После награждения и был сделан этот снимок.
— Альфонса Ребане не убрали. Этот молодой человек, который подарил мне розу, показал мне его завещание. Он завещал мне все своё имущество. Недвижимость, которую он скупил до войны. Совещание составлено в семьдесят пятом году в каком-то посёлке на Колыме. В семьдесят пятом году он был ещё жив!
— Мы вернёмся к этому. Ты права, Альфонса Ребане не убрали. Советская разведка выкрала его и увезла в Москву. По его показаниям я и вживался в его образ.
— Почему вы стали работать на русских?
— Они завербовали меня в сорок третьем году. За год до этого при бомбёжке Лондона погибла вся моя семья. Погибла девушка, которую я любил. Я ненавидел фашистов. Я восхищался Советским Союзом, я требовал открытия второго фронта. Советская разведка решила, что я подхожу для вербовки. Я дал согласие.
— Почему, Альгирис? Я не осуждаю вас. Я не имею права вас осуждать. Но я хочу понять — почему? Что заставило вас предать свою новую родину? Почему вы молчите, Альгирис?
— Мне трудно об этом говорить, Роза. Но я скажу. Потому что без этого ты ничего не поймёшь. Я согласился работать на русских по приказу британской разведки. Я сразу же сообщил в СИС, как только советский резидент сделал ко мне вербовочный подход. Меня ввели в агентурную комбинацию. Возможно, мне следовало отказаться. Но я был молод и исполнен патриотизма. Поэтому я согласился.
— Пресвятая Дева Мария! Так на кого же вы работали, Альгирис Паальман? Вы сказали, что ушли в отставку в чине полковника. Я так поняла, что вы были полковником КГБ.
— Я действительно имел чин полковника КГБ. Но на самом деле я был полковником Сикрет интеллидженс сервис.
— Ничего не понимаю! Вы были британским разведчиком и одновременно советским агентом? Но вы же сами сказали, что из-за вас были уничтожены «лесные братья»!
— Да, Роза. Так и было. Советская госбезопасность считала, что подсунула меня англичанам на роль Альфонса Ребане. На самом же деле англичане подсунули русским меня. «Лесными братьями» пожертвовали для моего внедрения. «Лесные братья» были обречены. Их бы все равно уничтожили. Чуть раньше или чуть позже. Их уничтожили раньше. Это звучит чудовищно, но это так, Роза. Разведка — подсознание государства. Это дьявольский мир. Там другая цена жизни. Русские расстреляли всех солдат и офицеров Эстонской дивизии, чтобы не подвергать угрозе провала одного из самых ценных своих агентов — начальника разведшколы Альфонса Ребане. Англичане отдали на заклание «лесных братьев», чтобы внедрить меня в КГБ. Эту цель и преследовала комбинация СИС. Эта цель была достигнута.
— Альгирис Паальман! Вы говорите об этом в храме!
— Да, Роза, я говорю в храме. Да, я говорю перед святым престолом: Всевышний не ведает, что творится в созданном им мире. Нет, не ведает. Иначе Он бы этого не допустил. Он бы многого не допустил. Слишком многого.
— Извините меня, Альгирис. Продолжайте. Стоило ли ваше внедрение той цены, которая за него была заплачена?
— В Лондоне считали, что да. И сейчас так считают. В академии КГБ я был ведущим специалистом по Великобритании. Ты обращала, возможно, внимание на массовые высылки советских дипломатов из Англии? В последний раз выслали больше ста человек. В этом есть и моя заслуга. Я не горжусь ею.
— Вы и сейчас работаете на СИС?
— Нет. Я отказался от сотрудничества в восемьдесят седьмом году. После большого процесса над молодыми эстонскими националистами. Ещё за несколько лет до него я предупреждал Лондон: нужно прекратить искусственную стимуляцию диссидентов. Нужно прекратить финансирование, прекратить засылку эмиссаров. Денежные подачки развращают, а эмиссары создают у эстонской молодёжи иллюзию защищённости. Но это только иллюзия, мы ничем не сможем им помочь, когда дойдёт до беды. Процесс разрушения СССР необратим, он требует лишь информационной поддержки. На мои сигналы не обращали внимания. В СИС сидели такие же чиновники, как в КГБ. Если ничего не делать, а только ждать, то для чего они нужны? Крутилась машина СИС, крутилась машина КГБ. Чем это кончилось? Тем, что демократическая Эстония оказалась обескровленной. Большой процесс стал катастрофой для Эстонии. В ней виноваты обе стороны. После него я подал в отставку. Мне приказали вернуться в Англию. Я отказался. Они настаивали, я стоял на своём. В конце концов, меня оставили в покое.
— Но это опасно?
— Нет. Мне даже дали постоянную визу в Англию. Но если я вдруг решу ею воспользоваться, обратно меня уже не выпустят. Но мне нечего делать в Англии. Там у меня никого нет. А здесь у меня есть ты. Во всяком случае, была до этого разговора.
— В каком страшном мире вы жили, Альгирис!
— Я жил в том же мире, что и ты. Только я знал об этом, а ты не знала. Я иногда думал, как бы я поступил, если бы можно было начать с того дня, когда ещё не поздно было сказать «нет» джентльменам из СИС. Когда не поздно было отказаться от роли Альфонса Ребане. Я поступил бы так же, Роза. Не из-за патриотизма. Из-за тебя. Но главное — из-за твоей матери. Из-за Агнии.
— Вы знали её?
— Да, я знал её очень хорошо. Может быть, я знал её даже лучше, чем Альфонс Ребане. Хотя ни разу в жизни её не видел. Посиди, я узнаю у регента, можно ли мне будет сегодня поиграть на органе…»
«— Да, можно. Сейчас для меня наступает самая трудная часть рассказа. Я знал, что мне придётся все тебе рассказать. Я представлял себе, как это сделаю. Я понял, что нужно рассказывать так, как было. Так я и буду рассказывать. В феврале сорок восьмого года пастор сельской церкви, где я иногда играл на органе, передал мне странное письмо. На конверте было написано: „А.Ребане от М.М.“ В конверте была фотография девочки примерно семи-восьми лет. Что это за девочка, я понятия не имел. Было ясно одно — это весточка из той жизни Альфонса Ребане, о которой я ничего не знал. В показаниях Ребане упоминалась его дочь. Но он был уверен, что она погибла в гетто вместе с родителями Агнии. Такие письма для законспирированного агента
— сигнал тревоги. Я переслал его в Москву и одновременно проинформировал о нем моего лондонского куратора. В СИС это вызвало панику. В Москве шок. С Лубянки поступил приказ прекратить всякую деятельность и связь с центром. Только через полтора месяца ситуация прояснилась. В Москве арестовали молодого сотрудника МГБ Эстонии Матти Мюйра…
— О Господи! Матти Мюйр!
— Вы знали его?
— Да. Он умер несколько дней назад.
— Он был влюблён в Агнию. Он выяснил, что дочь Агнии и Альфонса Ребане жива. Ты, Роза. Он хотел использовать тебя, чтобы завербовать начальника разведшколы Альфонса Ребане. Меня.
— Господи Боже!
— Его посадили, чтобы он ненароком меня не расшифровал. Проблему сняли, но этот пробел в моей легенде был очень опасным. В Москве провели дополнительные допросы Альфонса Ребане. Для него было большим потрясением узнать, что ты жива. Он рассказал о своём романе с Агнией. Его показания переслали мне. Так моя легенда стала для меня оживать. Но пока я видел Агнию только глазами твоего отца. Он её любил, Роза. Твоя мать несла на себе какой-то знак. Она не кружила головы. Она сводила с ума. Почти буквально. Я был последним, кого она свела с ума. Уже после своей смерти…
— Не нужно, Альгирис. Вам слишком трудно даётся рассказ.
— Его нельзя откладывать, Роза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Альфонса Ребане не убрали. Этот молодой человек, который подарил мне розу, показал мне его завещание. Он завещал мне все своё имущество. Недвижимость, которую он скупил до войны. Совещание составлено в семьдесят пятом году в каком-то посёлке на Колыме. В семьдесят пятом году он был ещё жив!
— Мы вернёмся к этому. Ты права, Альфонса Ребане не убрали. Советская разведка выкрала его и увезла в Москву. По его показаниям я и вживался в его образ.
— Почему вы стали работать на русских?
— Они завербовали меня в сорок третьем году. За год до этого при бомбёжке Лондона погибла вся моя семья. Погибла девушка, которую я любил. Я ненавидел фашистов. Я восхищался Советским Союзом, я требовал открытия второго фронта. Советская разведка решила, что я подхожу для вербовки. Я дал согласие.
— Почему, Альгирис? Я не осуждаю вас. Я не имею права вас осуждать. Но я хочу понять — почему? Что заставило вас предать свою новую родину? Почему вы молчите, Альгирис?
— Мне трудно об этом говорить, Роза. Но я скажу. Потому что без этого ты ничего не поймёшь. Я согласился работать на русских по приказу британской разведки. Я сразу же сообщил в СИС, как только советский резидент сделал ко мне вербовочный подход. Меня ввели в агентурную комбинацию. Возможно, мне следовало отказаться. Но я был молод и исполнен патриотизма. Поэтому я согласился.
— Пресвятая Дева Мария! Так на кого же вы работали, Альгирис Паальман? Вы сказали, что ушли в отставку в чине полковника. Я так поняла, что вы были полковником КГБ.
— Я действительно имел чин полковника КГБ. Но на самом деле я был полковником Сикрет интеллидженс сервис.
— Ничего не понимаю! Вы были британским разведчиком и одновременно советским агентом? Но вы же сами сказали, что из-за вас были уничтожены «лесные братья»!
— Да, Роза. Так и было. Советская госбезопасность считала, что подсунула меня англичанам на роль Альфонса Ребане. На самом же деле англичане подсунули русским меня. «Лесными братьями» пожертвовали для моего внедрения. «Лесные братья» были обречены. Их бы все равно уничтожили. Чуть раньше или чуть позже. Их уничтожили раньше. Это звучит чудовищно, но это так, Роза. Разведка — подсознание государства. Это дьявольский мир. Там другая цена жизни. Русские расстреляли всех солдат и офицеров Эстонской дивизии, чтобы не подвергать угрозе провала одного из самых ценных своих агентов — начальника разведшколы Альфонса Ребане. Англичане отдали на заклание «лесных братьев», чтобы внедрить меня в КГБ. Эту цель и преследовала комбинация СИС. Эта цель была достигнута.
— Альгирис Паальман! Вы говорите об этом в храме!
— Да, Роза, я говорю в храме. Да, я говорю перед святым престолом: Всевышний не ведает, что творится в созданном им мире. Нет, не ведает. Иначе Он бы этого не допустил. Он бы многого не допустил. Слишком многого.
— Извините меня, Альгирис. Продолжайте. Стоило ли ваше внедрение той цены, которая за него была заплачена?
— В Лондоне считали, что да. И сейчас так считают. В академии КГБ я был ведущим специалистом по Великобритании. Ты обращала, возможно, внимание на массовые высылки советских дипломатов из Англии? В последний раз выслали больше ста человек. В этом есть и моя заслуга. Я не горжусь ею.
— Вы и сейчас работаете на СИС?
— Нет. Я отказался от сотрудничества в восемьдесят седьмом году. После большого процесса над молодыми эстонскими националистами. Ещё за несколько лет до него я предупреждал Лондон: нужно прекратить искусственную стимуляцию диссидентов. Нужно прекратить финансирование, прекратить засылку эмиссаров. Денежные подачки развращают, а эмиссары создают у эстонской молодёжи иллюзию защищённости. Но это только иллюзия, мы ничем не сможем им помочь, когда дойдёт до беды. Процесс разрушения СССР необратим, он требует лишь информационной поддержки. На мои сигналы не обращали внимания. В СИС сидели такие же чиновники, как в КГБ. Если ничего не делать, а только ждать, то для чего они нужны? Крутилась машина СИС, крутилась машина КГБ. Чем это кончилось? Тем, что демократическая Эстония оказалась обескровленной. Большой процесс стал катастрофой для Эстонии. В ней виноваты обе стороны. После него я подал в отставку. Мне приказали вернуться в Англию. Я отказался. Они настаивали, я стоял на своём. В конце концов, меня оставили в покое.
— Но это опасно?
— Нет. Мне даже дали постоянную визу в Англию. Но если я вдруг решу ею воспользоваться, обратно меня уже не выпустят. Но мне нечего делать в Англии. Там у меня никого нет. А здесь у меня есть ты. Во всяком случае, была до этого разговора.
— В каком страшном мире вы жили, Альгирис!
— Я жил в том же мире, что и ты. Только я знал об этом, а ты не знала. Я иногда думал, как бы я поступил, если бы можно было начать с того дня, когда ещё не поздно было сказать «нет» джентльменам из СИС. Когда не поздно было отказаться от роли Альфонса Ребане. Я поступил бы так же, Роза. Не из-за патриотизма. Из-за тебя. Но главное — из-за твоей матери. Из-за Агнии.
— Вы знали её?
— Да, я знал её очень хорошо. Может быть, я знал её даже лучше, чем Альфонс Ребане. Хотя ни разу в жизни её не видел. Посиди, я узнаю у регента, можно ли мне будет сегодня поиграть на органе…»
«— Да, можно. Сейчас для меня наступает самая трудная часть рассказа. Я знал, что мне придётся все тебе рассказать. Я представлял себе, как это сделаю. Я понял, что нужно рассказывать так, как было. Так я и буду рассказывать. В феврале сорок восьмого года пастор сельской церкви, где я иногда играл на органе, передал мне странное письмо. На конверте было написано: „А.Ребане от М.М.“ В конверте была фотография девочки примерно семи-восьми лет. Что это за девочка, я понятия не имел. Было ясно одно — это весточка из той жизни Альфонса Ребане, о которой я ничего не знал. В показаниях Ребане упоминалась его дочь. Но он был уверен, что она погибла в гетто вместе с родителями Агнии. Такие письма для законспирированного агента
— сигнал тревоги. Я переслал его в Москву и одновременно проинформировал о нем моего лондонского куратора. В СИС это вызвало панику. В Москве шок. С Лубянки поступил приказ прекратить всякую деятельность и связь с центром. Только через полтора месяца ситуация прояснилась. В Москве арестовали молодого сотрудника МГБ Эстонии Матти Мюйра…
— О Господи! Матти Мюйр!
— Вы знали его?
— Да. Он умер несколько дней назад.
— Он был влюблён в Агнию. Он выяснил, что дочь Агнии и Альфонса Ребане жива. Ты, Роза. Он хотел использовать тебя, чтобы завербовать начальника разведшколы Альфонса Ребане. Меня.
— Господи Боже!
— Его посадили, чтобы он ненароком меня не расшифровал. Проблему сняли, но этот пробел в моей легенде был очень опасным. В Москве провели дополнительные допросы Альфонса Ребане. Для него было большим потрясением узнать, что ты жива. Он рассказал о своём романе с Агнией. Его показания переслали мне. Так моя легенда стала для меня оживать. Но пока я видел Агнию только глазами твоего отца. Он её любил, Роза. Твоя мать несла на себе какой-то знак. Она не кружила головы. Она сводила с ума. Почти буквально. Я был последним, кого она свела с ума. Уже после своей смерти…
— Не нужно, Альгирис. Вам слишком трудно даётся рассказ.
— Его нельзя откладывать, Роза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92