- Ты сейчас в каком фильме? - спросила Джулия.
Ничего от нее не скроется!
- Пока не соображу. "Филадельфийская история", что ли.
Когда "Самурай" въехал на стоянку интерната Сьело-Виста, Джулия была уже в
прекрасном расположении духа. Она вылезла из машины и с улыбкой окинула взглядом
полоску, где сходились небо и океан, словно в жизни не видела картины
восхитительнее. Панорама и впрямь радовала глаз: Сьело-Виста стоял на крутом
обрыве в полумиле от океана, а внизу раскинулись широкие пляжи калифорнийского
Золотого Берега. Бобби стоял рядом с женой, слегка втянув голову в плечи и зябко
поеживаясь на холодном порывистом ветру.
Собравшись с духом, Джулия взяла Бобби за руку и сжала ее. Они направились в
корпус.
Сьело-Виста был частным интернатом, поэтому он даже внешне отличался от
стандартных казенных заведений такого рода. Интернат помещался в бледно-розовом
двухэтажном здании в испанском стиле. Углы здания, дверные и оконные рамы были
облицованы белым мрамором. Входные и балконные двери тоже были выкрашены в белый
цвет, а дверные проемы сверху выгибались изящными арками. Над дорожками для
прогулок тянулись решетчатые своды, увитые бугенвиллей и пестревшие лиловыми и
желтыми цветами. Листья неумолчно шелестели на ветру. Пол внутри здания был
устлан серым линолеумом в розовую и бирюзовую крапинку. Вдоль основания
светло-розовых стен шла широкая белая полоса, а поверху - лепнина с растительным
орнаментом. В такой обстановке и дышится легко и безмятежно.
В холле Джулия остановилась, достала расческу и привела в порядок встрепанные
ветром волосы. Потом супруги, на минуту задержавшись у стола дежурной в уютной
приемной для посетителей, отправились в комнату Томаса, которая находилась на
первом этаже в северном крыле здания.
В комнате стояли две кровати. Кровать Томаса - та, что ближе к окнам, - была
пуста. Кресло тоже. Томас склонился над рабочим столом, который он обычно делил
со своим соседом по комнате Дереком, и вырезал из журнала фотографию.
Внешность Томаса озадачивала: вроде бы здоровяк - и в то же время заморыш,
массивный - и в то же время хрупкий. Физически он был крепок, а вот душой и
разумом немощен, и этот внутренний недуг так и просвечивал сквозь его массивное
тело. Коренастый крепыш с короткой шеей, округлыми литыми плечами, относительно
короткими руками и широкой спиной смахивал на гнома. Но только фигурой: лицом он
даже отдаленно не напоминал добродушного и лукавого сказочного персонажа. Черты
его были изуродованы вследствие страшной генетической ошибки, биологической
трагедии.
Услышав шаги, Томас обернулся.
- Жюль! - воскликнул он, бросил ножницы и вскочил, едва не опрокинув стул. -
Жюль! Жюль!
Томас был одет в мешковатые джинсы и фланелевую рубашку в зеленую клетку. Он
выглядел лет на десять моложе, чем ему было в действительности.
Джулия выпустила руку Бобби и, раскрыв объятия навстречу брату, вошла в
комнату.
- Здравствуй, родной.
Томас двинулся к ней, едва переставляя ноги, словно ботинки у него были
подбиты железом. Брат был десятью годами моложе Джулии, ему было двадцать, но
ростом значительно ниже ее. Даже профан в медицине, взглянув на его лицо,
безошибочно узнал бы все признаки болезни Дауна: тяжелый выпуклый лоб, кожные
складки у внутренних углов глаз, из-за которых они казались по-восточному
раскосыми, вдавленная переносица; уши сидели чересчур низко на непропорционально
маленькой голове. Прочие детали лица, пухлые, бесформенные, говорили о
замедленном умственном развитии. На таких лицах как бы навечно застыло выражение
тоски и одиночества. Но сейчас лицо Томаса цвело блаженной лучистой улыбкой.
При каждом появлении сестры он преображался.
"Черт возьми, а ведь она и на меня так действует", - подумал Бобби.
Слегка наклонившись, Джулия обняла брата и долго не выпускала.
- Ну, как живешь? - спросила она.
- Хорошо, - ответил Томас. - Я живу хорошо. Он выговаривал слова невнятно, и
все-таки их можно было разобрать. В отличие от других жертв болезни Дауна Томасу
еще повезло: его толстый язык не был изборожден складками, не торчал изо рта и
более-менее свободно ворочался во рту.
- А где Дерек?
- В приемной. У него гости. Он придет. У меня все хорошо. А у тебя?
- Чудесно, голубчик. Просто замечательно.
- И у меня замечательно. Я тебя люблю, Жюль. - Томас так и сиял. Только в
присутствии сестры его обычная застенчивость пропадала. - Я тебя очень люблю.
- И я тебя, Томас.
- Я боялся.., ты не придешь.
- Я ведь тебя не забываю, правда?
- Правда. - Томас наконец отпустил Джулию и бросил взгляд на дверь. -
Здравствуй, Бобби.
- Привет, Томас! Выглядишь молодцом.
- Правда?
- Гадом буду.
Томас хихикнул.
- Бобби смешной, - сказал он Джулии.
- А меня-то когда обнимут? - не унимался Бобби. - Так я и буду стоять,
растопырив руки, пока меня не примут за вешалку?
Томас нерешительно отошел от сестры. Они с Бобби обнялись.
Томас и Бобби прекрасно ладили, и все же Томас еще стеснялся зятя. Он с
трудом привыкал ко всему новому и за семь лет еще не совсем освоился с новым
членом семьи.
"Но он меня любит, - внушал себе Томас. - Наверно, так же сильно, как я его".
Привязаться всей душой к человеку, страдающему болезнью Дауна, не так трудно.
Надо только не ограничиваться естественной жалостью, а приглядеться к больному
повнимательнее. Приглядишься - и поневоле оценишь их восхитительное простодушие
и милую непосредственность. Иногда, чувствуя себя белыми воронами, они робеют и
замыкаются, но, как правило, они искреннее и откровеннее многих нормальных
людей: никакой оглядки на условности, никакого лицемерия. Прошлым летом, на
пикнике, устроенном для обитателей интерната в честь Дня независимости, мать
одного пациента сказала Бобби: "Вот смотрю я на них - какие же они добрые,
ласковые. Наверно, они любезнее Господу, чем мы". И сейчас, обнимая Томаса и
заглядывая в его добродушное пухлое лицо, Бобби понимал, насколько она права.
- Мы тебя оторвали от стихотворения? - спросила Джулия.
Томас оставил Бобби и заковылял к рабочему столу. У стола Джулия листала
журнал, из которого Томас вырезал картинки. Томас взял со стола альбом -
четырнадцать таких альбомов с его произведениями стояли в книжном шкафу у
кровати, - раскрыл и показал Джулии. На развороте рядами были наклеены картинки.
Ряды напоминали строки, которые складывались в четверостишия.
- Это вчера. Вчера кончил, - объяснил Томас. - До-о-олго делал. Трудно.
Теперь получилось.., получилось.
Лет пять назад Томас увидел по телевизору какого-то поэта. Поэт ему очень
понравился, и Томас решил сам писать стихи. Надо сказать, что отставание в
развитии психики при болезни Дауна выражается по-разному; у одних это отставание
очень значительно, у других проявляется в более легкой форме. Тяжесть
заболевания у Томаса была чуть выше средней, но даже при таких умственных
способностях он научился писать только свое имя. Однако это его не остановило.
Он попросил Джулию привезти бумагу, клей, ножницы, альбом и старые журналы.
"Всякие журналы, чтобы с красивыми картинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105