народничество было всеобъемлющей и
непоколебимой программой жизни интеллигента, которую он свято оберегал от
искушений и нарушений, в исполнении которой он видел единственный разумный
смысл своей жизни и по чистоте которой он судил других людей.
Но этот общий народнический дух выступает в истории русской
интеллигенции в двух резко различных формах -- в форме непосредственного
альтруистического служения нуждам народа и в форме религии абсолютного
осуществления народного счастья. Это различие есть, так сказать, различие
между "любовью к ближнему" и "любовью к дальнему" в пределах общей
народнической этики. Нужно сказать прямо: ныне почти забытый, довольно
редкий и во всяком случае вытесненный из центра общественного внимания тип
так называемого "культурного работника", т. е. интеллигента, который,
воодушевленный идеальными побуждениями, шел "в народ", чтобы помогать
крестьянину в его текущих насущных нуждах своими знаниями и своей любовью,
-- этот тип есть высший, самый чистый и морально-ценный плод нашего
народничества. Собственно "культурными деятелями" эти люди назывались по
недоразумению; если в программу их деятельности входило, как существенный
пункт, распространение народного образования, то здесь, как и всюду в
народничестве, культура понималась исключительно утилитарно; их вдохновляла
не любовь к чистому знанию, а живая любовь к людям, и народное образование
ценилось лишь как одно из средств (хотя бы и важнейшее) к поднятию народного
благосостояния; облегчение народной нужды во всех ее формах и каждодневных
явлениях было задачей жизни этих бескорыстных, исполненных любовью людей. В
этом движении было много смешного, наивного, одностороннего и даже
теоретически и морально ошибочного. "Культурный работник" разделял все
заблуждения и односторонности, присущие народнику вообще; он часто шел в
народ, чтобы каяться и как бы отмаливать своей деятельностью "грех" своего
прежнего участия в более культурных формах жизни; его общение с народом
носило отчасти характер сознательного слияния с мужицкой стихией,
руководимого верой, что эта стихия есть вообще идеальная форма человеческого
существования; поглощенный своей задачей, он, как монах, с осуждением
смотрел на суетность всех стремлений, направленных на более отдаленные и
широкие цели. Но все это искупалось одним: непосредственным чувством живой
любви к людям. В этом типе народническая мораль выявила и воплотила все, что
в ней было положительного и плодотворного; он как бы вобрал в себя и
действенно развил самый питательный корень народничества -- альтруизм. Такие
люди, вероятно, еще рассеяны поодиночке в России; но общественно-моральное
течение, их создавшее, давно уже иссякло и было частью вытеснено, частью
искажено и поглощено другой разновидностью народничества -- религией
абсолютного осуществления народного счастья. Мы говорим о том воинствующем
народничестве, которое сыграло такую неизмеримо важную роль в общественной
жизни последних десятилетий в форме революционного социализма. Чтобы понять
и оценить эту самую могущественную и, можно сказать, роковую для современной
русской культуры форму народничества, нужно проследить те духовные
соединительные пути, через которые моральный источник интеллигентского
умонастроения вливается в русло социализма и революционизма.
Нигилистический морализм или утилитаризм русской интеллигенции есть не
только этическое учение или моральное настроение, он состоит не в одном лишь
установлении нравственной обязанности служения народному благу,
психологически он сливается также с мечтой или верой, что цель нравственных
усилий -- счастье народа -- может быть осуществлена, и притом в абсолютной и
вечной форме. Эта вера психологически действительно аналогична религиозной
вере и в сознании атеистической интеллигенции заменяет подлинную религию.
Здесь именно и обнаруживается, что интеллигенция, отвергая всякую религию и
метафизику, фактически всецело находится во власти некоторой социальной
метафизики, которая притом еще более противоречит ее философскому нигилизму,
чем исповедуемое ею моральное мировоззрение. Если мир есть хаос и
определяется только слепыми материальными силами, то как возможно надеяться,
что историческое развитие неизбежно приведет к царству разума и устроению
земного рая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62