Покинув пленников, Мотриль направился в амфитеатр, где король дон Педро устраивал для своего двора бой быков. Этот праздник, который короли обычно давали днем, на сей раз проходил ночью, что придавало ему больше великолепия; арену освещали три тысячи факелов из благовонного воска.
Сидящая в окружении придворных, которые с благоговением взирали на это новое светило, озаренное милостью короля, Аисса смотрела, ничего не замечая, и слушала, не вникая в слова.
Король, мрачный и озабоченный, пристально вглядывался в лицо девушки, пытаясь прочесть ту надежду, что беспрестанно внушали ему неизменная бледность ее такого чистого лобика и унылая пристальность ее задумчивых глаз.
Человек необузданного сердца и неукротимого темперамента, дон Педро напоминал удерживаемого на месте скакуна; его нетерпение выражалось в нервных подрагиваниях, причину которых тщетно пытались разгадать собравшиеся гости.
Неожиданно чело короля совсем помрачнело.
Глядя на холодную как лед девушку, король подумал о своей пылкой любовнице, оставшейся в Севилье, вспомнил Марию Падилью – Мотриль говорил ему, что она неверна и изменчива, как фортуна, – молчание которой подтверждало предположения мавра; он страдал вдвойне – от холодности присутствовавшей здесь Аиссы и от любви к далекой донье Марии.
И когда дон Педро вспоминал эту женщину – он обожал ее так безудержно, что его страсть приписывали колдовству, – из груди его вырывался горький вздох, который, словно порыв бури, заставлял всех придворных, не сводящих глаз с короля, пригибать головы.
В один из таких моментов в королевскую ложу зашел Мотриль и, окинув присутствующих острым взглядом, сразу понял, в каком подавленном настроении они находятся.
Он сообразил, что за буря бушует в сердце дона Педро, угадав, что ее причина кроется в холодности Аиссы, и бросил на девушку – та сидела невозмутимо-спокойно, хотя отлично все понимала, – взгляд, исполненный угрозы и ненависти.
– А, это ты, Мотриль, – сказал король. – Ты пришел не вовремя, я скучаю.
– У меня есть новости для вашей светлости, – сказал Мотриль.
– Важные?
– Разумеется. Разве я посмел бы беспокоить моего короля по пустякам?
– Ну ладно, говори.
Министр склонился к уху дона Педро и прошептал:
– Прибыло посольство, которое к вам прислали французы.
– Смотрите, Мотриль, – ответил король, не расслышав, казалось, того, что сказал ему мавр, – видите, как скучно Аиссе при дворе. Мне в самом деле кажется, что вам лучше бы отослать эту молодую женщину назад в Африку, по которой она так сильно тоскует.
– Ваша светлость ошибается, – возразил Мотриль. – Аисса родилась в Гранаде и, не зная своей родины, где никогда не была, не может тосковать по ней.
– Может, она тоскует о чем-то ином? – спросил, побледнев, король.
– Я так не думаю.
– Но тогда, если нет причины для тоски, ведут себя совсем по-другому. В шестнадцать лет весело болтают, смеются, живут, а эта девушка – настоящая покойница.
– Вы же знаете, государь, что никто не может сравниться в серьезности, целомудрии и сдержанности с восточной девушкой, потому что, как я вам уже говорил, Аисса, хотя и родилась в Гранаде, по крови происходит от самого Пророка. Аисса носит на челе тяжелый венец, венец страдания, поэтому у нее и не может быть свободной улыбки и болтливой веселости испанских женщин; никогда не слышавшая ни болтовни, ни смеха, она не способна вести себя как испанки, то есть, словно эхо, откликаться на суету, что ей чужда.
Дон Педро закусил губы и влюбленно посмотрел на Аиссу.
– За один день женщина не переменится, – продолжал Мотриль, – а те из женщин, что долго сохраняют свою честь, долго хранят и свою любовь. Донья Мария сама почти навязалась вам, а поэтому и забыла о вас.
В эту минуту, когда Мотриль произносил эти слова, ветка апельсинного дерева, брошенная с верхних ярусов, опустилась на колени дона Педро с точностью пущенной в цель стрелы.
Придворных возмутила подобная дерзость; многие из них повскакали с мест, чтобы посмотреть, откуда бросили ветку.
Дон Педро взял ветку, к которой была прикреплена записка. Мотриль подался вперед, чтобы взять ее, но дон Педро остановил его взмахом руки.
– Это послано мне, а не вам.
Увидев почерк, король радостно вскрикнул, а когда прочел первые строки, лицо его просветлело.
Мотриль с тревогой следил за тем, какое действие оказывает на короля содержание записки.
Вдруг дон Педро встал.
Поднялись и придворные, готовые следовать за ним.
– Оставайтесь, – сказал дон Педро, – праздник еще не кончился, я желаю, чтобы вы остались.
Мотриль, не зная, как оценить это неожиданное событие, тоже хотел последовать за королем.
– Останьтесь! – приказал король. – Такова моя воля. Мотриль, вернувшись в ложу, вместе с придворными терялся в догадках насчет сего странного происшествия.
Он приказал повсюду искать виновника столь дерзкой выходки, но поиски оказались напрасны.
Сотни женщин держали в руках апельсинные ветки и цветы, поэтому никто не смог сказать Мотрилю, кто послал записку.
Возвратившись во дворец, Мотриль расспросил юную мавританку, но Аисса ничего не видела, ничего не заметила.
Он попытался проникнуть к дону Педро; к королю никого не допускали.
Мавр провел жуткую ночь: впервые столь важное событие ускользнуло от его бдительности; он не мог подтвердить свои опасения чем-либо конкретным, но предчувствия подсказывали, что его влиянию нанесен тяжелый удар.
Мотриль еще не ложился, когда его вызвал дон Педро; мавра провели в самые отдаленные покои дворца.
Дон Педро вышел из своей комнаты навстречу министру и, выходя, тщательно задернул портьеру.
Король выглядел бледнее обычного, но эту видимую усталость придавало ему отнюдь не горе; наоборот, на его губах блуждала довольная, умиротворенная улыбка, а его взгляд был мягче и радостнее, чем всегда.
Он сел, дружески кивнув Мотрилю, но мавру все-таки показалось, что он заметил на лице короля выражение твердости, которую тот не проявлял в отношениях с ним.
– Мотриль, – начал он, – вчера вы сказали мне о посольстве, присланном французами.
– Да, ваша милость, – ответил мавр, – но, так как вы мне не ответили, я не счел своим долгом продолжать.
– Кстати, вы не сочли нужным сообщить мне, – продолжал дон Педро, – что на ночь заперли их в башне у Нижних ворот!
Мотриль вздрогнул.
– Как вы об этом узнали, сеньор? – пробормотал он.
– Узнал, и все! Узнал нечто очень важное. Кто эти иностранцы?
– Полагаю, что французы.
– Но почему же вы их заперли, если они назвались послами?
– Именно «назвались», слово верное, – ответил Мотриль, которому хватило нескольких мгновений, чтобы вновь обрести хладнокровие.
– А вы утверждаете обратное, не так ли?
– Не совсем так, государь, ибо мне неизвестно, являются ли они…
– Если вы сомневались, то вам не следовало их арестовывать.
– Значит ли это, что ваша светлость приказывает?
– Сию же минуту доставить их ко мне. Мавр отпрянул и сказал:
– Но это невозможно…
– Черт возьми! Неужели с ними что-то случилось? – вскричал дон Педро.
– Ничего не случилось, сеньор.
– Тогда поспешите искупить вашу вину, потому что вы нарушаете обычай. Мотриль улыбнулся. Ему было хорошо известно, с каким пренебрежением, если он кого-либо ненавидел, король дон Педро относился к этому обычаю, на который теперь ссылался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151