Уничтожить дело не могли, «особые папки» хранят вечно. И все-таки дела не было. Почему?
С этого главного вопроса для генерала Голубкова и начинались те самые пять процентов неясностей. Все это казалось мелочью. Но в контрразведке мелочей не бывает.
Орган, на котором начальник разведшколы Альфонс Ребане играл по понедельникам в местном костёле. По утрам. В понедельник утром в костёлах не служат. Значит, играл для себя. Где и когда он научился играть на органе?
Ещё перед отлётом в Аугсбург Пастухов переслал в Москву несколько документов, относящихся к Альфонсу Ребане. Голубков достал их из сейфа и внимательно просмотрел. Среди них была ксерокопия информационной справки о Ребане, подготовленной отделом Джи-2 Главного штаба Минобороны Эстонии по приказу командующего Силами обороны генерал-лейтенанта Кейта. К справке был приложен сканированный на компьютере старый снимок эсэсовца — парадный, сделанный в Мюрвик-Фленсбурге после награждения его Рыцарским крестом с дубовыми листьями.
В справке было:
«Родился в 1908 году в Таллине в семье оптового рыботорговца. В 1929 году с отличием окончил Высшую военную школу в Таллине, службу начал лейтенантом в 1-м полку армии Эстонской буржуазной республики».
И никаких упоминаний о музыкальном училище или где ещё могут учить играть на органе. Ничего не было об этом и в отчёте Пастухова о его разговорах с Мюйром и с кинорежиссёром Мартом Кыпсом, который во время работы над сценарием фильма «Битва на Векше» занимался изучением биографии Ребане. И уж такую примечательную деталь он бы, наверное, не пропустил.
Может быть, на органе можно научиться играть самому? Но это же, черт возьми, не гармошка! Странное дело.
Второй странностью была Роза. Дочь Альфонса Ребане и Агнии Штейн. В письменных показаниях Мюйра — ни тени сомнений: «Уже в своём восьмилетнем возрасте она была поразительно похожа на Агнию». Если эта девочка была поразительно похожа на Агнию, Альфонс Ребане узнал бы её на фотографии с первого взгляда. Но вопросы следователей МГБ выглядели так, будто само существование дочери Альфонса Ребане и Агнии Штейн было для них новостью. А тогда на какой же крючок подцепили этого эсэсовца?
Подписка о сотрудничестве? Очень сомнительно. О ней он наверняка рассказал в гестапо при поступлении в вермахт. А позже наверняка проинформировал англичан. Нет, единственным рычагом для результативного вербовочного подхода к Альфонсу Ребане была только его дочь. Подписка таким рычагом быть не могла.
Но куда эта чёртова подписка делась?
Была и ещё одна неясность, которая вызывала недоумение Голубкова. Среди присланных Пастуховым документов была ксерокопия завещания Альфонса Ребане на русском языке. Реквизиты нотариуса, место и время составления завещания и имя наследника были тщательно затушёваны чёрным фломастером.
Пастухов сообщил, что эту ксерокопию Мюйр передал Томасу Ребане, когда предложил ему купить купчие его деда.
Кроме пятидесяти тысяч долларов, которые Мюйр потребовал за купчие, он хотел получить и половину всего наследства Альфонса Ребане. Это завещание было гарантией того, что Томасу придётся пойти на это. Мюйр дал понять, что в противном случае он передаст завещание законному наследнику, и Томасу не достанется ничего.
Резонно было предположить, что завещание сделано Альфонсом Ребане незадолго до войны, уже после вхождения Эстонии в состав СССР. В этом случае он мог завещать свою недвижимость Агнии Штейн или кому-нибудь из своих родственников. Если же завещание составлено после эксфильтрации Ребане в Москву в сентябре 1951 года, тогда непонятно, о каком имуществе идёт речь. Не мог же он в то время всерьёз считать, что советская власть хоть когда-нибудь рухнет и его купчие обретут цену. В 1951 году советская власть казалась вечной.
Для Голубкова было важно не то, кому завещал эсэсовец свою недвижимость. Кому бы он её ни завещал, она не достанется никому. Купчие исчезли, вопрос снят. Важно было другое: когда и где составлено это завещание. Это помогло бы зафиксировать во времени и пространстве фигуру этого эсэсовца, ускользающую, как тень.
Голубков взял трубку внутреннего телефона и вызвал к себе начальника информационного центра подполковника Олега Зотова. Он был из поколения компьютерных фанов, которые даже с соседом по лестничной клетке общаются через Интернет. История цивилизации начиналась для этих ребят с изобретения персонального компьютера. К бумажным носителям информации они относились, как к берестяным грамотам, а людей, которые не знают, что такое ассемблер и дебагер, не говоря уже про винчестер, и за гомо сапиенс не считали. Генералу Голубкову что ассемблер, что дебагер были одна холера, а винчестером он считал охотничий карабин и этого не скрывал. Но его подполковник Зотов, хоть и с некоторыми оговорками, все же причислял к гомо сапиенс, отдавая должное его памяти, которая по избирательности и быстродействию иногда даже превосходила машины высшего класса, какими был оборудован нформационный центр УПСМ.
— Ничего не нашли, — вваливаясь в кабинет Голубкова, с порога объявил Зотов, тут же плюхнулся в кресло и поспешно закурил. Понятное дело: коль уж пришлось оторваться от компьютера, так хоть покурить, потому что в информационном центре курить категорически запрещалось — машины этого, видите ли, не любят. — Весь спецхран перерыли. Дела Альфонса Ребане нет.
— Есть, — возразил Голубков. — Его не может не быть. Плохо искали. Сколько твоих людей работает в архиве?
— Двое.
— Подключи ещё пару человек. Даже трех. Возьми у аналитиков, скажи: я приказал.
— Да кого искать-то, Константин Дмитриевич?! — слегка даже обиделся Зотов. — Нет такой фамилии. Ни в регистрационных книгах, нигде! А в компьютерную базу данных они свои архивы не перевели. Живут, конкретно, как при царе Горохе!
— Фамилии может не быть, — подтвердил Голубков. — А человек был. Значит, есть и его дело. А где искать, подскажу. Особо важные заключённые шли под номерами. Была в те годы такая практика.
— Что значит под номерами? — проявило дитя компьютерной эры снисходительный интерес к истории своей родины.
— То и значит. Фамилия на делах не ставилась, ставился только номер камеры. Например, под номером сорок три в Лефортовской тюрьме сидела Жемчужина, жена Молотова.
— Какого Молотова? Того самого Молотова?
— Да, того самого. А под номер сто пятнадцать — жена Калинина.
— Всесоюзного старосты?!
— Всесоюзного старосты. Под номером тридцать четыре — жена Поскребышева, личного секретаря Сталина.
— А сам Поскребышев?
— Что сам Поскребышев?
— Он тоже сидел?
— Да. В приёмной Сталина.
— Это круто, — оценил подполковник Зотов. — А кто ещё?
— Под номером пятнадцать в Матросской тишине числился министр госбезопасности генерал-полковник Абакумов, которого Сталин посадил по доносу подполковника Рюмина, — продолжал Голубков просвещать молодое поколение российских контрразведчиков. — А под номером пять сидел сам Рюмин. Там же, в Матросской тишине. И так далее. Вот и просмотрите все номерные дела.
Вы думаете, что наш фигурант котировался наравне с министром госбезопасности? — усомнился Зотов. — С чего?
— В самом деле, с чего? — повторил Голубков. — Не знаю. А интересно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
С этого главного вопроса для генерала Голубкова и начинались те самые пять процентов неясностей. Все это казалось мелочью. Но в контрразведке мелочей не бывает.
Орган, на котором начальник разведшколы Альфонс Ребане играл по понедельникам в местном костёле. По утрам. В понедельник утром в костёлах не служат. Значит, играл для себя. Где и когда он научился играть на органе?
Ещё перед отлётом в Аугсбург Пастухов переслал в Москву несколько документов, относящихся к Альфонсу Ребане. Голубков достал их из сейфа и внимательно просмотрел. Среди них была ксерокопия информационной справки о Ребане, подготовленной отделом Джи-2 Главного штаба Минобороны Эстонии по приказу командующего Силами обороны генерал-лейтенанта Кейта. К справке был приложен сканированный на компьютере старый снимок эсэсовца — парадный, сделанный в Мюрвик-Фленсбурге после награждения его Рыцарским крестом с дубовыми листьями.
В справке было:
«Родился в 1908 году в Таллине в семье оптового рыботорговца. В 1929 году с отличием окончил Высшую военную школу в Таллине, службу начал лейтенантом в 1-м полку армии Эстонской буржуазной республики».
И никаких упоминаний о музыкальном училище или где ещё могут учить играть на органе. Ничего не было об этом и в отчёте Пастухова о его разговорах с Мюйром и с кинорежиссёром Мартом Кыпсом, который во время работы над сценарием фильма «Битва на Векше» занимался изучением биографии Ребане. И уж такую примечательную деталь он бы, наверное, не пропустил.
Может быть, на органе можно научиться играть самому? Но это же, черт возьми, не гармошка! Странное дело.
Второй странностью была Роза. Дочь Альфонса Ребане и Агнии Штейн. В письменных показаниях Мюйра — ни тени сомнений: «Уже в своём восьмилетнем возрасте она была поразительно похожа на Агнию». Если эта девочка была поразительно похожа на Агнию, Альфонс Ребане узнал бы её на фотографии с первого взгляда. Но вопросы следователей МГБ выглядели так, будто само существование дочери Альфонса Ребане и Агнии Штейн было для них новостью. А тогда на какой же крючок подцепили этого эсэсовца?
Подписка о сотрудничестве? Очень сомнительно. О ней он наверняка рассказал в гестапо при поступлении в вермахт. А позже наверняка проинформировал англичан. Нет, единственным рычагом для результативного вербовочного подхода к Альфонсу Ребане была только его дочь. Подписка таким рычагом быть не могла.
Но куда эта чёртова подписка делась?
Была и ещё одна неясность, которая вызывала недоумение Голубкова. Среди присланных Пастуховым документов была ксерокопия завещания Альфонса Ребане на русском языке. Реквизиты нотариуса, место и время составления завещания и имя наследника были тщательно затушёваны чёрным фломастером.
Пастухов сообщил, что эту ксерокопию Мюйр передал Томасу Ребане, когда предложил ему купить купчие его деда.
Кроме пятидесяти тысяч долларов, которые Мюйр потребовал за купчие, он хотел получить и половину всего наследства Альфонса Ребане. Это завещание было гарантией того, что Томасу придётся пойти на это. Мюйр дал понять, что в противном случае он передаст завещание законному наследнику, и Томасу не достанется ничего.
Резонно было предположить, что завещание сделано Альфонсом Ребане незадолго до войны, уже после вхождения Эстонии в состав СССР. В этом случае он мог завещать свою недвижимость Агнии Штейн или кому-нибудь из своих родственников. Если же завещание составлено после эксфильтрации Ребане в Москву в сентябре 1951 года, тогда непонятно, о каком имуществе идёт речь. Не мог же он в то время всерьёз считать, что советская власть хоть когда-нибудь рухнет и его купчие обретут цену. В 1951 году советская власть казалась вечной.
Для Голубкова было важно не то, кому завещал эсэсовец свою недвижимость. Кому бы он её ни завещал, она не достанется никому. Купчие исчезли, вопрос снят. Важно было другое: когда и где составлено это завещание. Это помогло бы зафиксировать во времени и пространстве фигуру этого эсэсовца, ускользающую, как тень.
Голубков взял трубку внутреннего телефона и вызвал к себе начальника информационного центра подполковника Олега Зотова. Он был из поколения компьютерных фанов, которые даже с соседом по лестничной клетке общаются через Интернет. История цивилизации начиналась для этих ребят с изобретения персонального компьютера. К бумажным носителям информации они относились, как к берестяным грамотам, а людей, которые не знают, что такое ассемблер и дебагер, не говоря уже про винчестер, и за гомо сапиенс не считали. Генералу Голубкову что ассемблер, что дебагер были одна холера, а винчестером он считал охотничий карабин и этого не скрывал. Но его подполковник Зотов, хоть и с некоторыми оговорками, все же причислял к гомо сапиенс, отдавая должное его памяти, которая по избирательности и быстродействию иногда даже превосходила машины высшего класса, какими был оборудован нформационный центр УПСМ.
— Ничего не нашли, — вваливаясь в кабинет Голубкова, с порога объявил Зотов, тут же плюхнулся в кресло и поспешно закурил. Понятное дело: коль уж пришлось оторваться от компьютера, так хоть покурить, потому что в информационном центре курить категорически запрещалось — машины этого, видите ли, не любят. — Весь спецхран перерыли. Дела Альфонса Ребане нет.
— Есть, — возразил Голубков. — Его не может не быть. Плохо искали. Сколько твоих людей работает в архиве?
— Двое.
— Подключи ещё пару человек. Даже трех. Возьми у аналитиков, скажи: я приказал.
— Да кого искать-то, Константин Дмитриевич?! — слегка даже обиделся Зотов. — Нет такой фамилии. Ни в регистрационных книгах, нигде! А в компьютерную базу данных они свои архивы не перевели. Живут, конкретно, как при царе Горохе!
— Фамилии может не быть, — подтвердил Голубков. — А человек был. Значит, есть и его дело. А где искать, подскажу. Особо важные заключённые шли под номерами. Была в те годы такая практика.
— Что значит под номерами? — проявило дитя компьютерной эры снисходительный интерес к истории своей родины.
— То и значит. Фамилия на делах не ставилась, ставился только номер камеры. Например, под номером сорок три в Лефортовской тюрьме сидела Жемчужина, жена Молотова.
— Какого Молотова? Того самого Молотова?
— Да, того самого. А под номер сто пятнадцать — жена Калинина.
— Всесоюзного старосты?!
— Всесоюзного старосты. Под номером тридцать четыре — жена Поскребышева, личного секретаря Сталина.
— А сам Поскребышев?
— Что сам Поскребышев?
— Он тоже сидел?
— Да. В приёмной Сталина.
— Это круто, — оценил подполковник Зотов. — А кто ещё?
— Под номером пятнадцать в Матросской тишине числился министр госбезопасности генерал-полковник Абакумов, которого Сталин посадил по доносу подполковника Рюмина, — продолжал Голубков просвещать молодое поколение российских контрразведчиков. — А под номером пять сидел сам Рюмин. Там же, в Матросской тишине. И так далее. Вот и просмотрите все номерные дела.
Вы думаете, что наш фигурант котировался наравне с министром госбезопасности? — усомнился Зотов. — С чего?
— В самом деле, с чего? — повторил Голубков. — Не знаю. А интересно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92