Кроме того, началось и следственное дело против киевских сахарозаводчиков – Хепнера, Цехановского, Бабушкина и Доброго. Эти – получили разрешение на вывоз сахара в пределы Персии, и отправили много сахара, но через персидские таможенные посты на персидский рынок прошло немного, остальной сахар «исчез», однако были сведения, что он прошёл транзитом в Турцию, союзницу Германии. А в Юго-Западном крае, центре российской свеклосахарной промышленности, сахар внезапно сильно вздорожал. Дело сахарозаводчиков начато было грозно, но комиссия Батюшина не доследовала его, перечислили к киевскому судебному следователю, тот – выпустил их предварительно из тюрьмы, а затем нашлись ходатаи у трона.
Да и саму комиссию Батюшина, столь важную, – не сумели составить достойно, добротно. О бестолковом ведении ею следствия по делу Рубинштейна пишет сенатор Завадский. Пишет в воспоминаниях и ставочный генерал Лукомский, что один из ведущих юристов комиссии полковник Резанов, несомненно знающий, оказался картёжник и любитель ресторанной жизни с возлияниями; другой, Орлов, – оборотень, который после 1917 послужил и в петроградской ЧК, а затем – у белых, потом провокационно вёл себя в эмиграции. Состояли там, очевидно, и другие подозрительные лица, кто-то не отказался и от взяток, вымогали выкупы у арестованных. Рядом бестактностей комиссия возбудила против себя военно-судебное ведомство в Петрограде и старших чинов министерства юстиции.
Однако и не одна Ставка занялась вопросом о спекулянтах, и именно в связи с деятельностью «вообще евреев». 9 января 1916 временный директор Департамента полиции Кафафов подписал секретное распоряжение – циркулярно всем губернаторам, градоначальникам и губернским жандармским управлениям. Но «разведка» общественности почти сразу вырвала этот секрет – и уже ровно через месяц, 10 февраля, Чхеидзе в Государственной Думе, оттесняя все очередные и срочные вопросы, прочёл этот документ с кафедры. А было в нём не только что «евреи… заняты революционной пропагандой», но и «помимо преступной агитации… избрали ещё два важных фактора – искусственное вздорожание предметов первой необходимости и исчезновение из обращения разменной монеты» – скупают её, а через то «стремятся внушить населению недоверие к русским деньгам»: что «русское правительство обанкротилось, так как не имеет металла даже для монеты». А целью всё это имеет, в оценке циркуляра, – «добиться отмены черты еврейской оседлости, так как настоящий момент они считают наиболее благоприятным для достижения своих целей путём поддержания смуты в стране». Никаких мер при этом Департамент не предлагал, а сообщал «для сведения».
На это отозвался Милюков: «К евреям применяют растопчинский приём: их выводят перед раздражённой толпой и говорят: вот виновные, берите их и расправляйтесь как знаете».
А в тех же днях в Москве полиция оцепила биржу на Ильинке, стала проверять документы оперирующих там, и обнаружила 70 евреев без права жительства в Москве; такая же облава произошла и в Одессе. Это тоже внеслось в думский зал – и, сотрясая его, разгорелось то, чего так опасался ещё годом раньше Совет министров: «в настоящих условиях недопустимо возбуждение в Государственной Думе прений по еврейскому вопросу, которые могут принять опасные формы и явиться поводом к обострению национальной розни». Но прения начались, и продолжались сквозь несколько месяцев.
С наибольшей силой и страстью, как он один умел говорить, передавая слушателям всё возмущение сердца, высказался о циркуляре Департамента полиции – Шингарёв: «Нет той гнусности, нет того безобразия, которого не проделало государство, надругаясь над евреем, и государство христианское… огульно клеветать на целую народность… Оздоровление русской жизни только тогда и возможно… когда вы вынете эту занозу, эту болячку государственной жизни – травлю национальностей… Больно за русское управление, стыдно за русское государство». Русская армия осталась в Галиции без снарядов – «это евреи что ли сделали?». И «дороговизна вызвана массою сложных причин… Почему же в циркуляре написали только про евреев, почему не написали про русских и др.?». Ведь дороговизна повсеместна. И то же – с исчезновением разменной монеты. «А ведь это написано в циркуляре Департамента полиции»!
Не оспоришь.
Хорошо писать циркуляры в глубинных канцеляриях – а как поёжисто выходить перед разгневанным парламентом. Никуда не денешься, вытащен на трибуну Думы и сам автор циркуляра Кафафов: да циркуляр же, мол, не сопровождался никакими распорядительными действиями, он был направлен не в гущу населения, а к властям на местах, для сведения, а не для принятия мер, – и возбудил страсти лишь после того, как был продан «малодушны[ми]» служащими и оглашён с этой трибуны. Но вот, жалуется Кафафов, почему-то же не оглашены здесь другие секретные циркуляры, наверно тоже известные общественности, например, в мае 1915, он же подписал и такой циркуляр: «Среди некоторой части населения Империи в настоящее время разжигается крайнее озлобление против евреев», и Департамент «просит принять самые решительные меры к недопущению каких-нибудь выступлений в этом направлении», насильственных действий населения против евреев, «самыми решительными мерами пресекать в самом зародыше начавшуюся в некоторых местностях агитацию, не давая ей развиться в погромные вспышки». Или вот, тоже месяц назад, в начале же февраля, распоряжение в Полтаву: усилить осведомлённость, дабы «иметь возможность своевременно предупредить попытку погрома евреев».
Почему же, жаловался он, – таких распоряжений разведка общественности не берёт, пусть себе текут в тишине?
Выступая пламенно, Шингарёв, однако, тут же и предупредил, что Дума не должна «дать развиться прениям в этом огромном потоке безбрежного еврейского вопроса». Но – именно это и произошло от оглашения того циркуляра. Да и сам Шингарёв неосторожно толкнул прения к тому, отойдя от защиты евреев и назвав, что изменники-то – именно русские: Сухомлинов, Мясоедов да генерал Григорьев, позорно сдавший Ковенскую крепость.
А это вызвало свой ответ. Марков ему возразил, что о Сухомлинове он не имеет права высказываться, ибо тот лишь под следствием. (Много цветов успеха сорвал Прогрессивный Блок на Сухомлинове, но к концу уже Временного правительства и сами вынуждены были признать, что – с пустышкой носились, никакой измены не было.) Мясоедов уже был осуждён и повешен (а есть данные, что тоже дутая история), Марков только прибавил, что «Мясоедов был повешен в компании шести… евреев шпионов» (факт не известный мне, Мясоедов был судим в одиночку), и вот, мол, таков процент.
Среди нескольких пунктов с трудом склеенной в августе 1915 программы Прогрессивного Блока – «автономия Польши» уже звучала призрачно, когда вся Польша отдана немцам; «уравнение крестьян в правах» – не с правительства надо было требовать, Столыпин это уравнение уже давно провёл, а не утверждала его как раз Дума, именно в соревновании с равноправием евреев; итак, «вступление на путь постепенного ослабления ограничений в правах евреев», при всей оглядчивой уклончивости этой формулировки, выступало теперь как главный пункт программы Блока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131