Конечно, будь это только
его кровь, было бы неудивительно, что она залила лишь рубаху и джинсы. И
все-таки расцарапать себе одну руку, потом другую, потом обеими руками впиться в
лицо и при этом не проснуться - такого просто быть не может.
Да, вот еще что. Царапины оставлены острыми ногтями. А у Фрэнка ногти тупые,
обкусанные до самой мякоти.
Глава 17
Из интерната Сьело-Виста "Самурай" отправился на юг. На пляже между
Корона-дель-Мар и Лагуна-Бич Бобби оставил машину на стоянке и вместе с Джулией
пошел к океану.
Перед ними раскинулся зеленовато-голубой простор с нежными серыми прожилками.
Там, где глубже, поверхность темнела; там, где катились волны, пронизанные
лучами низкого сочного солнца, мягко переливались многоцветные блики. Вал за
валом накатывался на берег, ветер срывал с волн накипавшую пену.
Серфингисты в черных плавательных костюмах гребли на своих досках к
взбухающей волне - прокатиться напоследок. Их товарищи в таком же облачении
расположились у павильонов; кто пил горячие напитки из термосов, кто
прохладительные из банок. Больше на пляже никого не было: загорать в такой день
холодно.
Бобби и Джулия набрели на невысокий холм, куда не долетали брызги прибоя, и
уселись на жесткую траву, которой местами оброс песчаный, обожженный солью
склон.
Джулия первой нарушила молчание:
- Вот в таком местечке и заживем. Больно вид хорош. Дом должен быть
небольшой.
- Конечно, большой нам ни к чему. Гостиная, спальня для нас, спальня для
Томаса. Ну, может, еще уютный кабинетик с книжными полками.
- Столовая не нужна. А вот кухню я хочу большую.
- Ага. Чтобы как жилая комната. Джулия вздохнула.
- Музыка, книги, домашняя стряпня - а то мне уже надоело питаться как попало,
на бегу. Куча свободного времени. Будем втроем посиживать на террасе и
любоваться океаном.
То, о чем они говорили, тоже относилось к Мечте: скопить - причем не только
ценой строгого самоограничения - столько, чтобы обеспечить себя на двадцать лет
вперед, уйти на покой и купить дом на побережье.
Бобби и Джулию сближало еще одно: оба понимали, что жизнь коротка. Эта
истина, конечно, известна всем, но многие предпочитают от нее отмахнуться, будто
впереди у них череда бесчисленных "завтра". Если бы они всерьез задумывались о
смерти, они бы не волновались так за исход футбольного матча, не следили, затаив
дыхание, за перипетиями телевизионной мелодрамы, не принимали близко к сердцу
трескотню политиканов. Они бы поняли, что подобные заботы - ничтожные пустяки
перед лицом той бесконечной ночи, в которую рано или поздно уходит каждый. Им
было бы жаль тратить драгоценные минуты на очереди в магазинах или попусту
убивать время в обществе болванов и зануд. Возможно, за этим миром открывается
другой, возможно даже, что существует рай, хотя рассчитывать на это не стоит -
рассчитывать можно лишь на небытие. И если окажется, что это ошибка, тем
приятнее будет, что обманулся в своих ожиданиях. Бобби и Джулия не склонны были
предаваться унынию. Они умели наслаждаться жизнью не хуже других, но в отличие
от многих не хватались из страха перед неизведанным за хрупкую надежду на
бессмертие души. Размышления о смерти вызывали у них не тревогу и отчаяние, а
твердую решимость не растрачиваться на пустяки: куда важнее сколотить средства,
чтобы обеспечить себе долгую семейную жизнь в тихой заводи.
Ветер играл каштановыми волосами Джулии. Щурясь, она наблюдала, как солнце
все ниже склоняется к кромке далекого горизонта, по которой все гуще растекается
медовое золото.
- Я знаю, почему Томас не хочет выбираться из интерната, - сказала она. - Он
боится людей. Их так много. Вот маленький домик на тихом безлюдном берегу - это
как раз для него. Я уверена.
- Все будет так, как мы задумали, - успокоил ее Бобби.
- Пока агентство окончательно встанет на ноги и мы его продадим, цены на
Южном побережье здорово подскочат. Но к северу от Санта-Барбары тоже есть
красивые места.
- Побережье большое. - Бобби обнял жену. - Найдем местечко и на юге. Поживем
еще в свое удовольствие. Жизнь не вечна, но мы-то молоды. Нам ведь жить да жить.
И тут ему вспомнилось предчувствие, которое промелькнуло у него нынче утром,
- страх, что какая-то темная сила из мира, бушевавшего ветрами, похитит у него
Джулию.
Солнце уже вплавлялось в кромку горизонта. Медовое золото сгустилось, море
окрасилось оранжевым, потом кроваво-красным. Высокая трава шуршала на ветру.
Бобби оглянулся. По склону между стоянкой и пляжем сбегали маленькие песчаные
вихри, словно бледные призраки, с наступлением сумерек покинувшие кладбище. На
востоке над миром нависла стена мрака. Стало холодно.
Глава 18
Весь день Золт проспал в комнате, где прежде спала его мать. Комната
сохраняла ее запах. Два-три раза в неделю Золт сбрызгивал белый кружевной платок
ее любимыми духами "Шанель No 5" и клал его на ночной столик рядом с серебряными
щетками и гребешками, чтобы каждый вздох напоминал о матери. Иногда, очнувшись
от сна, чтобы поправить подушку или подтянуть одеяло, он ловил этот аромат и
снова погружался в сон, как будто знакомый запах, подобно транквилизатору,
навевал блаженную дрему.
Спал он обычно в тренировочных брюках и футболке. Найти пижаму по размеру ему
никак не удавалось, а ложиться в постель нагишом или даже в нижнем белье было
стыдно. Он стеснялся собственной наготы и тогда, когда его никто не видел.
Весь день светило бесстрастное зимнее солнце, но оба окна спальни были
снаружи прикрыты полотняными навесами с цветочным узором, а внутри задернуты
розовыми гардинами. Изредка просыпаясь, Золт таращил слипающиеся глаза во тьму,
откуда сочилось жемчужно-серое свечение зеркала и поблескивали серебряные
рамочки фотографий на тумбочке. Одурманенный сном и благоуханием духов, которыми
он совсем недавно окропил платок, Золт без труда представлял, что безмерно
любимая мать сидит рядом в кресле-качалке, смотрит на него и стережет его сон.
Он окончательно проснулся перед самым заходом солнца и лежал, закинув руки за
голову и устремив взгляд в балдахин над кроватью. В темноте он ничего не видел,
но воображение и так рисовало ему знакомый купол из ткани, расписанной бутонами
роз. Золт думал о матери, о лучших - теперь безвозвратно ушедших - годах своей
жизни. Потом в голову полезли мысли о девочке, мальчишке и женщине, которых он
убил вчера. Золт попытался вспомнить вкус их крови, но воскресить его в памяти
так же явственно, как образ матери, не удалось.
Включив ночник, Золт оглядел такую знакомую, такую родную комнату. На, обоях,
на постельном покрывале, на жалюзи красовались бутоны роз, гардины и ковры были
розовые. Темный стол красного дерева. Туалетный столик. Высокий комод. На
подлокотники кресла-качалки наброшены два вязаных шерстяных платка - один цвета
лепестков розы, другой - зеленый, цвета листьев.
Золт прошел в ванную по соседству со спальней, запер дверь и проверил,
надежно ли. Ванная освещалась только флюоресцентными панелями над раковиной,
маленькое окошко под потолком Золт давным-давно закрасил черной краской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
его кровь, было бы неудивительно, что она залила лишь рубаху и джинсы. И
все-таки расцарапать себе одну руку, потом другую, потом обеими руками впиться в
лицо и при этом не проснуться - такого просто быть не может.
Да, вот еще что. Царапины оставлены острыми ногтями. А у Фрэнка ногти тупые,
обкусанные до самой мякоти.
Глава 17
Из интерната Сьело-Виста "Самурай" отправился на юг. На пляже между
Корона-дель-Мар и Лагуна-Бич Бобби оставил машину на стоянке и вместе с Джулией
пошел к океану.
Перед ними раскинулся зеленовато-голубой простор с нежными серыми прожилками.
Там, где глубже, поверхность темнела; там, где катились волны, пронизанные
лучами низкого сочного солнца, мягко переливались многоцветные блики. Вал за
валом накатывался на берег, ветер срывал с волн накипавшую пену.
Серфингисты в черных плавательных костюмах гребли на своих досках к
взбухающей волне - прокатиться напоследок. Их товарищи в таком же облачении
расположились у павильонов; кто пил горячие напитки из термосов, кто
прохладительные из банок. Больше на пляже никого не было: загорать в такой день
холодно.
Бобби и Джулия набрели на невысокий холм, куда не долетали брызги прибоя, и
уселись на жесткую траву, которой местами оброс песчаный, обожженный солью
склон.
Джулия первой нарушила молчание:
- Вот в таком местечке и заживем. Больно вид хорош. Дом должен быть
небольшой.
- Конечно, большой нам ни к чему. Гостиная, спальня для нас, спальня для
Томаса. Ну, может, еще уютный кабинетик с книжными полками.
- Столовая не нужна. А вот кухню я хочу большую.
- Ага. Чтобы как жилая комната. Джулия вздохнула.
- Музыка, книги, домашняя стряпня - а то мне уже надоело питаться как попало,
на бегу. Куча свободного времени. Будем втроем посиживать на террасе и
любоваться океаном.
То, о чем они говорили, тоже относилось к Мечте: скопить - причем не только
ценой строгого самоограничения - столько, чтобы обеспечить себя на двадцать лет
вперед, уйти на покой и купить дом на побережье.
Бобби и Джулию сближало еще одно: оба понимали, что жизнь коротка. Эта
истина, конечно, известна всем, но многие предпочитают от нее отмахнуться, будто
впереди у них череда бесчисленных "завтра". Если бы они всерьез задумывались о
смерти, они бы не волновались так за исход футбольного матча, не следили, затаив
дыхание, за перипетиями телевизионной мелодрамы, не принимали близко к сердцу
трескотню политиканов. Они бы поняли, что подобные заботы - ничтожные пустяки
перед лицом той бесконечной ночи, в которую рано или поздно уходит каждый. Им
было бы жаль тратить драгоценные минуты на очереди в магазинах или попусту
убивать время в обществе болванов и зануд. Возможно, за этим миром открывается
другой, возможно даже, что существует рай, хотя рассчитывать на это не стоит -
рассчитывать можно лишь на небытие. И если окажется, что это ошибка, тем
приятнее будет, что обманулся в своих ожиданиях. Бобби и Джулия не склонны были
предаваться унынию. Они умели наслаждаться жизнью не хуже других, но в отличие
от многих не хватались из страха перед неизведанным за хрупкую надежду на
бессмертие души. Размышления о смерти вызывали у них не тревогу и отчаяние, а
твердую решимость не растрачиваться на пустяки: куда важнее сколотить средства,
чтобы обеспечить себе долгую семейную жизнь в тихой заводи.
Ветер играл каштановыми волосами Джулии. Щурясь, она наблюдала, как солнце
все ниже склоняется к кромке далекого горизонта, по которой все гуще растекается
медовое золото.
- Я знаю, почему Томас не хочет выбираться из интерната, - сказала она. - Он
боится людей. Их так много. Вот маленький домик на тихом безлюдном берегу - это
как раз для него. Я уверена.
- Все будет так, как мы задумали, - успокоил ее Бобби.
- Пока агентство окончательно встанет на ноги и мы его продадим, цены на
Южном побережье здорово подскочат. Но к северу от Санта-Барбары тоже есть
красивые места.
- Побережье большое. - Бобби обнял жену. - Найдем местечко и на юге. Поживем
еще в свое удовольствие. Жизнь не вечна, но мы-то молоды. Нам ведь жить да жить.
И тут ему вспомнилось предчувствие, которое промелькнуло у него нынче утром,
- страх, что какая-то темная сила из мира, бушевавшего ветрами, похитит у него
Джулию.
Солнце уже вплавлялось в кромку горизонта. Медовое золото сгустилось, море
окрасилось оранжевым, потом кроваво-красным. Высокая трава шуршала на ветру.
Бобби оглянулся. По склону между стоянкой и пляжем сбегали маленькие песчаные
вихри, словно бледные призраки, с наступлением сумерек покинувшие кладбище. На
востоке над миром нависла стена мрака. Стало холодно.
Глава 18
Весь день Золт проспал в комнате, где прежде спала его мать. Комната
сохраняла ее запах. Два-три раза в неделю Золт сбрызгивал белый кружевной платок
ее любимыми духами "Шанель No 5" и клал его на ночной столик рядом с серебряными
щетками и гребешками, чтобы каждый вздох напоминал о матери. Иногда, очнувшись
от сна, чтобы поправить подушку или подтянуть одеяло, он ловил этот аромат и
снова погружался в сон, как будто знакомый запах, подобно транквилизатору,
навевал блаженную дрему.
Спал он обычно в тренировочных брюках и футболке. Найти пижаму по размеру ему
никак не удавалось, а ложиться в постель нагишом или даже в нижнем белье было
стыдно. Он стеснялся собственной наготы и тогда, когда его никто не видел.
Весь день светило бесстрастное зимнее солнце, но оба окна спальни были
снаружи прикрыты полотняными навесами с цветочным узором, а внутри задернуты
розовыми гардинами. Изредка просыпаясь, Золт таращил слипающиеся глаза во тьму,
откуда сочилось жемчужно-серое свечение зеркала и поблескивали серебряные
рамочки фотографий на тумбочке. Одурманенный сном и благоуханием духов, которыми
он совсем недавно окропил платок, Золт без труда представлял, что безмерно
любимая мать сидит рядом в кресле-качалке, смотрит на него и стережет его сон.
Он окончательно проснулся перед самым заходом солнца и лежал, закинув руки за
голову и устремив взгляд в балдахин над кроватью. В темноте он ничего не видел,
но воображение и так рисовало ему знакомый купол из ткани, расписанной бутонами
роз. Золт думал о матери, о лучших - теперь безвозвратно ушедших - годах своей
жизни. Потом в голову полезли мысли о девочке, мальчишке и женщине, которых он
убил вчера. Золт попытался вспомнить вкус их крови, но воскресить его в памяти
так же явственно, как образ матери, не удалось.
Включив ночник, Золт оглядел такую знакомую, такую родную комнату. На, обоях,
на постельном покрывале, на жалюзи красовались бутоны роз, гардины и ковры были
розовые. Темный стол красного дерева. Туалетный столик. Высокий комод. На
подлокотники кресла-качалки наброшены два вязаных шерстяных платка - один цвета
лепестков розы, другой - зеленый, цвета листьев.
Золт прошел в ванную по соседству со спальней, запер дверь и проверил,
надежно ли. Ванная освещалась только флюоресцентными панелями над раковиной,
маленькое окошко под потолком Золт давным-давно закрасил черной краской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105