Кейт в конце концов уступил, так как один черт все происходящее не укладывалось ни в какие правила.
Допрос, проведённый генерал-лейтенантом, не дал ничего. Начальник службы безопасности твердил, что ни о каких взрывных устройствах он ничего не знает. И держался при этом очень нагло, чувствуя себя защищённым законами демократической Эстонии. Возможно, поэтому Кейт разрешил мне недолго поговорить с ним наедине.
Я говорил с ним тридцать минут. В начале разговора он обмочился, а к концу у него расстроился желудок. Он был со мной откровенным. Рассказал много интересного. В частности, для чего нужны были показания Боцмана о том, что все мы прибыли в Эстонию с заданием провести крупномасштабный террористический акт. Потому что нас самих после этого акта допросить будет нельзя, мёртвые безгласны.
В этом признании содержался намёк на фугас. Но о самом фугасе он ничего не знал. И когда я говорю «не знал», это и значит не знал. Но зато он знал нечто такое, от чего генерал Голубков, когда я ему об этом доложил, вжал голову в плечи и начал ожесточённо чесать репу. Эта информация касалась деятельности эстонской агентуры в расположении 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии.
Ещё в конце января в поле зрения Управления ФСБ по Псковской области попал гражданин Эстонии Пётр Калачев, 1975 года рождения, житель Тарту. Прибыв в Псков для осуществления торгово-посреднической деятельности, он начал очень активно завязывать знакомства с молодыми офицерами 76-й воздушно-десантной дивизии. Это ему легко удавалось, так как человеком он был общительным и всегда при деньгах. Было установлено, что он является агентом отдела Джи-2 Главного штаба Минобороны Эстонии и должен с помощью завербованных им офицеров дивизии подготовить фальсифицированные документы, из которых было бы ясно, что дивизия поднята по боевой тревоге и получила приказ десантироваться в Эстонии. Эти документы, переданные в Брюссель, вынудили бы НАТО объявить Эстонию членом Североатлантического союза со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В период разработки агента Калачева фээсбэшники усомнились, что такое ответственное задание дано человеку молодому, по складу характера легкомысленному и мало подготовленному для серьёзной агентурной работы. Поэтому к Калачеву был подведён наш контрразведчик, он перевёл операцию на себя, и в ФСБ были уверены, что с этой стороны никаких неожиданностей не последует. Но они недооценили профессионализма бывшего полковника КГБ Юргена Янсена.
Засылка агента Калачева была лишь прикрытием, операцией отвлечения. На самом деле документы готовил совсем другой агент. Его имени начальник службы безопасности не знал. И когда я говорю «не знал», это и означает не знал.
Это была очень неприятная новость. Я предложил Голубкову немедленно связаться с ФСБ, но он только рукой махнул. Если они просрали настоящего агента, что они смогут сделать за одну ночь? Эти документы уже наверняка в Брюсселе или будут там с часу на час.
Как отреагируют на них в штаб-квартире НАТО? Взрыва, который мгновенно превратит Таллин, а затем и всю Эстонию, в новую «горячую точку» на карте Европы, не будет. У России не будет повода для введения в Эстонию миротворческих сил. Не будет и повода для вмешательства НАТО. Все так. А если в 76-й Псковской дивизии действительно происходит какое-то шевеление и оно зафиксировано аэрокосмической разведкой? Не поспешат ли отреагировать натовские генералы?
Мне казалось, что не поспешат. Генералы везде одинаковые. Они не любят брать на себя ответственность. Генерал Голубков был со мной в общем согласен, но напомнил, что генералам присуще и другое качество: стремление выслужиться. Без этого не становятся генералами.
— Вам видней, господин генерал, — сказал я.
Он покряхтел, поморщился, поскрёб в затылке и в конце концов заключил:
— Мы не можем рисковать. Их надо предупредить. О том, что документы — фальшивка, липа. Предупреждение должно исходить из источника, которому они доверяют. У нас нет выбора. Звони.
Я позвонил Розе Марковне, узнал у неё номер телефона Альгириса Паальмана и попросил позвонить ему и отрекомендовать меня как человека, заслуживающего доверия.
Через сорок минут мы встретились с Паальманом у Домского собора. Я не знаю, о чем российский контрразведчик говорил со старым английским шпионом. Знаю только, что в тот же день Паальман вылетел вечерним рейсом в Лондон. Провожала его Роза Марковна. Может быть, навсегда.
Вечером, когда Метсакальмисту закрылось для посетителей, туда по приказу генерала Кейта прибыл сапёрный взвод с миноискателями и собаками, натасканными на поиск взрывчатки. Они прочесали все кладбище. Нормальная мера предосторожности. Никаких взрывных устройств обнаружено не было.
Всю ночь Муха и Артист, надев синие халаты уборщиков, дежурили возле ритуального зала госпиталя. Никто не подходил к гробу и не открывал его, чтобы убедиться, что фугас на месте или задать точное время взрыва. Значит, радиосигнал будет подан, и ровно через двадцать минут взрыватель сработает.
В шесть утра мобильная группа спецподразделения «Эст» под командованием порученца Кейта капитана Медлера перекрыла парадный вход в ритуальный зал и все выходы в коридор и во двор. Вместе с ними подъехал и я. Под шумок мы извлекли фугас из гроба и перегрузили его в багажник «мазератти». До начала торжественной церемонии оставалось слишком мало времени, поэтому там его и оставили, блокировав лежащим в спортивной сумке с надписью «Puma» широкополосным подавителем радиосигналов. Тачку отогнали на стоянку к гостинице, а потом посадили в неё Томаса, чтобы он проехал на ней в траурном кортеже. Если заинтересованные лица заметили подозрительную возню в ритуальном зале и связали её с появлением во дворе госпиталя «мазератти», то это должно было их успокоить.
Между тем церемония продолжалась. Гроб пронесли по центральной аллее Метсакальмисту и установили возле свежей могилы среди десятков венков. Начались речи. Говорили по-эстонски. Какой-то профессорского вида старик с Железным Рыцарским крестом говорил по-немецки. Потом снова зазвучал эстонский. Конец церемонии близился, но никому не звонили по мобильнику, никто не проявлял признаков беспокойства. Я нашёл взглядом Артиста и Муху, стоявших в разных концах толпы. Они пожали плечами — тоже ничего не заметили.
Я начал склоняться к мысли, что мистера Икс на кладбище нет, но тут Томас обернулся ко мне и сказал:
— Гроб не тот.
— Что значит не тот? — удивился я.
— Не тот, — повторил он. — Я сам его выбирал, я помню. На том узор на крышке был не такой. Приятней. Поэтому я тот и выбрал. А этот не выбрал.
К выбору гроба для своего названного деда Томас, действительно, отнёсся с большой ответственностью. Из десятка этих произведений столярного искусства, выставленных в демонстрационном зале похоронного бюро на Кладбищенской улице в Аугсбурге, он сначала отобрал два со сплошными крышками, придирчиво сравнивал, щупал обивку, проверял на мягкость. Потом перешёл к узорам, которые оставили на вишнёвом дереве какие-то жуки-древоточцы. Гробы из дерева с таким узором считались высшим классом. И лишь после долгих колебаний сделал выбор.
Можно было, конечно, допустить, что сейчас Томас ошибся, но глаз у него, как мы не раз отмечали, был хороший, и я сразу ему поверил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Допрос, проведённый генерал-лейтенантом, не дал ничего. Начальник службы безопасности твердил, что ни о каких взрывных устройствах он ничего не знает. И держался при этом очень нагло, чувствуя себя защищённым законами демократической Эстонии. Возможно, поэтому Кейт разрешил мне недолго поговорить с ним наедине.
Я говорил с ним тридцать минут. В начале разговора он обмочился, а к концу у него расстроился желудок. Он был со мной откровенным. Рассказал много интересного. В частности, для чего нужны были показания Боцмана о том, что все мы прибыли в Эстонию с заданием провести крупномасштабный террористический акт. Потому что нас самих после этого акта допросить будет нельзя, мёртвые безгласны.
В этом признании содержался намёк на фугас. Но о самом фугасе он ничего не знал. И когда я говорю «не знал», это и значит не знал. Но зато он знал нечто такое, от чего генерал Голубков, когда я ему об этом доложил, вжал голову в плечи и начал ожесточённо чесать репу. Эта информация касалась деятельности эстонской агентуры в расположении 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии.
Ещё в конце января в поле зрения Управления ФСБ по Псковской области попал гражданин Эстонии Пётр Калачев, 1975 года рождения, житель Тарту. Прибыв в Псков для осуществления торгово-посреднической деятельности, он начал очень активно завязывать знакомства с молодыми офицерами 76-й воздушно-десантной дивизии. Это ему легко удавалось, так как человеком он был общительным и всегда при деньгах. Было установлено, что он является агентом отдела Джи-2 Главного штаба Минобороны Эстонии и должен с помощью завербованных им офицеров дивизии подготовить фальсифицированные документы, из которых было бы ясно, что дивизия поднята по боевой тревоге и получила приказ десантироваться в Эстонии. Эти документы, переданные в Брюссель, вынудили бы НАТО объявить Эстонию членом Североатлантического союза со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В период разработки агента Калачева фээсбэшники усомнились, что такое ответственное задание дано человеку молодому, по складу характера легкомысленному и мало подготовленному для серьёзной агентурной работы. Поэтому к Калачеву был подведён наш контрразведчик, он перевёл операцию на себя, и в ФСБ были уверены, что с этой стороны никаких неожиданностей не последует. Но они недооценили профессионализма бывшего полковника КГБ Юргена Янсена.
Засылка агента Калачева была лишь прикрытием, операцией отвлечения. На самом деле документы готовил совсем другой агент. Его имени начальник службы безопасности не знал. И когда я говорю «не знал», это и означает не знал.
Это была очень неприятная новость. Я предложил Голубкову немедленно связаться с ФСБ, но он только рукой махнул. Если они просрали настоящего агента, что они смогут сделать за одну ночь? Эти документы уже наверняка в Брюсселе или будут там с часу на час.
Как отреагируют на них в штаб-квартире НАТО? Взрыва, который мгновенно превратит Таллин, а затем и всю Эстонию, в новую «горячую точку» на карте Европы, не будет. У России не будет повода для введения в Эстонию миротворческих сил. Не будет и повода для вмешательства НАТО. Все так. А если в 76-й Псковской дивизии действительно происходит какое-то шевеление и оно зафиксировано аэрокосмической разведкой? Не поспешат ли отреагировать натовские генералы?
Мне казалось, что не поспешат. Генералы везде одинаковые. Они не любят брать на себя ответственность. Генерал Голубков был со мной в общем согласен, но напомнил, что генералам присуще и другое качество: стремление выслужиться. Без этого не становятся генералами.
— Вам видней, господин генерал, — сказал я.
Он покряхтел, поморщился, поскрёб в затылке и в конце концов заключил:
— Мы не можем рисковать. Их надо предупредить. О том, что документы — фальшивка, липа. Предупреждение должно исходить из источника, которому они доверяют. У нас нет выбора. Звони.
Я позвонил Розе Марковне, узнал у неё номер телефона Альгириса Паальмана и попросил позвонить ему и отрекомендовать меня как человека, заслуживающего доверия.
Через сорок минут мы встретились с Паальманом у Домского собора. Я не знаю, о чем российский контрразведчик говорил со старым английским шпионом. Знаю только, что в тот же день Паальман вылетел вечерним рейсом в Лондон. Провожала его Роза Марковна. Может быть, навсегда.
Вечером, когда Метсакальмисту закрылось для посетителей, туда по приказу генерала Кейта прибыл сапёрный взвод с миноискателями и собаками, натасканными на поиск взрывчатки. Они прочесали все кладбище. Нормальная мера предосторожности. Никаких взрывных устройств обнаружено не было.
Всю ночь Муха и Артист, надев синие халаты уборщиков, дежурили возле ритуального зала госпиталя. Никто не подходил к гробу и не открывал его, чтобы убедиться, что фугас на месте или задать точное время взрыва. Значит, радиосигнал будет подан, и ровно через двадцать минут взрыватель сработает.
В шесть утра мобильная группа спецподразделения «Эст» под командованием порученца Кейта капитана Медлера перекрыла парадный вход в ритуальный зал и все выходы в коридор и во двор. Вместе с ними подъехал и я. Под шумок мы извлекли фугас из гроба и перегрузили его в багажник «мазератти». До начала торжественной церемонии оставалось слишком мало времени, поэтому там его и оставили, блокировав лежащим в спортивной сумке с надписью «Puma» широкополосным подавителем радиосигналов. Тачку отогнали на стоянку к гостинице, а потом посадили в неё Томаса, чтобы он проехал на ней в траурном кортеже. Если заинтересованные лица заметили подозрительную возню в ритуальном зале и связали её с появлением во дворе госпиталя «мазератти», то это должно было их успокоить.
Между тем церемония продолжалась. Гроб пронесли по центральной аллее Метсакальмисту и установили возле свежей могилы среди десятков венков. Начались речи. Говорили по-эстонски. Какой-то профессорского вида старик с Железным Рыцарским крестом говорил по-немецки. Потом снова зазвучал эстонский. Конец церемонии близился, но никому не звонили по мобильнику, никто не проявлял признаков беспокойства. Я нашёл взглядом Артиста и Муху, стоявших в разных концах толпы. Они пожали плечами — тоже ничего не заметили.
Я начал склоняться к мысли, что мистера Икс на кладбище нет, но тут Томас обернулся ко мне и сказал:
— Гроб не тот.
— Что значит не тот? — удивился я.
— Не тот, — повторил он. — Я сам его выбирал, я помню. На том узор на крышке был не такой. Приятней. Поэтому я тот и выбрал. А этот не выбрал.
К выбору гроба для своего названного деда Томас, действительно, отнёсся с большой ответственностью. Из десятка этих произведений столярного искусства, выставленных в демонстрационном зале похоронного бюро на Кладбищенской улице в Аугсбурге, он сначала отобрал два со сплошными крышками, придирчиво сравнивал, щупал обивку, проверял на мягкость. Потом перешёл к узорам, которые оставили на вишнёвом дереве какие-то жуки-древоточцы. Гробы из дерева с таким узором считались высшим классом. И лишь после долгих колебаний сделал выбор.
Можно было, конечно, допустить, что сейчас Томас ошибся, но глаз у него, как мы не раз отмечали, был хороший, и я сразу ему поверил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92