Но несмотря на это, положение было печальное, политический ресурс Чубайса в значительной степени оказался исчерпан. Я понимал, что восстановить свой авторитет он сможет очень не скоро. Тем не менее зализывать раны не было времени.
«Экономическая атака» должна была продолжаться без пауз и остановок.
КИРИЕНКО
Весной 98-го года я принял окончательное решение: во главе правительства должен стоять другой человек. С Виктором Степановичем надо расставаться.
Главная сила Черномырдина — его уникальная способность к компромиссам. Может помирить всех со всеми, ни одна конфликтная ситуация для него не страшна. Но вот в чем дело: главный компромисс, на котором Черномырдин и «просидел» все эти годы — компромисс между рыночными отношениями и советским директорским корпусом, — сейчас уже невозможен. Он себя исчерпал, этот компромисс. Нужно двигаться дальше.
Ну и ещё одно, уже из области чистой политики. Черномырдин не сможет удержать страну после моего ухода в 2000 году. Для этого нужен человек более сильный и молодой.
Вот это соображение — главное.
В последние месяцы 97-го особенно обострились отношения Чубайса с министром внутренних дел Анатолием Куликовым. Он был активным противником приватизации, да и всей либеральной экономики. Не раз выступал на заседаниях правительства не просто с критикой экономических реформ, но и с открытыми обвинениями: мол, политика молодых реформаторов способствует злоупотреблениям, разваливает страну, плодит нищих и преступников и так далее. Анатолий Борисович отвечал ему так же резко.
И в какой-то момент я понял, что с этим все более и более разраставшимся конфликтом надо кончать. Силовой министр, взявший старт в своей карьере во время чеченских событий, совсем не устраивал меня в роли главного спасителя экономики. С такими методами и с такой экономической идеологией можно было далеко зайти. С другой стороны, постепенно выдыхался и Чубайс. Лишённый министерства финансов, он оставался идеологом реформ, но уже не мог быть их мотором. А мне был необходим именно мотор. Так созрела идея: отправляя в отставку правительство Черномырдина, вместе с ним отправить в отставку и обоих вице-премьеров — и Чубайса, и Куликова. Уравновесить две крайности, убрать из раствора оба химических элемента, которые грозили взорвать всю лабораторию.
В своей политической жизни мне не раз приходилось применять подобные тактические жертвы и рокировки. Смена кадров при Ельцине стала для газетчиков притчей во языцех. Но позволю себе напомнить маленькую деталь: ни одному советскому руководителю не приходилось работать в условиях жёсткой парламентской обструкции, в условиях абсолютной, двухсотпроцентной открытости в прессе и в условиях волнообразного политического кризиса. Да, чтобы сохранить статус-кво, мне приходилось то и дело вводить новые фигуры, кого-то менять, кем-то жертвовать.
Однако любая жертва, любая отставка, любая смена политической конфигурации не может быть случайной или только тактической. В каждом моем ходе я обязан иметь в виду общую стратегию, главную задачу.
В связи с отставкой Черномырдина я размышлял о том, кто же доведёт до конца экономические реформы, начатые ещё Гайдаром. Кто наконец добьётся прорыва в сфере инвестиций, в бюджетной сфере, налоговой, земельной? Кто станет мотором молодой команды в правительстве?
Кстати, я до сих пор не разочаровался в Гайдаре, до сих пор уверен в точности своего тогдашнего выбора, выбора 91-го года. И отпуск потребительских цен, и весь проект либерализации, названный «шоковой терапией», считаю правильным. Да, Россия переживала шок с большим трудом. И в этой новой жизни далеко не все нашли себя и многие до сих пор ищут. Но для меня в первую очередь было важно, что мы разом отказались от пут коммунистической экономики.
Разумеется, реформы были далеко не идеальны, часто шли в неверном темпе, и конечно, не было в то время нормальной властной вертикали для реализации сложнейших экономических преобразований. Директорский корпус затаился и «ушёл в партизаны». И тем не менее Гайдар сделал самое главное — научил всех, от министра до грузчика, мыслить по-рыночному, считать деньги. И я уверен, что дай мы его команде поработать ещё год — и экономика рванула бы вперёд, начались бы нормальные процессы в промышленности, пошли бы те самые западные инвестиции, о которых так мечтало любое наше правительство.
…Сегодня, когда во взрослую жизнь идёт поколение, которое попросту не помнит бытовых подробностей конца 80-х годов, ругать экономические реформы Гайдара стало легко. Я был кандидатом в члены Политбюро, руководителем огромной Москвы и прекрасно помню и знаю, в каком отчаянном положении находилась страна в недавнем прошлом, о котором так любят рассуждать коммунисты.
Да, все предприятия работали, но что толку?
В магазинах, даже московских, было хоть шаром покати. Сахар, табак и другие необходимые продукты покупали по талонам. Страна быстро-быстро проедала гуманитарную помощь, которую нам предоставили страны Запада, напомню, на сотни миллионов долларов! Скрытая инфляция была гораздо мощнее нынешней — открытой.
Мы в Политбюро всерьёз обсуждали вопрос о возможности вскрыть военные склады и пустить на рынок «стратегический военный запас» — крупы, мясные консервы и так далее. И вряд ли можно забыть ещё одну картину того времени — очереди, очереди, очереди… За всем.
Переход к свободной торговле и отпуску цен разом наполнил товарный рынок. Но эта экономическая программа требовала консолидированных усилий всего общества, всех слоёв населения, всех политических движений! Именно так произошло в восточноевропейских странах. Именно так произошло в огромном Китае, потому что там реформы проводили по решению компартии и никто, ни один человек, не мог её ослушаться.
… В нашем случае все было иначе. Никакой гайдаровский закон не мог пройти через Верховный Совет, ни одна болезненная для населения реформа не обходилась без жесточайшей политической обструкции. Вместо общих усилий и терпения мы встретили глухое недовольство, а потом и очень жёсткое сопротивление. Вот такова была цена политической свободы, которая вовсе не означала автоматически свободную в полном смысле экономику. Напротив, экономическая свобода и политическая очень часто приходили в противоречие друг с другом.
Разогнать Верховный Совет, который тогда остро мешал реформам, в 91-м или 92-м году, сразу после серьёзнейших политических потрясений, распада Союза, было невозможно. Правительство реформаторов не могло работать вместе с коммунистическим парламентом. И я вынужден был проститься с правительством Гайдара.
Гайдар передал реформы в руки Черномырдину.
Началась совсем другая эпоха — медленного, осторожного, достаточно противоречивого реформирования экономики. Тем не менее итоги этой эпохи нельзя однозначно определять как топтание на месте. Заработали банковская и кредитная системы, началась приватизация, появился рынок товаров и услуг, появился класс первых российских бизнесменов.
Для нашей страны, где десятилетиями люди боялись ослушаться вышестоящую инстанцию, где забыли об инициативе и конкуренции, это была настоящая революция не только в экономике, политике, но и в сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100