- А шут знает… Наверное, не попустит… Однако же…
- Ну так чего ради тратить столько времени, сил и нервов, -воскликнул Абернати, - ежели можно выполнить эту работу таким вот образом - и не рвать себе душу в клочья!
Тибор какое-то время остолбенело молчал. Затем буркнул:
- А по мне, это не дело. Не по правде.
- Да бросьте вы! - сказал Абернати. - Какие тут сомнения? Вы же сами понимаете - Он может быть кем угодно. Он может быть каким угодно! Скорее всего вам никогда не отыскать настоящего Карла Люфтойфеля!
- Какие сомнения? А вот такие - не по правде это, и все тут. Мы договорились, что в центре фрески я изображу Господа Гнева - совершенно реалистично, подобающими красками, точно. И стало быть, мне позарез надобно хоть разок глянуть на него.
- Да неужто это действительно важно? - стоял на своем Абернати. - Вы подумайте: много ли людей до войны знали, как он выглядит? И выжил ли хоть один из тех, кто помнит его в лицо? Предположим, Люфтойфель действительно еще жив. Но узнали бы его сегодня - спустя многие годы - те, кто его знал прежде?
- Да я не про то, - сказал Тибор. - Я понимаю, что могу изобразить какое угодно лицо - никто меня за руку не схватит. Мне ничего не стоит перенести лицо с фотографии на стену. Штука в том, что это будет вранье. Это не будет правдой.
- Правдой? - запричитал Абернати. - "Это не будет правдой"! Не смешите меня!.. Что такое правда в этом случае? Неужели хоть один истинный верующий в Господа Гнева перестанет верить или станет верить меньше от того, что лицо на церковной фреске не будет подлинным? Да, конечно же, нет! Сто раз нет! Поверьте, я не пытаюсь унизить этими словами "конкурирующую" религию. У меня этого и в мыслях нет. Я просто очень и очень высоко ценю вас. А Странствие - дело архирискованное. Чтобы не сказать гибельное. Ну, угробите вы себя во время этого путешествия - кто от этого выиграет? Никто. А ежели вы погибнете - это будет потеря? И душу живу задарма погубят, и хорошего художника. Мне больно думать, что мы потеряем вас вот так - ни за что ни про что.
- Я бы не стал называть это "задарма", - энергично возразил Тибор. -Тут речь идет о чести. Мне заплатили за определенную работу, я дал слово. И - видит Бог, ваш или ихний! - я намерен выполнить свою работу добросовестно. Потому как я завсегда работаю по совести.
- Ну-ну, не кипятитесь, - сказал Абернати, шутливо поднимая руки, как будто сдаваясь. Он неспешно отхлебнул кофе и продолжил: - Гордыня, кстати, тоже грех. Из-за своей гордыни Люцифер был низвергнут с Небес. Я бы даже сказал, что из семи смертных грехов непомерная гордость есть наихудший грех. Гнев, скупость, зависть, похоть, леность, обжорство - все это относится к взаимоотношениям человека с себе подобными и с миром в целом. А вот гордыня - это нечто абсолютное по своей мерзости, ибо она есть субъективное отношение человека к самому себе. И потому она - грех самый лютый. Ведь гордыня не нуждается в основаниях гордиться. Это верх нарциссизма, верх самолюбования. У меня такое ощущение, что вы - жертва именно такой греховной гордыни. Вы упиваетесь своей честностью, не можете налюбоваться своей идеальной честностью!
Тибор рассмеялся. Потом принялся за кофе. Возня с чашкой давала ему возможность подумать.
- По-моему, вы распекаете меня зазря, - сказал он наконец. - У меня нет ни малейших оснований гордиться.
Поставив на стол чашку, Тибор нарочито вытянул перед собой металлический манипулятор.
- Судите сами, мне ли любоваться собой! Да я же, черт побери, наполовину робот. Любой из перечисленных вами грехов мне ближе, чем гордыня.
- Ну, тут я с вами мог бы спорить до хрипоты, - сказал Абернати.
- Я, в общем-то, пришел не спорить о моем характере, а поговорить касательно религии…
- Да-да, вы правы, правы, - кивнул Абернати. - Но разве мы до этого момента говорили не о религии? Я лишь пытаюсь представить вам в правильном свете вашу предстоящую работу - так сказать, поместить ее в контекст реальности: убрать те искажения, которые она претерпела в вашем сознании. Хотите еще кофейку?
- Да, будьте добры.
Пока Абернати наливал кофе, Тибор смотрел в окно. "Близится одиннадцатый час, - думал он, - момент истины для всего мира. И что-то действительно произошло. А что - пожалуй, я никогда так и не пойму".
Отпив горячего кофе, Тибор вернулся мыслями к предыдущему вечеру.
- Святой отец, - промолвил он после долгого молчания, - я затрудняюсь определить, кто из вас прав - вы или они. А может, мне и не дано этого понять - до самого смертного часа. Но не могу я обмануть, если сказал, что сделаю. Будь заказчиком христианская община - я бы точно так же держал слово перед вами.
Абернати солидно помешал сахар в своей чашке, сделал пару маленьких глотков.
- Мы бы по крайней мере не очень горевали, кабы вы не отыскали Христа вживе для нашей "Тайной Вечери", а просто написали его впечатляющее изображение - в согласии со своим воображением и талантом. Я отнюдь не отговариваю вас от работы на Служителей Гнева, выполнение которой вы почитаете своим моральным долгом. Но мне кажется, что вы досадно заблуждаетесь и создаете себе искусственные трудности. Смотрите на это проще. И сразу станет легче.
- Не легкости я ищу, святой отец, не легкости.
- Эк вы все поворачиваете! - крякнул Абернати. - Послушать вас, я говорю ужасные вещи. Стоит ли истолковывать мои слова так превратно? Повторяю, по моему разумению, у вас есть возможность избежать искусственных трудностей…
- Иначе говоря, вы предлагаете мне явиться в город после непродолжительного отсутствия и объявить, что я видел Господа Гнева, а потом быстро намалевать его - и с плеч долой. Так?
- Если говорить без обиняков, - сказал Абернати, - то мое мнение: да. При этом вы никого не обманете.
- Даже себя самого?
- Эхе-хе-хе, уж эта ваша гордыня! - вздохнул Абернати. - Уймите вы ее!
- Не хочу вас обидеть, сэр, - сказал Тибор, - но так дело не пойдет. Извините, не могу я поступить таким вот образом.
- Экий вы! Отчего же "не могу"?
- Потому как это не по правде, - устало повторил Тибор. - Не такой я человек, чтоб на подобные хитрости идти. Честно говоря, ваше предложение принудило меня серьезней задуматься о христианстве. Похоже, я повременю с решением креститься.
- Как вам угодно. Меня ваши колебания не удивляют. Согласно нашему вероучению, всякую бессмертную душу постоянно подстерегают опасности и соблазны.
- Но ведь вы веруете в возможность конечного спасения каждого человека, не так ли?
- Правильно, - сказал Абернати. - Кто приобщил вас к этому взгляду, который исповедуют иезуиты?
- Фэй Блейн, - сказал Тибор.
- Ах, она…
- Что ж, спасибо за кофе, сэр. Полагаю, мне пора…
- Позвольте дать вам катехизис - почитаете в дороге.
- Да, буду весьма благодарен.
- Признайтесь, Тибор, вы меня не любите - и не уважаете?
- Разрешите мне оставить свое мнение при себе, святой отец, - сказал Тибор, не потупляя глаз.
- Ладно, оставайтесь со своим мнением, а книжку - возьмите.
- Спасибо, - кивнул художник, беря катехизис ловкими механическими пальцами.
Абернати торопливо заговорил:
- Я открою вам одну вещь, которую вам бы следовало знать. Я набрел на это, когда читал одну книгу про верования древних греков. Был у них бог -Аполлон, славный своим постоянством. При любых обстоятельствах он оставался самим собой, не изменялся - был, так сказать, адекватен самому себе, ни под кого и ни подо что не рядился, никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61