И так мы лежали там, замерзшие, покрытые грязью, потом и семенем, совершенно измученные, спина моя болела. Но как мы смеялись потом! Как смеялись! А я смотрела на себя с восхищением: вот она я в чем мать родила, с отпечатками веток и листьев на всем теле, ночное чудо, хорошенькая пай-девочка, раздвинувшая ноги на влажной пряной земле перед двумя мужиками, пьяная от счастья и собственной отваги.
Эммануэль не прерывала Ариану. Она слушала, лежа на животе, опираясь на локти, похожая на сфинкса, готового заниматься любовью.
— Ну, после этого Жильбер и я вполне созрели для брака. Я не стала ему ничего рассказывать и его друзья, разумеется тоже. Зачем? Быть его женой — как я хотела этого — оказалось праздником! Сначала мы вели себя как все молодожены: не могли оторвать глаз друг от друга, и дни и ночи наши сердца бились рядом. Но потом мы вспомнили об оставшейся части человечества и вскоре убедились, что среди них, друзей и посторонних, много тех, кто заслуживает нашей любви. И поиски их — это и есть история нашего брака. Мы хорошо помним слова Создателя нашего: «Человек не может быть один». Мы это хорошо понимаем. Вот и весь наш секрет, наша маленькая сладкая тайна. И всем этим я обязана своему мужу. Он научил меня.., дружбе.
Эммануэль поражалась спокойному — будто только что удовлетворено желание — лицу Арианы.
— И я уяснила себе, что друзья, которые не испытывают к нам никакого желания — не настоящие друзья. А тем, кто томится по нашему телу, мучается страстью, но не дает себе воли, предстоит еще долгий путь, прежде чем они станут достойными нашей дружбы.
— И как же нам поступать с ними тогда?
— Так же, как поступаю я, когда отдаюсь им. Чего я хочу для друзей? Причинять им страдания? Искать их лишь для того, чтобы лишить их моих ценностей? Ведь это они сделали эту землю приемлемой для меня: значит, они имеют право на все, что у меня есть. А у меня нет ничего лучшего, чем мое тело.
И Ариана так закончила свою исповедь:
— Жильбер был моим первым и самым лучшим другом. Лучшим даже после всех, кого я знала потом. И когда я вижу его нагим в моих объятиях, это решает проблему, вызванную двойственностью моего прежнего воспитания, ибо голого любовника не отличишь от голого друга. Скажи-ка мне, Эммануэль, повернешься ли ты ко мне спиной сегодня ночью, если я признаюсь тебе, что ты для меня одна и та же женщина, зову ли я тебя своей любовью или своим другом?
ВОЗРАСТ МУДРОСТИ
— А мы уже все решили, что вы пропали, — говорит Анна-Мария, выходя из машины и вытаскивая мольберт и ящик с красками.
— Может быть, — отвечает вялым голосом Эммануэль.
— Куда идти?
Эммануэль взмахивает рукой:
— Вот сюда, на террасу.
На этом месте, вспоминает она, передо мной открылись прелести Мари-Анж. Но Анна-Мария не ведает об этом.
Мимоходом Эммануэль берет шоколад и кока-колу, распоряжается, чтобы Эа приготовила свежий лимонный сок.
— С тех пор, как я стала к вам присматриваться, — сказала Анна-Мария, взяв Эммануэль за плечи и усаживая ее посреди раскиданных подушек, — я знаю, что вы не можете обойтись без различных эскапад.
Эммануэль упрямо покачала головой.
— Смотрите на меня, — гостья твердыми пальцами взяла Эммануэль за подбородок и подняла ее лицо. Потом она пристально посмотрела в глаза своей модели. Эммануэль услышала биение собственного сердца. Анна-Мария села, скрестив ноги, прямо на мозаичный пол террасы напротив дивана, на который она усадила Эммануэль. Появился мольберт с небольшим куском холста.
— Вы хотите, чтобы я уместилась на таком кусочке? — спросила модель.
Художница улыбнулась, когда Эммануэль закончила свой вопрос.
— Может быть, лучше, чтобы я разделась?
— Это мне не важно. Я стараюсь поймать ваши глаза. Эммануэль недовольно протянула:
— Но я не люблю позировать.
— А вы и не позируйте. Начните просто рассказывать мне о тех ужасных вещах, которые вы испытали у Арианы.
— Вас это интересует?
— А почему бы и нет? Это, может быть, поможет мне лучше понять вас.
— Чтобы «поймать глаза»?
— Да кто знает…
Во вздохе Эммануэль слышалось все, что угодно, но только не смирение. Она мучительно раздумывала, что ей сказать, чтобы вывести Анну-Марию из равновесия. Ага!
— Это самое худшее время моей жизни. Я так хорошо могу изобразить… — Анна-Мария смотрела на Эммануэль, как бы спрашивая, что же в происшедшем такого плохого. И Эммануэль объяснила, не дожидаясь прямого вопроса:
— Представьте себе, позавчера я выяснила, что после всего этого не забеременела. Целых четыре дня мне казалось, что мне надо готовиться стать матерью. Но, наверное, это была перемена климата или еще что-нибудь.
Она, казалось, забыла обо всем, погрузившись в какие-то сложные вычисления, загибала пальцы, что-то шептала про себя. Анна-Мария явно решила не следовать за нею по дороге, вымощенной дурными намерениями. Не говоря ни слова, она занялась работой: провела на холсте несколько линий черной и серой краской, образовавших какой-то странный пейзаж. Эммануэль, разочарованная тем, что предмет ее рассуждений не вызвал никакого интереса, потянулась к холсту.
— Можно взглянуть?
— Нет, там еще ничего нет! И, если можно, давайте не говорить о том, что я делаю, пока я все не закончу.
— А когда вы думаете закончить?
— Но ведь спешки никакой нет. Вы же сами сказали, что вы мечтали об этом, об этих четырех-пяти днях.
— Есть множество хороших вещей, которыми можно заняться в это время, должна я вам сказать.
О, Анна-Мария не сомневалась, что это за хорошие вещи, — конечно же, разнообразные формы любви! Но она решила не углубляться в детали.
— И Несмотря на все, — сказала она, — вы вернулись к мужу. Ариане, наверное, это не очень-то понравилось? Эммануэль раздраженно пожала плечами:
— Вы ничего не понимаете. Я очень хотела найти Жана, но как-то прозевала его.
— Так вам хотелось пригласить его на чашку чая с вашими новыми товарищами по играм?
— Я именно так и поступила.
— И как же он реагировал на это?
— С очень большим чувством юмора. Мы потом сидели все вместе, объедались пирожными и хохотали вовсю.
— И это все?
— А потом мы с Жаном улетели, как два влюбленных голубка.
— Бедная Ариана!
— Почему? Я увижу ее еще не раз.
— А граф де Сайн?
— Он будет иметь меня в любое время, когда захочет. На этот раз молчание Анны-Марии было почти угрожающим. Потом она спросила:
— И Жан вам так ничего и не сказал по поводу ваших приключений?
— Он был рад, что мне было хорошо. Вот именно это он и сказал.
— А вы? Как вы могли развлекаться, зная, что он одинок?
— Он не был одинок, я думала о нем постоянно. С ним были мои мысли о нем. Лицо Эммануэль вспыхнуло:
— И потом, не надо преувеличивать. Не на такое уж долгое время я «предала» его. Он провел без меня всего две ночи.
— А что бы вы сказали, если бы он их провел с какой-нибудь вашей приятельницей?
Эммануэль посмотрела на нее широко раскрытыми глазами — что за дурацкий вопрос!
— Но это было бы прекрасно! Ничего лучшего и представить нельзя! Если бы я только лучше знала Мерви…
— Мерви?!
— А что такого? Разве она не прелестна?
— Прелестна?.. Не знаю. Но Жан и.., она!
— Почему вы так удивляетесь? Разве они не могли бы поладить?
— Эммануэль, милая, вы в самом деле немножечко ненормальны или, возможно, более невинны, чем я могу себе представить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Эммануэль не прерывала Ариану. Она слушала, лежа на животе, опираясь на локти, похожая на сфинкса, готового заниматься любовью.
— Ну, после этого Жильбер и я вполне созрели для брака. Я не стала ему ничего рассказывать и его друзья, разумеется тоже. Зачем? Быть его женой — как я хотела этого — оказалось праздником! Сначала мы вели себя как все молодожены: не могли оторвать глаз друг от друга, и дни и ночи наши сердца бились рядом. Но потом мы вспомнили об оставшейся части человечества и вскоре убедились, что среди них, друзей и посторонних, много тех, кто заслуживает нашей любви. И поиски их — это и есть история нашего брака. Мы хорошо помним слова Создателя нашего: «Человек не может быть один». Мы это хорошо понимаем. Вот и весь наш секрет, наша маленькая сладкая тайна. И всем этим я обязана своему мужу. Он научил меня.., дружбе.
Эммануэль поражалась спокойному — будто только что удовлетворено желание — лицу Арианы.
— И я уяснила себе, что друзья, которые не испытывают к нам никакого желания — не настоящие друзья. А тем, кто томится по нашему телу, мучается страстью, но не дает себе воли, предстоит еще долгий путь, прежде чем они станут достойными нашей дружбы.
— И как же нам поступать с ними тогда?
— Так же, как поступаю я, когда отдаюсь им. Чего я хочу для друзей? Причинять им страдания? Искать их лишь для того, чтобы лишить их моих ценностей? Ведь это они сделали эту землю приемлемой для меня: значит, они имеют право на все, что у меня есть. А у меня нет ничего лучшего, чем мое тело.
И Ариана так закончила свою исповедь:
— Жильбер был моим первым и самым лучшим другом. Лучшим даже после всех, кого я знала потом. И когда я вижу его нагим в моих объятиях, это решает проблему, вызванную двойственностью моего прежнего воспитания, ибо голого любовника не отличишь от голого друга. Скажи-ка мне, Эммануэль, повернешься ли ты ко мне спиной сегодня ночью, если я признаюсь тебе, что ты для меня одна и та же женщина, зову ли я тебя своей любовью или своим другом?
ВОЗРАСТ МУДРОСТИ
— А мы уже все решили, что вы пропали, — говорит Анна-Мария, выходя из машины и вытаскивая мольберт и ящик с красками.
— Может быть, — отвечает вялым голосом Эммануэль.
— Куда идти?
Эммануэль взмахивает рукой:
— Вот сюда, на террасу.
На этом месте, вспоминает она, передо мной открылись прелести Мари-Анж. Но Анна-Мария не ведает об этом.
Мимоходом Эммануэль берет шоколад и кока-колу, распоряжается, чтобы Эа приготовила свежий лимонный сок.
— С тех пор, как я стала к вам присматриваться, — сказала Анна-Мария, взяв Эммануэль за плечи и усаживая ее посреди раскиданных подушек, — я знаю, что вы не можете обойтись без различных эскапад.
Эммануэль упрямо покачала головой.
— Смотрите на меня, — гостья твердыми пальцами взяла Эммануэль за подбородок и подняла ее лицо. Потом она пристально посмотрела в глаза своей модели. Эммануэль услышала биение собственного сердца. Анна-Мария села, скрестив ноги, прямо на мозаичный пол террасы напротив дивана, на который она усадила Эммануэль. Появился мольберт с небольшим куском холста.
— Вы хотите, чтобы я уместилась на таком кусочке? — спросила модель.
Художница улыбнулась, когда Эммануэль закончила свой вопрос.
— Может быть, лучше, чтобы я разделась?
— Это мне не важно. Я стараюсь поймать ваши глаза. Эммануэль недовольно протянула:
— Но я не люблю позировать.
— А вы и не позируйте. Начните просто рассказывать мне о тех ужасных вещах, которые вы испытали у Арианы.
— Вас это интересует?
— А почему бы и нет? Это, может быть, поможет мне лучше понять вас.
— Чтобы «поймать глаза»?
— Да кто знает…
Во вздохе Эммануэль слышалось все, что угодно, но только не смирение. Она мучительно раздумывала, что ей сказать, чтобы вывести Анну-Марию из равновесия. Ага!
— Это самое худшее время моей жизни. Я так хорошо могу изобразить… — Анна-Мария смотрела на Эммануэль, как бы спрашивая, что же в происшедшем такого плохого. И Эммануэль объяснила, не дожидаясь прямого вопроса:
— Представьте себе, позавчера я выяснила, что после всего этого не забеременела. Целых четыре дня мне казалось, что мне надо готовиться стать матерью. Но, наверное, это была перемена климата или еще что-нибудь.
Она, казалось, забыла обо всем, погрузившись в какие-то сложные вычисления, загибала пальцы, что-то шептала про себя. Анна-Мария явно решила не следовать за нею по дороге, вымощенной дурными намерениями. Не говоря ни слова, она занялась работой: провела на холсте несколько линий черной и серой краской, образовавших какой-то странный пейзаж. Эммануэль, разочарованная тем, что предмет ее рассуждений не вызвал никакого интереса, потянулась к холсту.
— Можно взглянуть?
— Нет, там еще ничего нет! И, если можно, давайте не говорить о том, что я делаю, пока я все не закончу.
— А когда вы думаете закончить?
— Но ведь спешки никакой нет. Вы же сами сказали, что вы мечтали об этом, об этих четырех-пяти днях.
— Есть множество хороших вещей, которыми можно заняться в это время, должна я вам сказать.
О, Анна-Мария не сомневалась, что это за хорошие вещи, — конечно же, разнообразные формы любви! Но она решила не углубляться в детали.
— И Несмотря на все, — сказала она, — вы вернулись к мужу. Ариане, наверное, это не очень-то понравилось? Эммануэль раздраженно пожала плечами:
— Вы ничего не понимаете. Я очень хотела найти Жана, но как-то прозевала его.
— Так вам хотелось пригласить его на чашку чая с вашими новыми товарищами по играм?
— Я именно так и поступила.
— И как же он реагировал на это?
— С очень большим чувством юмора. Мы потом сидели все вместе, объедались пирожными и хохотали вовсю.
— И это все?
— А потом мы с Жаном улетели, как два влюбленных голубка.
— Бедная Ариана!
— Почему? Я увижу ее еще не раз.
— А граф де Сайн?
— Он будет иметь меня в любое время, когда захочет. На этот раз молчание Анны-Марии было почти угрожающим. Потом она спросила:
— И Жан вам так ничего и не сказал по поводу ваших приключений?
— Он был рад, что мне было хорошо. Вот именно это он и сказал.
— А вы? Как вы могли развлекаться, зная, что он одинок?
— Он не был одинок, я думала о нем постоянно. С ним были мои мысли о нем. Лицо Эммануэль вспыхнуло:
— И потом, не надо преувеличивать. Не на такое уж долгое время я «предала» его. Он провел без меня всего две ночи.
— А что бы вы сказали, если бы он их провел с какой-нибудь вашей приятельницей?
Эммануэль посмотрела на нее широко раскрытыми глазами — что за дурацкий вопрос!
— Но это было бы прекрасно! Ничего лучшего и представить нельзя! Если бы я только лучше знала Мерви…
— Мерви?!
— А что такого? Разве она не прелестна?
— Прелестна?.. Не знаю. Но Жан и.., она!
— Почему вы так удивляетесь? Разве они не могли бы поладить?
— Эммануэль, милая, вы в самом деле немножечко ненормальны или, возможно, более невинны, чем я могу себе представить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82