– Как! – воскликнул Костер де Сен-Виктор, рассмеявшись, – это гражданин Баррас?
– Он самый, и вы видите, – прибавила мадемуазель де Сент-Амур и опять засмеялась, – что он проявляет нетерпение, как простой смертный.
– Однако, госпожа… – продолжала настаивать камеристка.
– Я хозяйка в этом доме, – сказала капризная куртизанка, – мне приятно принимать господина Костера де Сен-Виктора и неприятно принимать господина Барраса. Я открываю свою дверь первому и закрываю, вернее, не открываю ее другому, вот и все.
– Простите, простите, моя великодушная хозяйка! – воскликнул Костер де Сент-Виктор, – но моя чувствительность восстает против того, чтобы вы приносили подобные жертвы, прошу вас, позвольте вашей горничной открыть двери генералу; в то время как он будет в гостиной, я уйду.
– А если я открою ему лишь с условием, что вы не уйдете?
– О, тогда я останусь, – вскричал Костер, – и даже весьма охотно, клянусь вам!
Позвонили в третий раз.
– Пойдите откройте, Сюзетта, – сказала Орелия. Сюзетта поспешила открыть входную дверь.
Орелия закрыла за горничной дверь будуара на задвижку, погасила две свечи, горевшие возле большого зеркала, отыскала Костера де Сент-Виктора в темноте и прильнула губами к его лбу со словами:
– Жди меня!
Затем она вошла в гостиную через другую дверь будуара одновременно с гражданином генералом Баррасом, входившим туда через дверь столовой.
– Ну, что я слышал, моя красавица! – сказал он, подходя к Орелии. – Говорят, что под вашими окнами устроили резню?
– Именно потому, дорогой генерал, эта глупышка Сюзетта и не решалась открыть вам дверь и мне пришлось три раза повторять ей приказ, до того она боялась, что кто-нибудь из драчунов явится сюда просить у нас убежища. Напрасно я говорила ей: «Да ведь так звонит генерал, разве вы не слышите?» Я уже решила, что мне самой придется открывать вам. Но чему я обязана удовольствием видеть вас в этот вечер?
– Сегодня премьера в театре Фейдо, и я вас похищаю, если вы хотите пойти со мной.
– Нет, спасибо; все эти выстрелы, крики и вопли взволновали меня в высшей степени; мне нездоровится, я останусь дома.
– Хорошо; но, как только пьесу сыграют, я вернусь к вам и попрошу накормить меня ужином.
– Ах! Вы меня не предупредили, и поэтому мне совершенно нечего вам предложить.
– Не беспокойтесь, милая красавица, я зайду к Гарши, и он пришлет вам суп из раков, бешамель, холодного фазана, немного креветок, сыр под глазурью и фрукты – одним словом, всякие пустяки.
– Дорогой друг, будет лучше, если вы позволите мне прилечь; я клянусь вам, что буду чудовищно мрачной.
– Я не запрещаю вам ложиться. Вы поужинаете в постели и будите хмуриться сколько угодно.
– Вы на этом настаиваете?
– Скорее умоляю вас: вам известно, сударыня, что в этом доме распоряжаетесь только вы; каждый получает здесь приказы, и я всего лишь покорнейший из ваших слуг.
– Как же можно отказать человеку, который говорит такие слова? Ступайте в театр Фейдо, монсеньер, и ваша покорная служанка будет ждать вас.
– Дорогая Орелия, вы просто восхитительны, и я не знаю, почему я до сих пор не приказал загородить ваши окна решетками, как окна Розины.
– К чему? Вы же граф Альмавива.
– Не прячется ли в вашей спальне какой-нибудь Керубино?
– Я не стану говорить вам: «Вот ключ» – а скажу лишь: «Он в двери».
– Хорошо, судите сами, до чего я великодушен: если кто-нибудь там, я дам ему время скрыться. Итак, до скорой встречи, моя прекрасная богиня любви. Ждите меня через час.
– Ступайте! Когда вернетесь, перескажете мне пьесу; это доставит мне больше удовольствия, чем смотреть, как ее играют.
– Хорошо, но я не берусь ее спеть.
– Когда я хочу послушать пение, любезный друг, я посылаю за Гара.
– И между прочим, дорогая Орелия, мне кажется, что вы посылаете за ним слишком часто.
– О! Будьте покойны, госпожа де Крюденер следует за ним как тень, и, выходит, стоит на страже ваших интересов. – Они вместе пишут роман.
– Да, в жизни.
– Это вас, часом, не злит?
– Нет, право; это занятие не приносит достаточного дохода, и я оставляю его уродливым и богатым светским женщинам.
– Спрашиваю еще раз: вы не хотите пойти со мной в театр?
– Спасибо!
– Ну, тогда до свидания.
– До свидания.
Орелия проводила генерала до двери гостиной, а Сюзетта – до входной двери, которую она закрыла за ним на три оборота ключа.
Обернувшись, прекрасная куртизанка увидела Костера де Сен-Виктора на пороге своего будуара.
Она вздохнула. Он был поразительно красив!
X. ДВА ПОРТРЕТА
Костер де Сен-Виктор не пользовался пудрой, которая снова вошла в моду; он не заплетал свои волосы в каденетки, не взбивал гребнем, а носил распущенными и завитыми; его локоны были иссиня-черными, как гагат; такого же цвета были и ресницы, обрамлявшие его большие голубые, словно сапфир, глаза; они в соответствии с выражением, которое им хотели придать, смотрели властно либо кротко. Его лицо, слегка побледневшее от потери крови, было матово-молочного цвета; тонкий и прямой нос – безупречной формы; полные алые губы скрывали великолепные зубы, а фигура, облаченная в костюм того времени, подчеркивавший ее достоинства, казалось, была создана по образу и подобию Антиноя.
С минуту молодые люди молча смотрели друг на друга.
– Вы слышали? – спросила Орелия.
– Да, увы! – сказал Костер.
– Он ужинает со мной, и это по вашей вине.
– Как?
– Вы заставили меня открыть ему дверь.
– И вам неприятно, что он будет ужинать с вами?
– Разумеется!
– В самом деле?
– Клянусь вам! Я не настроена сегодня вечером любезничать с теми, кто мне не нравится.
– А с тем, кто бы вам понравился?
– Ах! С этим человеком я вела бы себя очень мило, – сказала Орелия.
– Ну, а если я найду средство помешать ему отужинать с вами? – спросил Костер.
– Что же дальше?
– Кто будет ужинать вместо него?
– Что за вопрос! Тот, кто найдет средство, чтобы его здесь не было.
– С этим человеком вы не будете хмуриться?
– О нет!
– Доказательство?
Прекрасная дева любви подставила ему свою щеку.
Он прижался к ней губами.
В этот миг снова раздался звонок.
– Ах! На сей раз я вас предупреждаю, – сказал Костер де Сен-Виктор, – если это тот, кто по глупости решил вернуться, я не уйду.
Появилась Сюзетта.
– Следует ли открывать, госпожа? – спросила она растерянно.
– О Господи! Да, мадемуазель, откройте! Сюзетта открыла дверь.
На пороге стоял мужчина с большой плоской корзиной на голове. Он вошел и сказал:
– Ужин гражданина генерала Барраса.
– Вы слышите? – спросила Орелия.
– Да, – ответил «невероятный», – но, клянусь честью, он его не отведает.
– Следует ли все же накрывать на стол? – спросила Сюзетта со смехом.
– Да, – ответил молодой человек, бросаясь к двери, – если не он, то кто-нибудь другой его съест.
Орелия смотрела ему вслед, пока он не вышел. Когда дверь за ним закрылась, она повернулась к своей камеристке и сказала:
– Займемся моим туалетом, Сюзетта! Сделай меня как можно красивее.
– Для кого же из двоих госпожа хочет стать красивой?
– Я еще не знаю, а пока сделай меня красивой… для меня самой. Сюзетта тотчас же принялась за дело.
Мы уже описывали костюмы щеголих того времени, а Орелия де Сент-Амур была щеголихой.
Она была родом из Прованса, из хорошей семьи и играет в то время, когда мы включаем ее в повествование, ту роль, что ей отводится нами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211