Однако он писал свою книгу всего лет тридцать назад, а у них тут еще вовсю царила эпоха газового света. Тео уставился на вполне современный светофор. Такой можно встретить на любом земном перекрестке, вот только цвета другие: не красный и зеленый, а оранжевый и сиреневый, а сам светофор парит в воздухе без всякой опоры. Неужели все здесь действительно изменилось с такой быстротой? Или в их мире время идет по-другому? Тео вспомнил слова Пижмы о смещениях и искажениях. Что это, по существу, означает?
Вереск прервал его размышления, свернув с обсаженной деревьями улицы на более широкую дорогу, которая привела их на оживленную площадь. Высокие стройные здания окружали ее, как свечки именинный торт. Некоторые, выше ста футов, представляли собой странную комбинацию вычурной, почти готической архитектуры с обтекаемыми формами и современными стройматериалами. Низкое и широкое строение, в котором Тео распознал железнодорожную станцию, выглядело, как бессмысленное нагромождение остроконечных крыш, но над ними высился купол впору капитолию какого-нибудь штата, при этом паутинно-ажурный и явно открытый всем стихиям.
Не очень, должно быть, уютно там внутри в такой вот день. Тео преодолел приступ ностальгии, по остроте сходный с паникой. «Ну и везет же мне».
Удивительнее всего ему показался быстрый переход от тихой загородной улицы к кипучему городскому центру, хотя сам город был не так уж велик. Впервые он видел столько так называемых «экипажей» в одном месте. Почти все они были меньше того, где сидел он сам, и радовали глаз разнообразием форм и цветов – от близких родственников «жуков-фольксвагенов» до крайне асимметричных механизмов; где у этих последних зад, а где перед, Тео различал только по местоположению водителя. Народ передвигался также на подобиях велосипедов и мотоциклов, а дети на роликовых досках и самокатах, хотя применять эти термины следовало с оглядкой: у одного «самоката» Тео разглядел бронзовые ящеричные лапки вместо колесиков. Но при всем изобилии всевозможных средств транспорта пешеходов здесь было еще больше – многие сотни.
– Сколько народу! – сказал Тео вслух.
– Вы, вероятно, непривычны к такого рода оживленным местам, – усмехнулся Руфинус.
– Я не это имел в виду, – нахмурился Тео. – У нас есть города в тысячу раз больше этого. Просто я впервые вижу так много ваших... соотечественников разом. – Тео не знал, каким словом ему воспользоваться вместо «людей». По меньшей мере половина присутствующих на площади были гораздо меньше людей, но некоторые гораздо, гораздо больше. Помимо подростковых банд брауни ростом ему по колено, еще более миниатюрных крылатых созданий в школьной форме и меланхолических, мокрых голубых женщин с детскими колясками и хозяйственными тележками, Тео насчитал пару-тройку огров и одно пугало вышиной около десяти футов – оно напоминало человека на ходулях, но явно таковым не являлось.
– Полевик, – пояснила Кочерыжка, заметив, куда он смотрит. – Они могут быть и пониже, когда хотят. Этот, наверное, работает мойщиком окон.
– А вот остальные, почти все, очень маленькие – ты только не обижайся. Намного меньше меня. Почему так?
– Должно быть, потому, что они здесь дышат не таким здоровым воздухом, как мы у себя в деревне, – предположил Руфинус. Кочерыжка закатила глаза.
– Скорее уж потому, что большие ездят в экипажах, а прочие ходят пешком или летают, вот ты и видишь на улице в основном маленьких.
– Возможно, и так, Бубенчик, – важно кивнул Руфинус. – Сделай одолжение, Вереск, развернись у входа. Клянусь Деревами, эта предпраздничная давка просто ужасна! Я понимаю, кому-то действительно необходимо ехать, но все остальные – почему бы им не провести Мабон дома, в кругу семьи?
– Потому что они не могут туда попасть, – отрезала Кочерыжка. – Их дом далеко, и проезд стоит слишком дорого.
– Постойте-ка, – сказал Тео Руфинусу. – Вы сказали, что нас, возможно, ищут.
– Да?
– А это ничего, что мы выйдем из большой машины... то есть большого экипажа... прямо здесь? Ведь если кто-то следит за станцией, то экипаж заметят скорее, чем нас.
– Хм-м. Это мысль, – снова кивнул Руфинус. – Вы, пожалуй, правы. – Дун уже включил сигнал левого поворота, и Руфинус сказал ему: – Нет, Вереск, найди лучше местечко на задах, хорошо? Где мы будем не так... не так...
– Бросаться в глаза, – подсказал Тео, думая про себя: «О Боже, вот угораздило. Я, прочитав в очереди к доктору отрывок из романа Тома Клэнси*, и то оснащен для таких дел лучше, чем этот парень».
Позади вокзала наблюдалась совсем другая картина – здесь Эльфландия впервые открылась Тео с обратной стороны. Заколоченные витрины, граффити на стенах – в том числе кресты и звезды Давида, призванные, вероятно, шокировать зрителя, клочки бумаги на мостовой. Эльфы в интересном ассортименте стояли в дверях и кучковались на углах. Тео напомнил себе, что это у них лица такие, а не маски. Чисто человеческие черты сочетались с рогами, копытами, шерстью и ушами, как у летучих мышей. Одни из них явно веселились, смеялись, болтали, даже играли на музыкальных инструментах – Тео сразу захотелось выйти из машины и послушать, – но другие смотрели, как потерянные. Заметная доля этих уличных эльфов относилась к одному определенному типу – тощие, босые, с пальцами как древесные корни на руках и ногах, покрытые под одеждой густой шерстью зеленовато-серых и коричневых тонов. Рост их варьировался от половины до трех четвертей человеческого, костлявые носы были длиной с палец Тео.
Они проводили автомобиль глазами – желтыми и очень яркими, как Тео успел заметить.
– Кто это?
– Гоблины, – ответил Руфинус. – Сколько их тут! Не представляю, откуда они все взялись.
– Они работали на полях, – сказала Кочерыжка, – но теперь урожай собран, и работы у них больше нет.
– Ну так и возвращались бы туда, откуда приехали. К себе домой. Нечего толпиться на улицах и мешать движению.
– Им, думаю, хочется того же самого, – пробормотал Тео. До сих пор его угнетало собственное положение, теперь он открыл, что Эльфландия может быть угнетающей сама по себе.
Вереск, опасаясь, возможно, что гоблины за ними увяжутся, въехал в узкий переулок за станцией, и Тео в панике осознал, что пришло время прощаться с Кочерыжкой, – но пока он подбирал слова, боясь при этом, что расплачется, как ребенок, и окончательно опозорится, она с жужжанием взмыла в воздух.
– Надо бы, пожалуй, помыться. Назад ехать долго – неохота сидеть и нюхать, как от тебя самой разит тухлой рыбой. И писать хочется, прямо мочи нет.
– Времени у нас достаточно, – любезно заверил Руфинус, хотя явно находил летуницу вульгарной. – Отправляйся в туалет, а потом мы вместе выпьем чаю. Вереск тебя подождет. Я сам понесу багаж.
Шофер, уже разгружавший багажник, кивнул лошадиной головой.
– Как скажете, ваша милость. Девушку я, понятно, подожду – можешь не торопиться. Вы, наверное, интересуетесь, зачем мне «дворники»? – выпрямившись, спросил он у Тео. – Все, кто в первый раз со мной едет, обычно интересуются.
– Я, кажется, догадался. Для пассажиров, да? Чтобы они не нервничали, когда впереди ничего не видно, хотя вам самому без разницы.
Будь у Вереска глаза, он наверняка подмигнул бы.
– Отчасти верно. Но дело не только в пассажирах, а еще и в мирианах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168