Либеральное и революционное общество – злорадно истолковало Манифест как капитуляцию, и оттолкнуло его. Поражены были тем и Государь, и Витте – и кое-кто из еврейской интеллигенции: «Достигнута была цель, к которой стремились в течение десятилетий лучшие русские люди… Добровольный по существу отказ Государя от самодержавной власти и обязательство передать законодательную власть на решение народных представителей… Казалось, всех должна была объять радостью весть об этой перемене» – а встретили её с прежней непримиримой революционностью: борьба продолжается! На улицах срывали национальные флаги, царские портреты и государственные гербы.
Поучительна запись беседы Витте с представителями петербургской печати 18 октября, на следующее утро после Манифеста. Витте явно ожидал благодарностей и рассчитывал на дружную поддержку прессы в успокоении умов, прямо просил её. В ответ же – начиная с резкой отповеди издателя «Биржёвки» С. М. Проппера, затем Нотовича, Ходского, Арабажина, Анненского, он только и услышал: немедленно объявить политическую амнистию! «Требование амнистии категорическое!» – «Генерал Трепов должен быть удалён с должности генерал-губернатора С. – Петербурга. Таково постановление союза газет». Постановление союза газет! – увести из столицы казаков и войска: «не будем выпускать газет, пока войска не удалятся»! войска – причина беспорядков… Охрану города – передать «народной милиции»! (То есть – революционным отрядам. То есть – создать в Петербурге условия для бойни, как вот-вот увидим в Одессе. Или, глядя ещё дальше: уже в октябре 1905 создать в Петербурге желаемую ситуацию будущей Февральской революции.) – Витте в жалкости просит: «Дайте мне передышку», «помогите мне, дайте несколько недель»; даже обходит всех с рукопожатиями. (А сам вспоминает: в устах Проппера – «требования эти для меня служили признаком обезумения прессы».) Всё же правительство имело разум и мужество отказать просьбе устроить анархию – ив столице ничего худого не случилось.
(О Проппере Витте вспоминал, что он «явился в Россию из-за границы в качестве бедного еврея, плохо владеющего русским языком… пролез в прессу и затем сделался хозяином «Биржевых Ведомостей», шляясь по передним влиятельных лиц… когда я был министром финансов[Проппер] выпрашивал казённые объявления, различные льготы и, наконец, выпросил у меня[звание] коммерции советника». А в эту встречу, вот, предъявил «довольно нахальные… не то требования, не то заявления», «мы правительству вообще не верим».)
Выпадающий из радикального потока прессы «Киевлянин» в том же октябре поместил рассказ офицера, воротившегося из полуторалетнего японского плена как раз в эти октябрьские дни в Москву и поначалу растроганного до слез щедростью царского Манифеста, открывающего пути, благотворные для страны. А встретил он от московской толпы, по одному лишь своему виду боевого офицера во фронтовой защитной форме, – «опричник, ставленник, царский холоп…» В большом митинге на Театральной площади «оратор призывал к борьбе, к разрушению». А новый оратор начал с «долой самодержавие!» «Акцент выдавал его еврейское происхождение… а русские люди: слушали, и ни один не сказал ему ни одного слова в ответ». Кивали на ругательные оскорбления царя и его семьи, а всех без исключения казаков, полицейских и военных – бить! И все московские газеты звали к вооружённой борьбе.
В Петербурге, как известно, ещё 13 октября учредился «Совет рабочих депутатов», с несравненными руководителями Парвусом и Троцким, да ещё с подставным Хрусталёвым-Носарём. Ставка Совета была – на полное сокрушение власти правительства.
Ещё сильней – и с трагической развязкой – октябрьские события разразились в Киеве и в Одессе. Они привели к двум крупным еврейским погромам, которые и следует здесь рассмотреть. По обоим погромам имеются подробные отчёты сенаторских ревизий – высший класс достоверного расследования, применявшийся в императорской России: Сенат был авторитетнейшим и независимым юридическим учреждением.
По киевскому погрому – ревизия сенатора Турау. Он пишет, что причины погрома «находят себе объяснение в общем состоянии смуты, охватившей за последние годы всю Россию», – и убедительно показывает это, описывая всю предысторию и ход событий в Киеве.
Напомним: после петербургского 9 января, после многомесячной раскачки общественного негодования, после позорно проигрываемой японской войны – императорское правительство не нашло лучшего способа «успокоения», как объявить, 27 августа, полную административную автономность высших учебных заведений и их территорий. И этим – ещё раздуло безудержный революционный раскал.
Так открылась, пишет сенатор Турау, «безконтрольн[ая] свобод[а] доступа в учебные заведения лиц, ничего общего не имеющих с научной деятельностью этих заведений», доступа – «с целью политической агитации». В киевских университете и политехническом институте «состоялся ряд публичных собраний студентов при участии посторонней публики», получивших название «народных митингов», с каждым днём все многолюднее, к концу сентября и до «нескольких тысяч человек». На этих митингах, при красных флагах, «произносились страстные речи о непригодности существующего государственного строя, – о необходимости борьбы с правительством», «производились сборы пожертвований на приобретение оружия», «раздавались прокламации и продавались брошюры революционного направления». – «К половине октября постепенно обратили как университет, так и политехнический институт в арену открытой и ничем не стесняемой противоправительственной пропаганды. Революционные агитаторы, ещё недавно подвергавшиеся преследованию властей за устройство тайных кружков и собраний в помещениях, принадлежавших частным лицам, чувствовали себя теперь неуязвимыми», «составляли и обсуждали планы действий, направленных к борьбе с существующим государственным строем». Но и этого оказалось мало, и стали революцию расширять: как привлечением на эти митинги «воспитанников и воспитанниц средних учебных заведений», то есть гимназистов, так и переносом революционных действий: то в зал купеческого собрания на съезд врачей-психиатров (с хор – речь студента о еврейских погромах в Кишинёве, Гомеле, – и посыпали прокламации в зал с криками: «долой полицию, долой самодержавие»); то – на заседание литературно-артистического общества (разбили стёкла в окнах, бросали «в городовых обломки стульев и перил»). И никакая власть не имела права помешать тому: автономные университеты уже имели свой закон.
И описание этих событий, основанное на показаниях более 500 свидетелей, всюду в отчёте перемежается замечаниями о евреях, выделяющихся в этой революционной толпе. «В годы русской революции 1905–1907 политическая активность евреев значительно возросла». Очевидно, это бросалось в глаза по новизне. «Еврейская молодёжь, говорится в отчёте, преобладала и на митинге 9 сентября в политехническом институте»; и при оккупации помещения литературно-артистического общества»; и 23 сентября в актовом зале университета, где «сошлось до 5 тысяч студентов и посторонних лиц и в том числе более 500 женщин». 3 октября в политехническом институте «собралось до 5 тысяч человек… преобладала еврейская молодёжь женского пола».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Поучительна запись беседы Витте с представителями петербургской печати 18 октября, на следующее утро после Манифеста. Витте явно ожидал благодарностей и рассчитывал на дружную поддержку прессы в успокоении умов, прямо просил её. В ответ же – начиная с резкой отповеди издателя «Биржёвки» С. М. Проппера, затем Нотовича, Ходского, Арабажина, Анненского, он только и услышал: немедленно объявить политическую амнистию! «Требование амнистии категорическое!» – «Генерал Трепов должен быть удалён с должности генерал-губернатора С. – Петербурга. Таково постановление союза газет». Постановление союза газет! – увести из столицы казаков и войска: «не будем выпускать газет, пока войска не удалятся»! войска – причина беспорядков… Охрану города – передать «народной милиции»! (То есть – революционным отрядам. То есть – создать в Петербурге условия для бойни, как вот-вот увидим в Одессе. Или, глядя ещё дальше: уже в октябре 1905 создать в Петербурге желаемую ситуацию будущей Февральской революции.) – Витте в жалкости просит: «Дайте мне передышку», «помогите мне, дайте несколько недель»; даже обходит всех с рукопожатиями. (А сам вспоминает: в устах Проппера – «требования эти для меня служили признаком обезумения прессы».) Всё же правительство имело разум и мужество отказать просьбе устроить анархию – ив столице ничего худого не случилось.
(О Проппере Витте вспоминал, что он «явился в Россию из-за границы в качестве бедного еврея, плохо владеющего русским языком… пролез в прессу и затем сделался хозяином «Биржевых Ведомостей», шляясь по передним влиятельных лиц… когда я был министром финансов[Проппер] выпрашивал казённые объявления, различные льготы и, наконец, выпросил у меня[звание] коммерции советника». А в эту встречу, вот, предъявил «довольно нахальные… не то требования, не то заявления», «мы правительству вообще не верим».)
Выпадающий из радикального потока прессы «Киевлянин» в том же октябре поместил рассказ офицера, воротившегося из полуторалетнего японского плена как раз в эти октябрьские дни в Москву и поначалу растроганного до слез щедростью царского Манифеста, открывающего пути, благотворные для страны. А встретил он от московской толпы, по одному лишь своему виду боевого офицера во фронтовой защитной форме, – «опричник, ставленник, царский холоп…» В большом митинге на Театральной площади «оратор призывал к борьбе, к разрушению». А новый оратор начал с «долой самодержавие!» «Акцент выдавал его еврейское происхождение… а русские люди: слушали, и ни один не сказал ему ни одного слова в ответ». Кивали на ругательные оскорбления царя и его семьи, а всех без исключения казаков, полицейских и военных – бить! И все московские газеты звали к вооружённой борьбе.
В Петербурге, как известно, ещё 13 октября учредился «Совет рабочих депутатов», с несравненными руководителями Парвусом и Троцким, да ещё с подставным Хрусталёвым-Носарём. Ставка Совета была – на полное сокрушение власти правительства.
Ещё сильней – и с трагической развязкой – октябрьские события разразились в Киеве и в Одессе. Они привели к двум крупным еврейским погромам, которые и следует здесь рассмотреть. По обоим погромам имеются подробные отчёты сенаторских ревизий – высший класс достоверного расследования, применявшийся в императорской России: Сенат был авторитетнейшим и независимым юридическим учреждением.
По киевскому погрому – ревизия сенатора Турау. Он пишет, что причины погрома «находят себе объяснение в общем состоянии смуты, охватившей за последние годы всю Россию», – и убедительно показывает это, описывая всю предысторию и ход событий в Киеве.
Напомним: после петербургского 9 января, после многомесячной раскачки общественного негодования, после позорно проигрываемой японской войны – императорское правительство не нашло лучшего способа «успокоения», как объявить, 27 августа, полную административную автономность высших учебных заведений и их территорий. И этим – ещё раздуло безудержный революционный раскал.
Так открылась, пишет сенатор Турау, «безконтрольн[ая] свобод[а] доступа в учебные заведения лиц, ничего общего не имеющих с научной деятельностью этих заведений», доступа – «с целью политической агитации». В киевских университете и политехническом институте «состоялся ряд публичных собраний студентов при участии посторонней публики», получивших название «народных митингов», с каждым днём все многолюднее, к концу сентября и до «нескольких тысяч человек». На этих митингах, при красных флагах, «произносились страстные речи о непригодности существующего государственного строя, – о необходимости борьбы с правительством», «производились сборы пожертвований на приобретение оружия», «раздавались прокламации и продавались брошюры революционного направления». – «К половине октября постепенно обратили как университет, так и политехнический институт в арену открытой и ничем не стесняемой противоправительственной пропаганды. Революционные агитаторы, ещё недавно подвергавшиеся преследованию властей за устройство тайных кружков и собраний в помещениях, принадлежавших частным лицам, чувствовали себя теперь неуязвимыми», «составляли и обсуждали планы действий, направленных к борьбе с существующим государственным строем». Но и этого оказалось мало, и стали революцию расширять: как привлечением на эти митинги «воспитанников и воспитанниц средних учебных заведений», то есть гимназистов, так и переносом революционных действий: то в зал купеческого собрания на съезд врачей-психиатров (с хор – речь студента о еврейских погромах в Кишинёве, Гомеле, – и посыпали прокламации в зал с криками: «долой полицию, долой самодержавие»); то – на заседание литературно-артистического общества (разбили стёкла в окнах, бросали «в городовых обломки стульев и перил»). И никакая власть не имела права помешать тому: автономные университеты уже имели свой закон.
И описание этих событий, основанное на показаниях более 500 свидетелей, всюду в отчёте перемежается замечаниями о евреях, выделяющихся в этой революционной толпе. «В годы русской революции 1905–1907 политическая активность евреев значительно возросла». Очевидно, это бросалось в глаза по новизне. «Еврейская молодёжь, говорится в отчёте, преобладала и на митинге 9 сентября в политехническом институте»; и при оккупации помещения литературно-артистического общества»; и 23 сентября в актовом зале университета, где «сошлось до 5 тысяч студентов и посторонних лиц и в том числе более 500 женщин». 3 октября в политехническом институте «собралось до 5 тысяч человек… преобладала еврейская молодёжь женского пола».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131