Бес меня задери, мы ребята покладистые, спрячьте кинжал, спрячьте!
Аженор с удвоенной силой молотил по двери, которую хотел разнести в щепки, но дуб не поддавался.
– Выйдите и успокойте малого, что колотит в дверь, – обратился к своим дружкам человек с закрытым забралом, – а я останусь уговаривать графа.
– Бандит! – с презрением сказал Энрике. – Ты хочешь выдать меня моему брату.
– Если он заплатит больше, то выдам.
– Я же говорил, что лучше уж погибнуть здесь, – воскликнул граф. – На помощь! Ко мне!
– Не кричите, сеньор, а не то мы будем вынуждены вас прикончить, – сказал бандит. – За вашу голову дон Педро, наверно, заплатит меньше, чем за вашу живую и невредимую персону. Впрочем, нам и придется удовольствоваться только головой.
– Это мы еще посмотрим, – вскричал Аженор, который каким-то сверхчеловеческим усилием высадил дверь и яростно набросился на четырех спутников разбойника.
– Из этого следует, что придется вас убить, – изрек бандит, выхватив из ножен меч, чтобы атаковать Энрике. – У вас, сеньор, очень неумный друг, прикажите ему не вмешиваться.
Но едва он успел произнести эти слова, как с улицы вошел третий паломник, которого, разумеется, никто не ждал.
На нем не было ни шлема с опущенным забралом, ни шляпы с вуалью. Он считал, что ему вполне достаточно мантии паломника. Весь его облик: широкие плечи и огромные руки, круглая голова и умное лицо – предвещал, что на подмогу явился сильный и смелый защитник.
Он стоял на пороге и, не обнаруживая ни гнева, ни страха, удивленно смотрел на переполох в зале венты.
– Здесь что, драка? – спросил он. – Эй, христиане, кто тут прав, кто виноват?
Его уверенный и властный голос перекрывал шум подобно тому, как рык льва заглушает вой бури в ущельях Атласских гор.
Услышав этот голос, сражающиеся повели себя странно.
Граф издал изумленный, радостный крик; человек с закрытым забралом в ужасе отпрянул к стене; Мюзарон закричал:
– Клянусь жизнью, это же сеньор коннетабль!
– Ко мне, коннетабль, на помощь, они хотят меня убить! – кричал граф.
– Это вы, мой граф! – взревел Дюгеклен, разорвав мантию, чтобы она не стесняла его движений. – А это кто, скажите-ка на милость?
– Друзья, – обратился бандит к пособникам. – Мы должны или убить этих людей, или погибнуть. Мы с оружием, они безоружны. Нам подарил их дьявол. Ведь вместо ста тысяч флоринов нас ждут двести тысяч! В бой!
Едва бандит успел произнести эти слова, как коннетабль с бесподобным хладнокровием вытянул руку, легко, словно барана, схватил его за горло и, швырнув себе под ноги, прижал к полу. Потом вырвал у него меч.
– Вот я и с оружием, – сказал он. – Трое против троих, ну, начинайте, пташки мои ночные.
– Мы пропали! – вскричали сообщники бандита и выскочили на улицу через незакрытое окно.
Аженор бросился к лежавшему на полу бандиту, поднял его забрало и воскликнул:
– Это же Каверлэ! Так я и знал!
– Эту гадину надо раздавить немедленно! – воскликнул коннетабль.
– Это я беру на себя, – ответил Мюзарон, приготовившись ножом добить бандита.
– Пощадите, – прохрипел разбойник, – сжальтесь! Не позорьте свою победу.
– Да, пощадим его! – воскликнул граф, в горячем порыве радости обнимая Дюгеклена. – Слишком много милосердных деяний должны мы свершить, чтобы возблагодарить Господа, который свел нас вместе… У нас нет времени на этого мерзавца: подарим ему жизнь, он сам найдет место, где его повесят.
Каверлэ в порыве благодарности поцеловал ноги великодушного принца.
– Пусть убирается на все четыре стороны, – согласился Дюгеклен.
– Убирайся, разбойник, – недовольно проворчал Мюзарон, распахивая перед Каверлэ дверь.
Каверлэ не заставил себя упрашивать: он выбежал из зала с такой прытью, что его нельзя было бы догнать даже на лошади, если бы граф передумал.
Поздравив себя со счастливой удачей, граф, коннетабль и Аженор завели разговор о будущей войне.
– Как видите, я не опаздываю на встречи, – заметил коннетабль. – Я ехал в Толедо, о чем мы с вами договорились в Бордо. Значит, вы рассчитываете на Толедо?
– Я очень надеюсь, что Толедо распахнет передо мной ворота, – сказал граф.
– Но уверенности в этом нет, – ответил коннетабль. – С тех пор как я разъезжаю в этом одеянии, то есть за четыре дня, я узнал о положении в Испании больше, чем за два года. Толедцы стоят на стороне дона Педро.
Это означало, что придется осаждать город.
– Дорогой коннетабль, ради меня вы подвергались множеству опасностей.
– Дорогой государь, я даю слово лишь однажды. Я обещал, что вы будете королем Кастилии – так будет, или я умру, – и к тому же мне надо взять реванш. Поэтому, как только я получил свободу в Бордо благодаря вашему хладнокровию, я за десять дней побывал у короля Карла и вернулся на испанскую границу. Уже неделю я разыскиваю вас в Испании, ведь мой брат Оливье и Виллан Заика получили сообщение, что вы ненадолго заезжали в Бургос, направляясь в Толедо.
– Верно, я заезжал в Бургос… Я жду под Толедо высших командиров моей армии и переоделся паломником только в Бургосе…
– И бандиты тоже, ваша светлость, приняли такой вид и этим подали мне одну мысль. Переодевшись паломниками, командиры могут пробираться незамеченными, чтобы готовить места расположения войск. Теперь все щеголяют в такой одежде, сегодня каждый хочет совершить путешествие в Испанию. И даже негодяй Каверлэ оделся так же, как и мы. Главное, что мы встретились. Вы выберете резиденцию и призовете к себе всех испанцев, ваших сторонников. А я призову рыцарей и солдат из всех стран. Нельзя терять ни минуты. Дон Педро еще не утвердился на троне, он потерял своего лучшего советника, донью Марию, – единственное существо, которое было дорого ему в этом мире. Мы должны воспользоваться его нерешительностью и начать войну, пока он не успел опомниться.
– Донья Мария мертва! – воскликнул Энрике. – Это верно?
– Я точно знаю это, – печально сказал Аженор. – Я видел, как везли ее тело.
– Ну, а где дон Педро?
– Неизвестно. Он похоронил свою несчастную жертву в Бургосе и после этого исчез, – ответил коннетабль.
– Как исчез? Разве это возможно? Но вы сказали, что донья Мария его жертва. Расскажите мне об этом подробнее, коннетабль, я целую неделю не решался говорить ни с одной живой душой.
– Как донесли мне мои лазутчики, произошло вот что, – начал свой рассказ коннетабль. – Дон Педро влюбился в мавританку, дочь этого проклятого Мотриля… Донья Мария заподозрила неладное, она даже узнала о сговоре короля с мавританкой. Оскорбленная до бешенства, она вонзила кинжал в сердце соперницы, а потом отравилась.
– Нет, сеньоры, нет! – вскричал Аженор. – Это невозможно… Это было бы таким гнусным злодеянием, таким черным предательством, что солнце померкло бы от ужаса…
Король и коннетабль с удивлением посмотрели на молодого человека, который столь пылко выражал свои чувства, но не могли получить от него никаких вразумительных объяснений.
– Простите меня, господа, – смиренно сказал Аженор, – у меня есть дорогая для меня и горькая тайна, одну половину которой донья Мария унесла с собой могилу, а другую я хочу благоговейно хранить.
– Ты влюбился, бедный мальчик? – спросил коннетабль. Вместо ответа на этот вопрос Аженор сказал:
– Я в полном вашем распоряжении, сеньоры, и готов умереть, служа вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Аженор с удвоенной силой молотил по двери, которую хотел разнести в щепки, но дуб не поддавался.
– Выйдите и успокойте малого, что колотит в дверь, – обратился к своим дружкам человек с закрытым забралом, – а я останусь уговаривать графа.
– Бандит! – с презрением сказал Энрике. – Ты хочешь выдать меня моему брату.
– Если он заплатит больше, то выдам.
– Я же говорил, что лучше уж погибнуть здесь, – воскликнул граф. – На помощь! Ко мне!
– Не кричите, сеньор, а не то мы будем вынуждены вас прикончить, – сказал бандит. – За вашу голову дон Педро, наверно, заплатит меньше, чем за вашу живую и невредимую персону. Впрочем, нам и придется удовольствоваться только головой.
– Это мы еще посмотрим, – вскричал Аженор, который каким-то сверхчеловеческим усилием высадил дверь и яростно набросился на четырех спутников разбойника.
– Из этого следует, что придется вас убить, – изрек бандит, выхватив из ножен меч, чтобы атаковать Энрике. – У вас, сеньор, очень неумный друг, прикажите ему не вмешиваться.
Но едва он успел произнести эти слова, как с улицы вошел третий паломник, которого, разумеется, никто не ждал.
На нем не было ни шлема с опущенным забралом, ни шляпы с вуалью. Он считал, что ему вполне достаточно мантии паломника. Весь его облик: широкие плечи и огромные руки, круглая голова и умное лицо – предвещал, что на подмогу явился сильный и смелый защитник.
Он стоял на пороге и, не обнаруживая ни гнева, ни страха, удивленно смотрел на переполох в зале венты.
– Здесь что, драка? – спросил он. – Эй, христиане, кто тут прав, кто виноват?
Его уверенный и властный голос перекрывал шум подобно тому, как рык льва заглушает вой бури в ущельях Атласских гор.
Услышав этот голос, сражающиеся повели себя странно.
Граф издал изумленный, радостный крик; человек с закрытым забралом в ужасе отпрянул к стене; Мюзарон закричал:
– Клянусь жизнью, это же сеньор коннетабль!
– Ко мне, коннетабль, на помощь, они хотят меня убить! – кричал граф.
– Это вы, мой граф! – взревел Дюгеклен, разорвав мантию, чтобы она не стесняла его движений. – А это кто, скажите-ка на милость?
– Друзья, – обратился бандит к пособникам. – Мы должны или убить этих людей, или погибнуть. Мы с оружием, они безоружны. Нам подарил их дьявол. Ведь вместо ста тысяч флоринов нас ждут двести тысяч! В бой!
Едва бандит успел произнести эти слова, как коннетабль с бесподобным хладнокровием вытянул руку, легко, словно барана, схватил его за горло и, швырнув себе под ноги, прижал к полу. Потом вырвал у него меч.
– Вот я и с оружием, – сказал он. – Трое против троих, ну, начинайте, пташки мои ночные.
– Мы пропали! – вскричали сообщники бандита и выскочили на улицу через незакрытое окно.
Аженор бросился к лежавшему на полу бандиту, поднял его забрало и воскликнул:
– Это же Каверлэ! Так я и знал!
– Эту гадину надо раздавить немедленно! – воскликнул коннетабль.
– Это я беру на себя, – ответил Мюзарон, приготовившись ножом добить бандита.
– Пощадите, – прохрипел разбойник, – сжальтесь! Не позорьте свою победу.
– Да, пощадим его! – воскликнул граф, в горячем порыве радости обнимая Дюгеклена. – Слишком много милосердных деяний должны мы свершить, чтобы возблагодарить Господа, который свел нас вместе… У нас нет времени на этого мерзавца: подарим ему жизнь, он сам найдет место, где его повесят.
Каверлэ в порыве благодарности поцеловал ноги великодушного принца.
– Пусть убирается на все четыре стороны, – согласился Дюгеклен.
– Убирайся, разбойник, – недовольно проворчал Мюзарон, распахивая перед Каверлэ дверь.
Каверлэ не заставил себя упрашивать: он выбежал из зала с такой прытью, что его нельзя было бы догнать даже на лошади, если бы граф передумал.
Поздравив себя со счастливой удачей, граф, коннетабль и Аженор завели разговор о будущей войне.
– Как видите, я не опаздываю на встречи, – заметил коннетабль. – Я ехал в Толедо, о чем мы с вами договорились в Бордо. Значит, вы рассчитываете на Толедо?
– Я очень надеюсь, что Толедо распахнет передо мной ворота, – сказал граф.
– Но уверенности в этом нет, – ответил коннетабль. – С тех пор как я разъезжаю в этом одеянии, то есть за четыре дня, я узнал о положении в Испании больше, чем за два года. Толедцы стоят на стороне дона Педро.
Это означало, что придется осаждать город.
– Дорогой коннетабль, ради меня вы подвергались множеству опасностей.
– Дорогой государь, я даю слово лишь однажды. Я обещал, что вы будете королем Кастилии – так будет, или я умру, – и к тому же мне надо взять реванш. Поэтому, как только я получил свободу в Бордо благодаря вашему хладнокровию, я за десять дней побывал у короля Карла и вернулся на испанскую границу. Уже неделю я разыскиваю вас в Испании, ведь мой брат Оливье и Виллан Заика получили сообщение, что вы ненадолго заезжали в Бургос, направляясь в Толедо.
– Верно, я заезжал в Бургос… Я жду под Толедо высших командиров моей армии и переоделся паломником только в Бургосе…
– И бандиты тоже, ваша светлость, приняли такой вид и этим подали мне одну мысль. Переодевшись паломниками, командиры могут пробираться незамеченными, чтобы готовить места расположения войск. Теперь все щеголяют в такой одежде, сегодня каждый хочет совершить путешествие в Испанию. И даже негодяй Каверлэ оделся так же, как и мы. Главное, что мы встретились. Вы выберете резиденцию и призовете к себе всех испанцев, ваших сторонников. А я призову рыцарей и солдат из всех стран. Нельзя терять ни минуты. Дон Педро еще не утвердился на троне, он потерял своего лучшего советника, донью Марию, – единственное существо, которое было дорого ему в этом мире. Мы должны воспользоваться его нерешительностью и начать войну, пока он не успел опомниться.
– Донья Мария мертва! – воскликнул Энрике. – Это верно?
– Я точно знаю это, – печально сказал Аженор. – Я видел, как везли ее тело.
– Ну, а где дон Педро?
– Неизвестно. Он похоронил свою несчастную жертву в Бургосе и после этого исчез, – ответил коннетабль.
– Как исчез? Разве это возможно? Но вы сказали, что донья Мария его жертва. Расскажите мне об этом подробнее, коннетабль, я целую неделю не решался говорить ни с одной живой душой.
– Как донесли мне мои лазутчики, произошло вот что, – начал свой рассказ коннетабль. – Дон Педро влюбился в мавританку, дочь этого проклятого Мотриля… Донья Мария заподозрила неладное, она даже узнала о сговоре короля с мавританкой. Оскорбленная до бешенства, она вонзила кинжал в сердце соперницы, а потом отравилась.
– Нет, сеньоры, нет! – вскричал Аженор. – Это невозможно… Это было бы таким гнусным злодеянием, таким черным предательством, что солнце померкло бы от ужаса…
Король и коннетабль с удивлением посмотрели на молодого человека, который столь пылко выражал свои чувства, но не могли получить от него никаких вразумительных объяснений.
– Простите меня, господа, – смиренно сказал Аженор, – у меня есть дорогая для меня и горькая тайна, одну половину которой донья Мария унесла с собой могилу, а другую я хочу благоговейно хранить.
– Ты влюбился, бедный мальчик? – спросил коннетабль. Вместо ответа на этот вопрос Аженор сказал:
– Я в полном вашем распоряжении, сеньоры, и готов умереть, служа вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151