Но именно в этом-то
центральном пункте ко всему, что касается веры народной, интеллигенция
относилась и относится с полным непониманием и даже презрением.
Поэтому и соприкосновение интеллигенции и народа есть прежде всего
столкновение двух вер, двух религий. И влияние интеллигенции выражается
прежде всего тем, что она, разрушая народную религию, разлагает и народную
душу, сдвигает ее с ее незыблемых доселе вековых оснований. Но что же дает
она взамен? Как сама она понимает задачи народного просвещения? Она понимает
их просветительски, т. е. прежде всего как развитие ума и обогащение
знаниями. Впрочем, за недостатком времени, возможности и, что еще важнее,
образованности у самих просветителей эта задача заменяется догматическим
изложением учений, господствующих в данное время в данной партии (все это,
конечно, под маркой самой строгой научности), или же сообщением разрозненных
знаний из разных областей. При этом сказывается сильнейшим образом и вся
наша общая некультурность, недостаток школ, учебных пособий и, прежде всего,
отсутствие простой грамотности. Во всяком случае, задача просвещения в
интеллигентском смысле ставится впереди первоначального обучения, т. е.
сообщения элементарных знаний или просто грамотности. Для интеллигентских
просветителей задачи эти связываются неразрывно с политическими и партийными
задачами, для которых поверхностное просвещение есть только необходимое
средство.
Все мы уже видели, как содрогнулась народная душа после прививки ей в
значительной дозе просвещения в указанном смысле, как прискорбна была ее
реакция на эту духовную опустошенность в виде роста преступности сначала под
идейным предлогом, а потом и без этого предлога[xxii] . Ошибочно
думает интеллигенция, чтобы русское просвещение и русская культура могли
быть построены на атеизме как духовном основании, с полным пренебрежением
религиозной культуры личности и с заменой всего этого простым сообщением
знаний. Человеческая личность не есть только интеллект, но прежде всего,
воля, характер, и пренебрежение этим жестоко мстит за себя. Разрушение в
народе вековых религиозно-нравственных устоев освобождает в нем темные
стихии, которых так много в русской истории, глубоко отравленной злой
татарщиной и инстинктами кочевников-завоевателей. В исторической душе
русского народа всегда боролись, заветы обители преп. Сергия и Запорожской
сечи или вольницы, наполнявшей полки самозванцев, Разина и
Пугачева[xxiii] . И эти грозные, неорганизованные, стихийные силы
в своем разрушительном нигилизме только по видимому приближаются к
революционной интеллигенции, хотя они и принимаются ею за революционизм в
собственном ее духе; на самом деле они очень старого происхождения,
значительно старше самой интеллигенции. Они с трудом преодолевались русской
государственностью, полагавшей им внешние границы, сковывавшею их, но они не
были ею вполне побеждены. Интеллигентское просветительство одной стороной
своего влияния пробуждает эти дремавшие инстинкты и возвращает Россию к
хаотическому состоянию, ее обессиливающему и с такими трудностями и жертвами
преодолевавшемуся ею в истории. Таковы уроки последних лет, мораль революции
в народе.
Отсюда понятны основные причины глубокой духовной распри, раздирающей
Россию в новейшее время, раскол ее как бы на две несоединимые половины, на
правый и левый блок, на черносотенство и красносотенство. Разделение на
партии, основанное на различиях политических мнений, социальных положений,
имущественных интересов, есть обычное и общераспространенное явление в.
странах с народным представительством и, в известном смысле, есть неизбежное
зло, но это разделение нигде не проникает так глубоко, не нарушает в такой
степени духовного и культурного единства нации, как в России. Даже
социалистические партии Западной Европы, наиболее выделяющие себя из общего
состава "буржуазного" общества, фактически остаются его органическими
членами, не разрушают цельности культуры. Наше же различение правых и левых
отличается тем, что оно имеет предметом своим не только разницу политических
идеалов, но и, в подавляющем большинстве, разницу мировоззрений или вер.
Если искать более точного исторического уподобления в истории Западной
Европы, то оно гораздо больше походит на разделение католиков и протестантов
с последовавшими отсюда религиозными войнами в эпоху Реформации, нежели на
теперешние политические партии. Достаточно разложить на основные духовные
элементы этот правый и левый блок, чтобы это увидеть. Русскому просвещению,
служить которому призвана русская интеллигенция, приходилось бороться с
вековой татарщиной, глубоко въевшейся в разные стороны нашей жизни, с
произволом бюрократического абсолютизма и государственной его
непригодностью, ранее с крепостным правом, с институтом телесных наказаний,
в настоящее время с институтом смертной казни, с грубостью нравов, вообще
бороться за лучшие условия жизни. К этому сводится идеальное содержание так
называемого освободительного движения, трудность и тяжесть которого приняла
на свои плечи интеллигенция и в этой борьбе стяжала себе многочисленные
мученические венцы. Но, к несчастью для русской жизни, эту борьбу она
связала неразрывно с[о] своим отрицательным мировоззрением. Поэтому для,
тех, кому дорого было сокровище народной веры и кто чувствовал себя
призванным его охранять -- прежде всего для людей церкви, -- создалась
необходимость борьбы с интеллигентскими влияниями на народ ради защиты его
веры. К борьбе политических и культурных идеалов примешалась религиозная
распря, всю серьезность которой, вместе со всем ее угрожающим значением для
будущего России, до сих пор еще не умеет в достаточной степени понять наша
интеллигенция. В поголовном почти уходе интеллигенции из церкви и в той
культурной изолированности, в которой благодаря этому оказалась эта
последняя, заключалось дальнейшее ухудшение исторического положения. Само
собою разумеется, что для того, кто верит в мистическую жизнь церкви, не
имеет решающего значения та или иная ее эмпирическая оболочка в данный
исторический момент; какова бы она ни была, она не может и не должна
порождать сомнений в конечном торжестве и для всех явном просветлении
церкви. Но, рассуждая в порядке эмпирическом и рассматривая русскую
поместную церковь как фактор исторического развития, мы не можем считать
маловажным тот факт, что русский образованный класс почти поголовно
определился атеистически. Такое кровопускание, конечно, не могло не
отразиться на культурном и умственном уровне оставшихся церковных деятелей.
Среди интеллигенции обычно злорадство по поводу многочисленных язв церковной
жизни, которых мы нисколько не хотим ни уменьшать, ни отрицать (причем,
однако, все положительные стороны церковной жизни остаются для интеллигенции
непонятны или неизвестны).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
центральном пункте ко всему, что касается веры народной, интеллигенция
относилась и относится с полным непониманием и даже презрением.
Поэтому и соприкосновение интеллигенции и народа есть прежде всего
столкновение двух вер, двух религий. И влияние интеллигенции выражается
прежде всего тем, что она, разрушая народную религию, разлагает и народную
душу, сдвигает ее с ее незыблемых доселе вековых оснований. Но что же дает
она взамен? Как сама она понимает задачи народного просвещения? Она понимает
их просветительски, т. е. прежде всего как развитие ума и обогащение
знаниями. Впрочем, за недостатком времени, возможности и, что еще важнее,
образованности у самих просветителей эта задача заменяется догматическим
изложением учений, господствующих в данное время в данной партии (все это,
конечно, под маркой самой строгой научности), или же сообщением разрозненных
знаний из разных областей. При этом сказывается сильнейшим образом и вся
наша общая некультурность, недостаток школ, учебных пособий и, прежде всего,
отсутствие простой грамотности. Во всяком случае, задача просвещения в
интеллигентском смысле ставится впереди первоначального обучения, т. е.
сообщения элементарных знаний или просто грамотности. Для интеллигентских
просветителей задачи эти связываются неразрывно с политическими и партийными
задачами, для которых поверхностное просвещение есть только необходимое
средство.
Все мы уже видели, как содрогнулась народная душа после прививки ей в
значительной дозе просвещения в указанном смысле, как прискорбна была ее
реакция на эту духовную опустошенность в виде роста преступности сначала под
идейным предлогом, а потом и без этого предлога[xxii] . Ошибочно
думает интеллигенция, чтобы русское просвещение и русская культура могли
быть построены на атеизме как духовном основании, с полным пренебрежением
религиозной культуры личности и с заменой всего этого простым сообщением
знаний. Человеческая личность не есть только интеллект, но прежде всего,
воля, характер, и пренебрежение этим жестоко мстит за себя. Разрушение в
народе вековых религиозно-нравственных устоев освобождает в нем темные
стихии, которых так много в русской истории, глубоко отравленной злой
татарщиной и инстинктами кочевников-завоевателей. В исторической душе
русского народа всегда боролись, заветы обители преп. Сергия и Запорожской
сечи или вольницы, наполнявшей полки самозванцев, Разина и
Пугачева[xxiii] . И эти грозные, неорганизованные, стихийные силы
в своем разрушительном нигилизме только по видимому приближаются к
революционной интеллигенции, хотя они и принимаются ею за революционизм в
собственном ее духе; на самом деле они очень старого происхождения,
значительно старше самой интеллигенции. Они с трудом преодолевались русской
государственностью, полагавшей им внешние границы, сковывавшею их, но они не
были ею вполне побеждены. Интеллигентское просветительство одной стороной
своего влияния пробуждает эти дремавшие инстинкты и возвращает Россию к
хаотическому состоянию, ее обессиливающему и с такими трудностями и жертвами
преодолевавшемуся ею в истории. Таковы уроки последних лет, мораль революции
в народе.
Отсюда понятны основные причины глубокой духовной распри, раздирающей
Россию в новейшее время, раскол ее как бы на две несоединимые половины, на
правый и левый блок, на черносотенство и красносотенство. Разделение на
партии, основанное на различиях политических мнений, социальных положений,
имущественных интересов, есть обычное и общераспространенное явление в.
странах с народным представительством и, в известном смысле, есть неизбежное
зло, но это разделение нигде не проникает так глубоко, не нарушает в такой
степени духовного и культурного единства нации, как в России. Даже
социалистические партии Западной Европы, наиболее выделяющие себя из общего
состава "буржуазного" общества, фактически остаются его органическими
членами, не разрушают цельности культуры. Наше же различение правых и левых
отличается тем, что оно имеет предметом своим не только разницу политических
идеалов, но и, в подавляющем большинстве, разницу мировоззрений или вер.
Если искать более точного исторического уподобления в истории Западной
Европы, то оно гораздо больше походит на разделение католиков и протестантов
с последовавшими отсюда религиозными войнами в эпоху Реформации, нежели на
теперешние политические партии. Достаточно разложить на основные духовные
элементы этот правый и левый блок, чтобы это увидеть. Русскому просвещению,
служить которому призвана русская интеллигенция, приходилось бороться с
вековой татарщиной, глубоко въевшейся в разные стороны нашей жизни, с
произволом бюрократического абсолютизма и государственной его
непригодностью, ранее с крепостным правом, с институтом телесных наказаний,
в настоящее время с институтом смертной казни, с грубостью нравов, вообще
бороться за лучшие условия жизни. К этому сводится идеальное содержание так
называемого освободительного движения, трудность и тяжесть которого приняла
на свои плечи интеллигенция и в этой борьбе стяжала себе многочисленные
мученические венцы. Но, к несчастью для русской жизни, эту борьбу она
связала неразрывно с[о] своим отрицательным мировоззрением. Поэтому для,
тех, кому дорого было сокровище народной веры и кто чувствовал себя
призванным его охранять -- прежде всего для людей церкви, -- создалась
необходимость борьбы с интеллигентскими влияниями на народ ради защиты его
веры. К борьбе политических и культурных идеалов примешалась религиозная
распря, всю серьезность которой, вместе со всем ее угрожающим значением для
будущего России, до сих пор еще не умеет в достаточной степени понять наша
интеллигенция. В поголовном почти уходе интеллигенции из церкви и в той
культурной изолированности, в которой благодаря этому оказалась эта
последняя, заключалось дальнейшее ухудшение исторического положения. Само
собою разумеется, что для того, кто верит в мистическую жизнь церкви, не
имеет решающего значения та или иная ее эмпирическая оболочка в данный
исторический момент; какова бы она ни была, она не может и не должна
порождать сомнений в конечном торжестве и для всех явном просветлении
церкви. Но, рассуждая в порядке эмпирическом и рассматривая русскую
поместную церковь как фактор исторического развития, мы не можем считать
маловажным тот факт, что русский образованный класс почти поголовно
определился атеистически. Такое кровопускание, конечно, не могло не
отразиться на культурном и умственном уровне оставшихся церковных деятелей.
Среди интеллигенции обычно злорадство по поводу многочисленных язв церковной
жизни, которых мы нисколько не хотим ни уменьшать, ни отрицать (причем,
однако, все положительные стороны церковной жизни остаются для интеллигенции
непонятны или неизвестны).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62