— тон его стал необычайно едким.
Эммануэль была в замешательстве: что ответить на это? Марио не приходил ей на помощь. Молчание становилось тягостным, когда вдруг последовал неожиданный вопрос:
— Зачем вы вышли замуж? г И снова она не знала, что ответить. Ей казалось, что ее схватили за плечи и закрутили вокруг себя, как при игре в жмурки. С завязанными глазами, с беспомощно растопыренными руками, она не может решиться на один-единственный шаг — таким враждебным кажется ей невидимое пространство. Ей не хотелось признаваться Марио, что замуж она вышла из-за любви к Жану или из любви заниматься с ним любовью. К счастью, ей в голову пришла мысль, которая должна была помочь ей остаться на высоте положения.
— Я лесбиянка, — выпалила она. Марио пристально посмотрел на нее.
— Очень хорошо, — одобрил он, но тут же с подозрением в голосе спросил:
— Вы постоянно были лесбиянкой или только занимались этим в детстве?
— Я лесбиянка всю жизнь, — ответила Эммануэль с вызовом.
И тут же волна тоски и тревоги окатила ее. Правда ли это? Разве когда-нибудь еще сможет она прижать к себе женское тело? Ведь Би потеряна навсегда, а с нею потеряно все…
— Вашему мужу известно о ваших вкусах?
— Естественно. Впрочем, их знают все, это не секрет. Я горжусь тем, что люблю молодых девушек, а они любят меня.
Она трубила сигнал вызова, не думая, повредит он ее репутации или нет.
Марио поднялся, зашагал по комнате. Казалось, он был в восторге. Потом он подошел к дивану, очутился на коленях, обнял ноги Эммануэль.
— Женщины все прекрасны, — забормотал он, — Только женщины умеют любить. «Останься с нами, Билитис, останься. И если у тебя страстная душа, ты увидишь, как в зеркале, свою красоту в телах твоих подруг».
Эммануэль с меланхолической иронией подумала, что ей не повезло: было бы слишком, чтобы в нее влюбились сразу и женщина, которая не вполне лесбиянка, и мужчина, который гомосексуалист чересчур.
Марио, однако вернулся к своему обычному спокойствию, и допрос возобновился.
— У вас много любовниц?
— О да!
Она решила, что воспоминание о Би не должно стеснять ее в этот вечер, и поспешила добавить:
— Я люблю их часто менять.
— И вы всегда, когда захотите, находите новых?
— Это нетрудно. Стоит им только предложить.
— И не бывает никого, кто бы отказался?
— Конечно, есть девицы, которых не совратить. Но тем хуже для них!
— Абсолютно верно, — согласился Марио. — А вы? Вам нравится быть покоренной и совращенной?
— Да, я люблю быть пассивной.
И, улыбнувшись своему признанию, пояснила:
— Но при условии, что мои совратительницы красивы. Я боюсь всякой некрасивой женщины.
— Совершенно правильное мышление, — снова одобрительно произнес Марио. И вернулся к своей, судя по всему, излюбленной теме:
— Вы сказали, что ваш муж в курсе ваших приключений. Но он их одобряет?
— Он даже их поощряет. Никогда у меня не было столько связей, как с тех пор, как я вышла замуж.
— А он не боится, что ласки ваших подруг отвратят вас от него?
— Глупости! Любовь женщин совсем не то, что любовь мужчины. Одно другого не заменяет. Нужно, чтобы было и то, и это. Быть только лесбиянкой — значит слишком от многого отказаться.
Такая категоричность неожиданно насторожила Марио:
— Предполагаю, что ваш муж тоже пользуется прелестями ваших любовниц… Эммануэль шаловливо улыбнулась…
— Особенно тех, которые мечтают об этом, — откликнулась она.
— А вы не ревнуете?
— Это было бы смешно.
— Вы правы, — сказал Марио. — Радость надо делить с близкими.
Он прикрыл веки, словно вызывая заманчивые образы. И Эммануэль тоже постаралась представить себе обнаженные тела своих подруг, такие голые, такие горячие наощупь, такие красивые! И новый вопрос Марио донесся до нее из прекрасного далека:
— А он?
— Он? — Эммануэль широко раскрыла глаза.
— Ну да, ваш муж. Он много мужчин для вас добывает?
— Что вы, — протянула удивленная до глубины души Эммануэль. — Конечно, нет!
— В таком случае, — холодно заключил Марио, — я не могу понять, в чем же для вас обоих заключается преимущество супружеской жизни.
Он отхлебнул шампанского, смакуя его, и снова спросил, на этот раз насмешливым, пренебрежительным тоном:
— Вы что, запрещаете ему любить других? Эммануэль поспешила ответить отрицательно. В глубине души она не была уверена, что этот ответ ее украшает.
— А вы говорили ему, что он может это делать?
— Не совсем так, конечно, — прерывающимся голосом выдавила из себя Эммануэль. — Но он никогда не спрашивал, делаю ли я это. Я совершенно свободна.
Марио с сожалением покачал головой.
— Вот за это вы должны его упрекнуть. Это не та свобода, которой требует эротизм.
Прежде чем Эммануэль смогла возразить, последовал новый вопрос.
— Когда вы написали мужу из Парижа, вы сообщали ему хронику своих побед?
Эммануэль была буквально сражена сознанием собственной банальности и попыталась все же избежать прямого ответа.
— Я говорила ему о своих возлюбленных. Жест Марио означал: это все же лучше, чем ничего. Снова наступило молчание. Эммануэль взглянула на Квентина. Тот улыбался с замечательным постоянством. Она спрашивала себя, понимает ли он что-нибудь в этом разговоре или улыбка его — улыбка вежливости, желание показать, что ему не так уж смертельно скучно.
— Только, ради Бога, не примите Жана за ревнивца, — возбужденно заговорила Эммануэль, спеша рассеять дурное впечатление, какое, казалось, произвела на Марио ее уклончивость. — Он не более ревнив, чем я сама. Ведь это он научил меня показывать ноги. Он любит, когда я надеваю узкие платья, чтобы при выходе из машины юбка задиралась как можно выше. И вы можете мне поверить, что даже на самых чопорных приемах я веду себя совсем без стеснения.
Она нервно рассмеялась.
— Не правда ли, это хорошее доказательство, что мы с ним предрасположены к эротизму?
— Да.
— И потом, он распоряжается моим декольте. Много вы знаете мужей, которые так любят показывать всему свету грудь своей жены?
— А вы сами любите показывать свою грудь?
— Да, — сказала Эммануэль. — Но особенно с тех пор, как Жан стал мне приказывать это. До знакомства с ним мне нравилось, когда ко мне прикасались. То есть, я хотела сказать, — поправилась она, — когда женщины ко мне прикасались, мне было все равно, видят мою грудь или нет. Я не испытывала никакого удовольствия от этого. А теперь мне это нравится.
И она отважно добавила:
— Я не родилась эксгибиционисткой. Я ею стала. И это он сделал меня такой. И еще добавила:
— Вот видите!
— А вы не спрашивали себя, — поинтересовался Марио, — почему вашему мужу нравится выставлять вас напоказ, на публичный осмотр? Если только для того, чтобы вы эпатировали публику, это не очень похвально. А если попросту, чтобы похвастаться вашей красотой и подразнить ближнего, — это ничуть не лучше.
Эммануэль не могла допустить, чтобы ее мужа осуждали.
— О нет! Это совсем на него не похоже. Если мой муж показывает мое тело, это как раз для блага ближних-..
— Тогда это как раз то, о чем я говорил, — обрадовался Марио и закончил чуть насмешливым, не допускающим возражения тоном. — Если ваш муж делает это для того, чтобы вызвать у других эрекцию, значит, он хочет, чтобы они с вами занимались любовью.
Такое умозаключение никак не могло прийти в голову Эммануэль, но она не нашла ничего, что могло бы его опровергнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Эммануэль была в замешательстве: что ответить на это? Марио не приходил ей на помощь. Молчание становилось тягостным, когда вдруг последовал неожиданный вопрос:
— Зачем вы вышли замуж? г И снова она не знала, что ответить. Ей казалось, что ее схватили за плечи и закрутили вокруг себя, как при игре в жмурки. С завязанными глазами, с беспомощно растопыренными руками, она не может решиться на один-единственный шаг — таким враждебным кажется ей невидимое пространство. Ей не хотелось признаваться Марио, что замуж она вышла из-за любви к Жану или из любви заниматься с ним любовью. К счастью, ей в голову пришла мысль, которая должна была помочь ей остаться на высоте положения.
— Я лесбиянка, — выпалила она. Марио пристально посмотрел на нее.
— Очень хорошо, — одобрил он, но тут же с подозрением в голосе спросил:
— Вы постоянно были лесбиянкой или только занимались этим в детстве?
— Я лесбиянка всю жизнь, — ответила Эммануэль с вызовом.
И тут же волна тоски и тревоги окатила ее. Правда ли это? Разве когда-нибудь еще сможет она прижать к себе женское тело? Ведь Би потеряна навсегда, а с нею потеряно все…
— Вашему мужу известно о ваших вкусах?
— Естественно. Впрочем, их знают все, это не секрет. Я горжусь тем, что люблю молодых девушек, а они любят меня.
Она трубила сигнал вызова, не думая, повредит он ее репутации или нет.
Марио поднялся, зашагал по комнате. Казалось, он был в восторге. Потом он подошел к дивану, очутился на коленях, обнял ноги Эммануэль.
— Женщины все прекрасны, — забормотал он, — Только женщины умеют любить. «Останься с нами, Билитис, останься. И если у тебя страстная душа, ты увидишь, как в зеркале, свою красоту в телах твоих подруг».
Эммануэль с меланхолической иронией подумала, что ей не повезло: было бы слишком, чтобы в нее влюбились сразу и женщина, которая не вполне лесбиянка, и мужчина, который гомосексуалист чересчур.
Марио, однако вернулся к своему обычному спокойствию, и допрос возобновился.
— У вас много любовниц?
— О да!
Она решила, что воспоминание о Би не должно стеснять ее в этот вечер, и поспешила добавить:
— Я люблю их часто менять.
— И вы всегда, когда захотите, находите новых?
— Это нетрудно. Стоит им только предложить.
— И не бывает никого, кто бы отказался?
— Конечно, есть девицы, которых не совратить. Но тем хуже для них!
— Абсолютно верно, — согласился Марио. — А вы? Вам нравится быть покоренной и совращенной?
— Да, я люблю быть пассивной.
И, улыбнувшись своему признанию, пояснила:
— Но при условии, что мои совратительницы красивы. Я боюсь всякой некрасивой женщины.
— Совершенно правильное мышление, — снова одобрительно произнес Марио. И вернулся к своей, судя по всему, излюбленной теме:
— Вы сказали, что ваш муж в курсе ваших приключений. Но он их одобряет?
— Он даже их поощряет. Никогда у меня не было столько связей, как с тех пор, как я вышла замуж.
— А он не боится, что ласки ваших подруг отвратят вас от него?
— Глупости! Любовь женщин совсем не то, что любовь мужчины. Одно другого не заменяет. Нужно, чтобы было и то, и это. Быть только лесбиянкой — значит слишком от многого отказаться.
Такая категоричность неожиданно насторожила Марио:
— Предполагаю, что ваш муж тоже пользуется прелестями ваших любовниц… Эммануэль шаловливо улыбнулась…
— Особенно тех, которые мечтают об этом, — откликнулась она.
— А вы не ревнуете?
— Это было бы смешно.
— Вы правы, — сказал Марио. — Радость надо делить с близкими.
Он прикрыл веки, словно вызывая заманчивые образы. И Эммануэль тоже постаралась представить себе обнаженные тела своих подруг, такие голые, такие горячие наощупь, такие красивые! И новый вопрос Марио донесся до нее из прекрасного далека:
— А он?
— Он? — Эммануэль широко раскрыла глаза.
— Ну да, ваш муж. Он много мужчин для вас добывает?
— Что вы, — протянула удивленная до глубины души Эммануэль. — Конечно, нет!
— В таком случае, — холодно заключил Марио, — я не могу понять, в чем же для вас обоих заключается преимущество супружеской жизни.
Он отхлебнул шампанского, смакуя его, и снова спросил, на этот раз насмешливым, пренебрежительным тоном:
— Вы что, запрещаете ему любить других? Эммануэль поспешила ответить отрицательно. В глубине души она не была уверена, что этот ответ ее украшает.
— А вы говорили ему, что он может это делать?
— Не совсем так, конечно, — прерывающимся голосом выдавила из себя Эммануэль. — Но он никогда не спрашивал, делаю ли я это. Я совершенно свободна.
Марио с сожалением покачал головой.
— Вот за это вы должны его упрекнуть. Это не та свобода, которой требует эротизм.
Прежде чем Эммануэль смогла возразить, последовал новый вопрос.
— Когда вы написали мужу из Парижа, вы сообщали ему хронику своих побед?
Эммануэль была буквально сражена сознанием собственной банальности и попыталась все же избежать прямого ответа.
— Я говорила ему о своих возлюбленных. Жест Марио означал: это все же лучше, чем ничего. Снова наступило молчание. Эммануэль взглянула на Квентина. Тот улыбался с замечательным постоянством. Она спрашивала себя, понимает ли он что-нибудь в этом разговоре или улыбка его — улыбка вежливости, желание показать, что ему не так уж смертельно скучно.
— Только, ради Бога, не примите Жана за ревнивца, — возбужденно заговорила Эммануэль, спеша рассеять дурное впечатление, какое, казалось, произвела на Марио ее уклончивость. — Он не более ревнив, чем я сама. Ведь это он научил меня показывать ноги. Он любит, когда я надеваю узкие платья, чтобы при выходе из машины юбка задиралась как можно выше. И вы можете мне поверить, что даже на самых чопорных приемах я веду себя совсем без стеснения.
Она нервно рассмеялась.
— Не правда ли, это хорошее доказательство, что мы с ним предрасположены к эротизму?
— Да.
— И потом, он распоряжается моим декольте. Много вы знаете мужей, которые так любят показывать всему свету грудь своей жены?
— А вы сами любите показывать свою грудь?
— Да, — сказала Эммануэль. — Но особенно с тех пор, как Жан стал мне приказывать это. До знакомства с ним мне нравилось, когда ко мне прикасались. То есть, я хотела сказать, — поправилась она, — когда женщины ко мне прикасались, мне было все равно, видят мою грудь или нет. Я не испытывала никакого удовольствия от этого. А теперь мне это нравится.
И она отважно добавила:
— Я не родилась эксгибиционисткой. Я ею стала. И это он сделал меня такой. И еще добавила:
— Вот видите!
— А вы не спрашивали себя, — поинтересовался Марио, — почему вашему мужу нравится выставлять вас напоказ, на публичный осмотр? Если только для того, чтобы вы эпатировали публику, это не очень похвально. А если попросту, чтобы похвастаться вашей красотой и подразнить ближнего, — это ничуть не лучше.
Эммануэль не могла допустить, чтобы ее мужа осуждали.
— О нет! Это совсем на него не похоже. Если мой муж показывает мое тело, это как раз для блага ближних-..
— Тогда это как раз то, о чем я говорил, — обрадовался Марио и закончил чуть насмешливым, не допускающим возражения тоном. — Если ваш муж делает это для того, чтобы вызвать у других эрекцию, значит, он хочет, чтобы они с вами занимались любовью.
Такое умозаключение никак не могло прийти в голову Эммануэль, но она не нашла ничего, что могло бы его опровергнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82