переговоры бессмысленны.
Это была ошибка. Очень большая ошибка.
Клинтон привёл ещё один, самый серьёзный для меня аргумент: Милошевич — это последний коммунистический диктатор, который хочет разрушить союз между Россией и Европой, выступает против демократизации континента.
Но и у меня были свои аргументы: «Народ наш теперь будет очень плохо относиться к Америке и НАТО. Я помню, с каким трудом менял отношение простых людей и политиков здесь, в России, к США и Западу. Было очень трудно, но мне это удалось. И теперь все это терять?»
…Этот разговор состоялся в тот момент, когда самолёты НАТО уже были в воздухе. А завтра была война.
Недавно я посмотрел фильм «Плутовство» (по-английски он, кажется, называется «Хвост виляет собакой»). Очень интересный фильм. Снят он ещё до косовского кризиса. Но с удивительной прозорливостью создатели этой картины предвидели все: и критическую точку в мире, откуда придёт беда (Балканы), и внутриполитический фон в США, и вообще механизм возникновения войны как компенсатора или регулятора каких-то других, внутренних проблем.
Но в жизни война не бывает «виртуальной». Она вполне реальная, кровавая, с человеческими жертвами. Она развращает тех, кто её ведёт, — ибо приучает людей к диктату силы. Приучает их не задумываться над причинами того, что же происходит на самом деле.
А происходило, на мой взгляд, вот что.
Американцам было крайне необходимо любыми средствами стимулировать североатлантическую солидарность. Для них кризис послевоенных ценностей тоже являлся серьёзной угрозой, но совсем с другой стороны, в другой плоскости, чем для России. Они боялись набирающей силы европейской самостоятельности. Экономической, политической, нравственной.
Это моя личная версия событий. Я её никому не навязываю, просто предлагаю задуматься над этой стороной косовского кризиса.
Однако вернусь к событиям тех дней.
Вот фрагмент из текста моего заявления, опубликованного 25 марта 1999 года, сразу после начала бомбардировок: «… Фактически речь идёт о попытке НАТО вступить в XXI век в униформе мирового жандарма. Россия с этим никогда не согласится».
Одним политическим заявлением, конечно, дело не ограничилось.
Я понимал, что остановить эту войну можно только в случае одновременных и огромных усилий России на обоих фронтах — необходимо и давление на НАТО, и давление на Югославию.
Если же война продолжится дольше, чем месяц-два, Россия неминуемо будет втянута в конфликт. Грядёт новая «холодная война». Внутриполитическая стабильность у нас в стране после начала бомбардировок стала серьёзнейшим образом зависеть от ситуации на Балканах. Коммунисты и националисты пытались использовать балканскую карту, чтобы разрушить баланс политических сил в нашем обществе. «Теперь-то мы знаем настоящую цену Западу, — раздавались истеричные голоса. — Мы всегда говорили, предупреждали, что такое НАТО, что могут сотворить эти проклятые американцы! Сегодня Югославия, а завтра — Россия!»
И что дальше? Что будет, если этот процесс агрессивного антиамериканизма, антизападничества не удастся остановить?
Кризис в России ещё более обострит кризис в мире. Кризис доверия к власти мог привести к серьёзным внутриполитическим последствиям, и я в тот момент даже не исключал и возникновения массовых беспорядков, неконституционных действий. В конце концов, войны всегда провоцировали революции.
Именно это вызывало моё особенное раздражение: как они не понимают? Ведь это лидеры, с которыми мы встречались десятки раз! Многие из них называют меня своим другом. Неужели для них не очевидна простая вещь: бомбардировки, да что там — каждая выпущенная ракета, наносят удар не только по Югославии, но и косвенно — по России.
А у нас в Москве действительно наступили тревожные дни. У стен американского посольства бушевала толпа. В окна летели бутылки, камни. На стенах писали непристойности. Особняк на Садовом кольце находится в двух шагах от проезжей части. Охранная зона — три метра асфальта. Любая экстремистская выходка с применением оружия могла привести к непредсказуемым последствиям. В тот момент милиция задержала группу экстремистов, которые проезжали мимо американского посольства с приготовленным к стрельбе гранатомётом. Трудно себе сейчас представить последствия такого выстрела.
Парламент принимал резолюцию за резолюцией. Думские коммунисты вели активные переговоры с Милошевичем о создании военно-стратегического союза двух государств. Началась вербовка добровольцев для войны на стороне сербов. Политики всех мастей пытались набрать очки на косовском конфликте. Например, мэр Москвы Юрий Лужков прямо высказывал поддержку демонстрантам у посольства. Милиция в большей степени охраняла не посольство, а демонстрантов.
И хотя далеко не все общество занимало в те дни столь же яростно антинатовскую позицию, как красные депутаты в Думе, но в целом настроение у россиян было и вправду крайне тревожным, напряжённым. Люди принимали югославскую трагедию очень близко к сердцу.
Россиян волновала не только судьба сербов и Сербии. В каждой российской семье есть фронтовики, есть «дети войны», то есть дети, оставшиеся без отцов. Та война для нас очень близка, так уж мы воспитаны, что не воспринимаем её далёкой историей.
Поэтому любое обострение в Европе ощущаем как самый тревожный сигнал. Агрессия НАТО, какими бы благородными причинами она ни обосновывалась, для россиян психологически стала настоящим потрясением.
В Белграде выступали наши артисты, газеты и журналы были полны антиамериканских статей.
За несколько лет после 1991 года наше общество действительно стало другим. Новые отношения, новые ценности — демократические, порой наивно и безоглядно западнические — незаметно входили в быт и образ жизни каждого россиянина. Не все это приняли сразу, не все были довольны взаимопроникновением культур, идеологий, экономик, политических и духовных систем. Но постепенно ценой больших усилий наш народ начал понимать и принимать этот совершенно новый и непривычный для нас мир.
И вот из-за югославской войны в течение нескольких недель все это могло быть разрушено, окончательно и бесповоротно.
Примириться с этим я не мог.
Как я уже говорил, действовал по двум направлениям: давление на НАТО и давление на Милошевича. Нужно было остановить эту войну — во что бы то ни стало.
Между тем расчёт натовских стратегов и политиков явно срывался. Югославский народ консолидировался перед лицом внешнего врага. Югославская армия, не имевшая прикрытия с воздуха, но вполне боеспособная на земле, готова была к вторжению сухопутных войск, могла упорно сражаться на своей территории.
Россия активно искала мирный выход из кризиса. 14 апреля своим представителем по урегулированию ситуации в Югославии я назначил Виктора Степановича Черномырдина. Он провёл много десятков часов с Милошевичем — наедине и вместе с финским президентом Мартти Ахтисаари.
Мой выбор Черномырдина был, естественно, не случаен. Было сильное давление со стороны профессионалов-мидовцев, которые считали, что для такого рода переговоров необходим дипломат со стажем, высокого ранга, может быть, замминистра иностранных дел. Другие, напротив, говорили, что в связи с обострением отношений с Западом возглавить российскую миссию должен известный политик, которого там уважают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Это была ошибка. Очень большая ошибка.
Клинтон привёл ещё один, самый серьёзный для меня аргумент: Милошевич — это последний коммунистический диктатор, который хочет разрушить союз между Россией и Европой, выступает против демократизации континента.
Но и у меня были свои аргументы: «Народ наш теперь будет очень плохо относиться к Америке и НАТО. Я помню, с каким трудом менял отношение простых людей и политиков здесь, в России, к США и Западу. Было очень трудно, но мне это удалось. И теперь все это терять?»
…Этот разговор состоялся в тот момент, когда самолёты НАТО уже были в воздухе. А завтра была война.
Недавно я посмотрел фильм «Плутовство» (по-английски он, кажется, называется «Хвост виляет собакой»). Очень интересный фильм. Снят он ещё до косовского кризиса. Но с удивительной прозорливостью создатели этой картины предвидели все: и критическую точку в мире, откуда придёт беда (Балканы), и внутриполитический фон в США, и вообще механизм возникновения войны как компенсатора или регулятора каких-то других, внутренних проблем.
Но в жизни война не бывает «виртуальной». Она вполне реальная, кровавая, с человеческими жертвами. Она развращает тех, кто её ведёт, — ибо приучает людей к диктату силы. Приучает их не задумываться над причинами того, что же происходит на самом деле.
А происходило, на мой взгляд, вот что.
Американцам было крайне необходимо любыми средствами стимулировать североатлантическую солидарность. Для них кризис послевоенных ценностей тоже являлся серьёзной угрозой, но совсем с другой стороны, в другой плоскости, чем для России. Они боялись набирающей силы европейской самостоятельности. Экономической, политической, нравственной.
Это моя личная версия событий. Я её никому не навязываю, просто предлагаю задуматься над этой стороной косовского кризиса.
Однако вернусь к событиям тех дней.
Вот фрагмент из текста моего заявления, опубликованного 25 марта 1999 года, сразу после начала бомбардировок: «… Фактически речь идёт о попытке НАТО вступить в XXI век в униформе мирового жандарма. Россия с этим никогда не согласится».
Одним политическим заявлением, конечно, дело не ограничилось.
Я понимал, что остановить эту войну можно только в случае одновременных и огромных усилий России на обоих фронтах — необходимо и давление на НАТО, и давление на Югославию.
Если же война продолжится дольше, чем месяц-два, Россия неминуемо будет втянута в конфликт. Грядёт новая «холодная война». Внутриполитическая стабильность у нас в стране после начала бомбардировок стала серьёзнейшим образом зависеть от ситуации на Балканах. Коммунисты и националисты пытались использовать балканскую карту, чтобы разрушить баланс политических сил в нашем обществе. «Теперь-то мы знаем настоящую цену Западу, — раздавались истеричные голоса. — Мы всегда говорили, предупреждали, что такое НАТО, что могут сотворить эти проклятые американцы! Сегодня Югославия, а завтра — Россия!»
И что дальше? Что будет, если этот процесс агрессивного антиамериканизма, антизападничества не удастся остановить?
Кризис в России ещё более обострит кризис в мире. Кризис доверия к власти мог привести к серьёзным внутриполитическим последствиям, и я в тот момент даже не исключал и возникновения массовых беспорядков, неконституционных действий. В конце концов, войны всегда провоцировали революции.
Именно это вызывало моё особенное раздражение: как они не понимают? Ведь это лидеры, с которыми мы встречались десятки раз! Многие из них называют меня своим другом. Неужели для них не очевидна простая вещь: бомбардировки, да что там — каждая выпущенная ракета, наносят удар не только по Югославии, но и косвенно — по России.
А у нас в Москве действительно наступили тревожные дни. У стен американского посольства бушевала толпа. В окна летели бутылки, камни. На стенах писали непристойности. Особняк на Садовом кольце находится в двух шагах от проезжей части. Охранная зона — три метра асфальта. Любая экстремистская выходка с применением оружия могла привести к непредсказуемым последствиям. В тот момент милиция задержала группу экстремистов, которые проезжали мимо американского посольства с приготовленным к стрельбе гранатомётом. Трудно себе сейчас представить последствия такого выстрела.
Парламент принимал резолюцию за резолюцией. Думские коммунисты вели активные переговоры с Милошевичем о создании военно-стратегического союза двух государств. Началась вербовка добровольцев для войны на стороне сербов. Политики всех мастей пытались набрать очки на косовском конфликте. Например, мэр Москвы Юрий Лужков прямо высказывал поддержку демонстрантам у посольства. Милиция в большей степени охраняла не посольство, а демонстрантов.
И хотя далеко не все общество занимало в те дни столь же яростно антинатовскую позицию, как красные депутаты в Думе, но в целом настроение у россиян было и вправду крайне тревожным, напряжённым. Люди принимали югославскую трагедию очень близко к сердцу.
Россиян волновала не только судьба сербов и Сербии. В каждой российской семье есть фронтовики, есть «дети войны», то есть дети, оставшиеся без отцов. Та война для нас очень близка, так уж мы воспитаны, что не воспринимаем её далёкой историей.
Поэтому любое обострение в Европе ощущаем как самый тревожный сигнал. Агрессия НАТО, какими бы благородными причинами она ни обосновывалась, для россиян психологически стала настоящим потрясением.
В Белграде выступали наши артисты, газеты и журналы были полны антиамериканских статей.
За несколько лет после 1991 года наше общество действительно стало другим. Новые отношения, новые ценности — демократические, порой наивно и безоглядно западнические — незаметно входили в быт и образ жизни каждого россиянина. Не все это приняли сразу, не все были довольны взаимопроникновением культур, идеологий, экономик, политических и духовных систем. Но постепенно ценой больших усилий наш народ начал понимать и принимать этот совершенно новый и непривычный для нас мир.
И вот из-за югославской войны в течение нескольких недель все это могло быть разрушено, окончательно и бесповоротно.
Примириться с этим я не мог.
Как я уже говорил, действовал по двум направлениям: давление на НАТО и давление на Милошевича. Нужно было остановить эту войну — во что бы то ни стало.
Между тем расчёт натовских стратегов и политиков явно срывался. Югославский народ консолидировался перед лицом внешнего врага. Югославская армия, не имевшая прикрытия с воздуха, но вполне боеспособная на земле, готова была к вторжению сухопутных войск, могла упорно сражаться на своей территории.
Россия активно искала мирный выход из кризиса. 14 апреля своим представителем по урегулированию ситуации в Югославии я назначил Виктора Степановича Черномырдина. Он провёл много десятков часов с Милошевичем — наедине и вместе с финским президентом Мартти Ахтисаари.
Мой выбор Черномырдина был, естественно, не случаен. Было сильное давление со стороны профессионалов-мидовцев, которые считали, что для такого рода переговоров необходим дипломат со стажем, высокого ранга, может быть, замминистра иностранных дел. Другие, напротив, говорили, что в связи с обострением отношений с Западом возглавить российскую миссию должен известный политик, которого там уважают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100