Но большинство к вечеру «полегло» — уснуло в своих номерах.
Я собрал компанию, чтобы удалиться в сторону моря на прогулку. Уговорил Рязанского, Богомолова, Мнацаканяна и Правецкого.
— Только условие, — потребовал я, — сегодня об «Игле» и «Контакте» никаких споров.
На выходе с территории городка встретили Бабакина. Он возглавлял команду «марсиан».
— У нас через час сеанс связи с «Марсом-3». Рязанский заколебался:
— Я, пожалуй, останусь. Хочу посмотреть, как пройдет связь с «Марсом».
— Что нового открыли по дороге к Марсу?
— Одно открытие уже можем зарегистрировать, — ответил Бабакин. — Еще во времена Королева было доказано, что для любого космического аппарата масса научной аппаратуры не должна превышать пяти килограммов. Это была «мировая» константа. Вроде скорости в 300 000 километров в секунду, которую не способно превысить ни одно материальное тело. И вот мы превысили массу науки почти вдвое. Поэтому баллистики уверяют, что в Марс не попадем.
— Приоритет по величине отступления от мировой константы массы за нами. Мы на ДОСе установили тяжелый инфракрасный телескоп почти в 100 килограммов, — ответил я.
— Так Бог вас наказал. Крышка телескопа не открылась. Не нарушайте заветы.
Красный диск солнца опустился в море. У горизонта слепящую бликами дорожку пересекал теплоход. Прозрачный воздух был напоен неповторимыми ароматами крымского побережья.
— Никакие регенераторы с ароматическими присадками не способны воспроизвести свежесть воздуха, который господь Бог сотворил для Крыма, — произнес я чью-то давно услышанную банальность.
— Да, пожалуй, и в будущих космических поселениях человечество не создаст модели Черноморского побережья, — согласился Правецкий.
— А знаете, — сказал Богомолов, — вот в такие редкие для нашего бытия часы мне очень жаль, что с нами нет Сергея Павловича. Представьте себе, что бы он чувствовал сейчас, находясь здесь, любуясь восхитительным закатом и сознавая, что орбитальная станция, о которой он мечтал, делает очередной виток, к Марсу летит автоматическая межпланетная станция, а новости обо всем этом передаются из Москвы на Дальний Восток через спутник связи «Молния». И все это было задумано и начиналось им. Никто, кроме него, не смел на меня кричать: «Наглый мальчишка!» Может быть, поэтому мне его так не хватает.
Следующий день был деловым и хлопотливым. На Госкомиссии Мишин предложил оставить в Евпатории на НИП-16 небольшую группу специалистов во главе с Трегубом и Елисеевым для управления полетом и контроля за выполнением программы. Остальным — уточнить документацию и утром вылететь «к постоянному месту работы». Кто потребуется по ходу дела, будет при необходимости вызван, благо обмен оперативной информацией налажен. Государственная комиссия вернется сюда за день до посадки.
Мы улетели из Крыма, договорившись, что экипаж Добровольского должен установить новый рекорд продолжительности пребывания в космосе. Предварительно была установлена и дата посадки — 30 июня. В этом случае предыдущий рекорд, установленный Николаевым и Севастьяновым, перекрывался на пять суток.
— До посадки «Союза» нам необходимо провести пуск Н1№6Л, — напомнил Мишин на неформальном сборе Госкомиссии.
— Да, эта задача, должен тебе сказать, пожалуй, не проще, — как-то грустно сказал министр. — Только вернемся — и надо снова собираться не в Евпаторию, а в Тюратам.
Повернувшись к своему референту Владимиру Ходакову, министр продолжал:
— Сразу, как прилетим, подготовь список, кого и когда собрать на Госкомиссию. Наверное, вначале соберемся у меня, а потом уже созовем предпусковую комиссию на полигоне. Я советовался с Дорофеевым и Моисеевым. Они построили график с расчетом пуска Н1№6 27 июня.
В течение первой недели пилотируемого полета первого ДОСа в космосе экипаж был занят знакомством со станцией.
— Судя по переговорам с «землей», ребята пока разбираются с проблемой «куда мы попали?», — докладывали из Евпатории.
Для наземных служб и ГОГУ освоение техники управления и оперативной обработки информации, поступающей с ДОСа, также было новым делом. Недоразумения, замечания по инструкциям, ошибки в обработке телеметрии появлялись каждый день.
Воспользовавшись тем, что в перерыве между пусками и посадками большинство руководящих деятелей оказались в Москве, Келдыш собрал 15 июня президиум Академии наук для обсуждения проблем фундаментальных научных исследований в космическом пространстве.
— Вот уже девять дней в космосе находится первая полноценная орбитальная станция. На ней работает экипаж из трех человек. Это, безусловно, большое достижение нашей космонавтики. Однако, если рассмотреть, какими фундаментальными исследованиями этот полет обогатит науку, то, откровенно говоря, похвастаться нам нечем. Я попросил некоторых наших ведущих ученых дать свои предложения по основным направлениям исследований в связи с возможностями, которые появляются благодаря орбитальным станциям. Эти материалы были собраны в ИКИ. Я прошу директора ИКИ Георгия Ивановича Петрова доложить нам основные результаты.
Петров доложил, что ученые-астрофизики хотят иметь на орбитальных станциях комплекс научной аппаратуры на первом этапе массой 2,6 тонны, а на втором этапе — еще и параболическую антенну диаметром 20 метров.
— Для исследования природных рессурсов Земли просят зарезервировать 5,6 тонны, в том числе 0,4 тонны для спектрозонального фотографирования. Итого, по нашим расчетам, общий вес научного оборудования составит около 10 тонн, — закончил Петров.
— А позвольте узнать, в каком году эти тонны будут овеществлены в виде аппаратуры и приборов, пригодных для безотказной работы в космосе? — спросил Келдыш.
— Тут у нас разногласия, но пока раньше 1973 года никто ничего не обещает.
Главный инженер Института космических исследований (ИКИ) Ходарев и академик Вернов постарались детализировать многотонную концепцию Петрова.
Я спросил, когда мы можем получить не «живые» приборы для установки на «борт», а хотя бы габаритно-установочные чертежи и основные требования к системам ориентации и стабилизации.
— Сначала вы нам скажите, какие возмущения будут возникать от «бегающих» внутри станции космонавтов?
— Если космонавты будут вам мешать, мы можем их убрать в корабль и на время научных сеансов отстыковать его от станции.
— А кто же будет налаживать аппаратуру и наблюдать?
— Для этого включите в состав экипажа одного ученого-исследователя с риском, что он там может остаться в одиночестве надолго.
Дискуссия приобретала отнюдь не академический характер.
Келдыш принял доложенные программы за основу и поручил Петрову в месячный срок конкретные предложения согласовать с ЦКБЭМ.
16 июня в космосе произошло серьезное ЧП. Утром меня неожиданно вызвал Мишин. У него уже находились Бушуев, Феоктистов, Семенов и прилетевший из Евпатории Трегуб.
— Елисеев только что сообщил по ВЧ-связи, что на ДОСе пожар. Экипаж готовится к аварийной посадке. Надо сообщить Каманину, чтобы срочно привели в готовность службы поиска и спасения. Трегубу с баллистиками необходимо разобраться, на каком витке кораблю отделиться от ДОСа, чтобы посадка была гарантирована на нашей территории.
— Я как чувствовал, — обратился Мишин к Трегубу, — нельзя тебе было улетать из Евпатории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Я собрал компанию, чтобы удалиться в сторону моря на прогулку. Уговорил Рязанского, Богомолова, Мнацаканяна и Правецкого.
— Только условие, — потребовал я, — сегодня об «Игле» и «Контакте» никаких споров.
На выходе с территории городка встретили Бабакина. Он возглавлял команду «марсиан».
— У нас через час сеанс связи с «Марсом-3». Рязанский заколебался:
— Я, пожалуй, останусь. Хочу посмотреть, как пройдет связь с «Марсом».
— Что нового открыли по дороге к Марсу?
— Одно открытие уже можем зарегистрировать, — ответил Бабакин. — Еще во времена Королева было доказано, что для любого космического аппарата масса научной аппаратуры не должна превышать пяти килограммов. Это была «мировая» константа. Вроде скорости в 300 000 километров в секунду, которую не способно превысить ни одно материальное тело. И вот мы превысили массу науки почти вдвое. Поэтому баллистики уверяют, что в Марс не попадем.
— Приоритет по величине отступления от мировой константы массы за нами. Мы на ДОСе установили тяжелый инфракрасный телескоп почти в 100 килограммов, — ответил я.
— Так Бог вас наказал. Крышка телескопа не открылась. Не нарушайте заветы.
Красный диск солнца опустился в море. У горизонта слепящую бликами дорожку пересекал теплоход. Прозрачный воздух был напоен неповторимыми ароматами крымского побережья.
— Никакие регенераторы с ароматическими присадками не способны воспроизвести свежесть воздуха, который господь Бог сотворил для Крыма, — произнес я чью-то давно услышанную банальность.
— Да, пожалуй, и в будущих космических поселениях человечество не создаст модели Черноморского побережья, — согласился Правецкий.
— А знаете, — сказал Богомолов, — вот в такие редкие для нашего бытия часы мне очень жаль, что с нами нет Сергея Павловича. Представьте себе, что бы он чувствовал сейчас, находясь здесь, любуясь восхитительным закатом и сознавая, что орбитальная станция, о которой он мечтал, делает очередной виток, к Марсу летит автоматическая межпланетная станция, а новости обо всем этом передаются из Москвы на Дальний Восток через спутник связи «Молния». И все это было задумано и начиналось им. Никто, кроме него, не смел на меня кричать: «Наглый мальчишка!» Может быть, поэтому мне его так не хватает.
Следующий день был деловым и хлопотливым. На Госкомиссии Мишин предложил оставить в Евпатории на НИП-16 небольшую группу специалистов во главе с Трегубом и Елисеевым для управления полетом и контроля за выполнением программы. Остальным — уточнить документацию и утром вылететь «к постоянному месту работы». Кто потребуется по ходу дела, будет при необходимости вызван, благо обмен оперативной информацией налажен. Государственная комиссия вернется сюда за день до посадки.
Мы улетели из Крыма, договорившись, что экипаж Добровольского должен установить новый рекорд продолжительности пребывания в космосе. Предварительно была установлена и дата посадки — 30 июня. В этом случае предыдущий рекорд, установленный Николаевым и Севастьяновым, перекрывался на пять суток.
— До посадки «Союза» нам необходимо провести пуск Н1№6Л, — напомнил Мишин на неформальном сборе Госкомиссии.
— Да, эта задача, должен тебе сказать, пожалуй, не проще, — как-то грустно сказал министр. — Только вернемся — и надо снова собираться не в Евпаторию, а в Тюратам.
Повернувшись к своему референту Владимиру Ходакову, министр продолжал:
— Сразу, как прилетим, подготовь список, кого и когда собрать на Госкомиссию. Наверное, вначале соберемся у меня, а потом уже созовем предпусковую комиссию на полигоне. Я советовался с Дорофеевым и Моисеевым. Они построили график с расчетом пуска Н1№6 27 июня.
В течение первой недели пилотируемого полета первого ДОСа в космосе экипаж был занят знакомством со станцией.
— Судя по переговорам с «землей», ребята пока разбираются с проблемой «куда мы попали?», — докладывали из Евпатории.
Для наземных служб и ГОГУ освоение техники управления и оперативной обработки информации, поступающей с ДОСа, также было новым делом. Недоразумения, замечания по инструкциям, ошибки в обработке телеметрии появлялись каждый день.
Воспользовавшись тем, что в перерыве между пусками и посадками большинство руководящих деятелей оказались в Москве, Келдыш собрал 15 июня президиум Академии наук для обсуждения проблем фундаментальных научных исследований в космическом пространстве.
— Вот уже девять дней в космосе находится первая полноценная орбитальная станция. На ней работает экипаж из трех человек. Это, безусловно, большое достижение нашей космонавтики. Однако, если рассмотреть, какими фундаментальными исследованиями этот полет обогатит науку, то, откровенно говоря, похвастаться нам нечем. Я попросил некоторых наших ведущих ученых дать свои предложения по основным направлениям исследований в связи с возможностями, которые появляются благодаря орбитальным станциям. Эти материалы были собраны в ИКИ. Я прошу директора ИКИ Георгия Ивановича Петрова доложить нам основные результаты.
Петров доложил, что ученые-астрофизики хотят иметь на орбитальных станциях комплекс научной аппаратуры на первом этапе массой 2,6 тонны, а на втором этапе — еще и параболическую антенну диаметром 20 метров.
— Для исследования природных рессурсов Земли просят зарезервировать 5,6 тонны, в том числе 0,4 тонны для спектрозонального фотографирования. Итого, по нашим расчетам, общий вес научного оборудования составит около 10 тонн, — закончил Петров.
— А позвольте узнать, в каком году эти тонны будут овеществлены в виде аппаратуры и приборов, пригодных для безотказной работы в космосе? — спросил Келдыш.
— Тут у нас разногласия, но пока раньше 1973 года никто ничего не обещает.
Главный инженер Института космических исследований (ИКИ) Ходарев и академик Вернов постарались детализировать многотонную концепцию Петрова.
Я спросил, когда мы можем получить не «живые» приборы для установки на «борт», а хотя бы габаритно-установочные чертежи и основные требования к системам ориентации и стабилизации.
— Сначала вы нам скажите, какие возмущения будут возникать от «бегающих» внутри станции космонавтов?
— Если космонавты будут вам мешать, мы можем их убрать в корабль и на время научных сеансов отстыковать его от станции.
— А кто же будет налаживать аппаратуру и наблюдать?
— Для этого включите в состав экипажа одного ученого-исследователя с риском, что он там может остаться в одиночестве надолго.
Дискуссия приобретала отнюдь не академический характер.
Келдыш принял доложенные программы за основу и поручил Петрову в месячный срок конкретные предложения согласовать с ЦКБЭМ.
16 июня в космосе произошло серьезное ЧП. Утром меня неожиданно вызвал Мишин. У него уже находились Бушуев, Феоктистов, Семенов и прилетевший из Евпатории Трегуб.
— Елисеев только что сообщил по ВЧ-связи, что на ДОСе пожар. Экипаж готовится к аварийной посадке. Надо сообщить Каманину, чтобы срочно привели в готовность службы поиска и спасения. Трегубу с баллистиками необходимо разобраться, на каком витке кораблю отделиться от ДОСа, чтобы посадка была гарантирована на нашей территории.
— Я как чувствовал, — обратился Мишин к Трегубу, — нельзя тебе было улетать из Евпатории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173