Теперь бы еще разыскать Шуру…
Но тут прибежала запыхавшаяся Рут, притиснула к себе Тимура, поцеловала меня в нос, бросила какието бумаги в стол и побежала за стеклянную загородку к своему начальнику.
Там она ему что-то рассказала – весело, со смехом, а потом указала на нас. Начальник посмотрел в нашу сторону, помахал Тимуру, и Тимур сделал ему ручкой в ответ. После чего Рут выскочила в общий зал, перебросилась несколькими словами с Джеком Пински и побежала к нам.
Честно говоря, направляясь в полицейский участок, я рассчитывал увидеть там Рут Истлейк в полной полицейской форме – вот как та ужасно толстожопая негритянка, которая только что остановила Рут и стала ее о чем-то просить.
Вот толстуха была в порядке! Форма, пистолет, дубинка, полицейский значок буквально лежал на ее фантастической груди, какие-то знаки на рукавах, небольшая рация типа уоки-токи, которыми пользовались наши "Академико-Абрамовцы…" во время стоянки в портах и при разгрузке контейнеров.
А кроме всего, толстуха была обвешана еще кучей всяких полицейских предметов, которых я в жизни не видел!..
В отношении же Рут Истлейк мои ожидания были обмануты самым симпатичным образом: она была в элегантной спортивной меховой "парке" с капюшоном, ярком джемперочке и джинсах. Через плечо болталась большая сумка на длинном ремешке.
Однако, когда она закидывала эту сумку на плечо, джемпер у нее слегка задрался, и я увидел, что на поясе джинсов у Рут был пристегнут большой металлический полицейский знак на кожаной подкладке.
Но уже в следующее мгновение Рут одернула джемпер – и значка как не бывало!
С трудом отвязавшись от толстухи в форме, Рут подхватила меня под мышку, скомандовала Тимуру: "Вперед!" – и мы помчались на выход мимо всех столов, мимо тоже прозрачной загородки дежурного по участку со всякими пультами и мониторами, мимо бледного долговязого типа в наручниках, которого под руки вели два ну абсолютно хиповых паренька! У одного из них были даже разноцветные волосы…
Помню, такие хипари в Мюнхене обычно кучковались на Мюнхенфрайхайт, у
Хауптбанхофа и на бульваре Герцог-Вильгельм-штрассе. Задвигались наркотой и пили дешевое вино с пивом.
Оба американских хипаря почтительно поздоровались с Рут.
– Это тоже полицейские?!.. – удивился я.
– Одни из лучших, – ответила Рут. – Ребята, я отпросилась пораньше, и мне совсем не хотелось бы сейчас же мчаться домой и становиться к плите. Есть предложение. Тим! Катим в Манхеттен, показываем нашему дорогому гостю деловую и роскошную часть Нью-Йорка и там лопаем в какой-нибудь симпатичной и недорогой забегаловке… Я лично хотела бы японское "суши".
– А с Кысей пустят? – резонно спросил Тимур.
– Попробуем договориться.
Договорились. Пустили с Кысей.
Мало того, даже приволокли для меня специальный высокий детский стул с откидывающимся небольшим столиком. И все это сооружение поставили вплотную к нашему столу.
И подали потрясающую жратву! Причем для меня – бесплатно,
Хозяин ресторанчика – у Таймс-Сквер на углу Сорок шестой улицы и скрещения Бродвея с Седьмой авеню – пожилой японец вспомнил, как когда-то Рут с Фредом несколько раз бывали у него, а потом, уже недавно, кажется, в прошлом году, миссис была здесь со своим мальчиком. И с тех пор мальчик очень-очень вырос и стал очень-очень похож на свою очень-очень красивую маму!..
Мы все трое переглянулись, Рут поблагодарила хозяина за комплимент, после чего нам и стали метать на стол всякие японские вкусности.
– Вот видишь? – сказал Тимур, словно продолжая давно начавшийся разговор. – Мне и в школе говорили, что я на тебя похож! А однажды, в спортзале, когда мы только что вернулись с тобой из Флориды и я был такой загорелый, один говнюк даже сказал мне, что я… Ма, ты не огорчайся… Слышишь, мама? Он сказал мне, что я – "черномазый"…
У меня даже в животе похолодело! Я перестал есть и боялся поднять глаза на Рут.
– Ну, а ты? – спокойно спросила Рут и улыбнулась странной улыбкой.
– Отгадай!
– Уже, – сказала Рут. – Это было в тот день, когда ты вернулся домой с рассеченной бровью и разбитым ртом. А потом не очень талантливо сочинил историю про падение с турника.
– Откуда ты знаешь, мам?!
– У меня такая профессия – быть твоей "мам". Ешь! В порту были?
– Да.
– Нашел то, что искал?
– Не темни, мам. Я Мартыну уже все рассказал. Нет, не нашел. Но получил вот это… – и Тимур протянул Рут визитную карточку того портового начальника. – Обещал что-то придумать.
Рут внимательно изучила визитку и уверенно сказала:
– Видимо, сильный мужик. Обязательно созвонись с ним.
Я свою изумительную японскую сырую рыбу прикончил в один присест. Рут и Тимур еще макали ее в какие-то соусы, чем-то сдабривали, посыпали, и на это у них уходило масса лишнего времени. Мне же все эти приправы были до лампочки: рыба есть рыба, и жрать ее надо, с точки зрения нормального Кота, без всяких примесей и гарниров.
Поэтому Рут и Тимур еще были заняты едой, а я уже умывался, прилизывался, приводил себя в порядок и думал: "Интересно, а про Шуру она что-нибудь узнала?.."
– Да, КЫ-ся… По Квинсу твой Шура Плоткин не числится, – тут же сказала Рут. – Мы запросили Бронкс и Бруклин. Бронкс обещал дать сведения завтра. А Бруклин – не раньше, чем дня через четыре. У них там куча проблем с вашими новыми русскими евреями – одно убийство за другим, каждый вечер стрельба, все под контролем вашей мафии, и наши ребята вкалывают там день и ночь, и то зашиваются. Просили чуточку подождать. Ладно?
– Конечно, – сказал я, а сам подумал: "Надо что-то предпринимать самому. Это им кажется, что они за четыре дня покончат с русскими. Я-то знаю, что наши – неистребимы!"
Наверное, наверное, и у нас в России сейчас есть такие замечательные отделения милиции, как этот полицейский участок в Квинсе!
У нас сейчас вообще все есть. Малость залежалое, сильно подороже, но есть же!.. Это мне милиционер Митя говорил. Он врать не станет. Ему врать смысла нету.
И наверняка где-то в Америке есть маленькие, мрачные полицейские участочки с заплеванными полами, ничуть не лучше того ленинградского отделения милиции, где мы были с Шурой…
Просто ни одна полиция в мире ни хрена еще сто лет не сможет поделать с нашими ребятами, пока у них перед глазами есть такой замечательный пример, как наши родные русские правители, которые ограбили свой народ и разворовали собственную страну.
Это мне еще посредине Атлантического океана Мастер говорил. Это же в Санкт-Петербурге мне втолковывал Митя – младший лейтенант милиции Дмитрий Павлович Сорокин. А за месяц до моего знакомства с Митей, в Грюнвальде, самом дорогом районе Баварского Мюнхена, теми же словами и совершенно то же самое объяснял мне мой старший друг Фридрих фон Тифенбах.
Только Митя в каждую фразу вставлял минимум три слова "бля", а заканчивал фразу одним словом "ебть", чего Фридрих фон Тифенбах, несмотря на свое блистательное образование, естественно, не делал, по причине незнания нормального русского языка.
– Мам, а что это за русская баня, о которой ты начала говорить еще в машине? – спросил Тимур.
Оказалось, что сегодня Рут по служебным соображениям была в районе Форрест-Хилл, рядом со Сто восьмой и универмагом "Ломанс", на улице Каллоуэй, в "сердце русского Квинса", на открытии огромной бани под названием "Сандуны".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Но тут прибежала запыхавшаяся Рут, притиснула к себе Тимура, поцеловала меня в нос, бросила какието бумаги в стол и побежала за стеклянную загородку к своему начальнику.
Там она ему что-то рассказала – весело, со смехом, а потом указала на нас. Начальник посмотрел в нашу сторону, помахал Тимуру, и Тимур сделал ему ручкой в ответ. После чего Рут выскочила в общий зал, перебросилась несколькими словами с Джеком Пински и побежала к нам.
Честно говоря, направляясь в полицейский участок, я рассчитывал увидеть там Рут Истлейк в полной полицейской форме – вот как та ужасно толстожопая негритянка, которая только что остановила Рут и стала ее о чем-то просить.
Вот толстуха была в порядке! Форма, пистолет, дубинка, полицейский значок буквально лежал на ее фантастической груди, какие-то знаки на рукавах, небольшая рация типа уоки-токи, которыми пользовались наши "Академико-Абрамовцы…" во время стоянки в портах и при разгрузке контейнеров.
А кроме всего, толстуха была обвешана еще кучей всяких полицейских предметов, которых я в жизни не видел!..
В отношении же Рут Истлейк мои ожидания были обмануты самым симпатичным образом: она была в элегантной спортивной меховой "парке" с капюшоном, ярком джемперочке и джинсах. Через плечо болталась большая сумка на длинном ремешке.
Однако, когда она закидывала эту сумку на плечо, джемпер у нее слегка задрался, и я увидел, что на поясе джинсов у Рут был пристегнут большой металлический полицейский знак на кожаной подкладке.
Но уже в следующее мгновение Рут одернула джемпер – и значка как не бывало!
С трудом отвязавшись от толстухи в форме, Рут подхватила меня под мышку, скомандовала Тимуру: "Вперед!" – и мы помчались на выход мимо всех столов, мимо тоже прозрачной загородки дежурного по участку со всякими пультами и мониторами, мимо бледного долговязого типа в наручниках, которого под руки вели два ну абсолютно хиповых паренька! У одного из них были даже разноцветные волосы…
Помню, такие хипари в Мюнхене обычно кучковались на Мюнхенфрайхайт, у
Хауптбанхофа и на бульваре Герцог-Вильгельм-штрассе. Задвигались наркотой и пили дешевое вино с пивом.
Оба американских хипаря почтительно поздоровались с Рут.
– Это тоже полицейские?!.. – удивился я.
– Одни из лучших, – ответила Рут. – Ребята, я отпросилась пораньше, и мне совсем не хотелось бы сейчас же мчаться домой и становиться к плите. Есть предложение. Тим! Катим в Манхеттен, показываем нашему дорогому гостю деловую и роскошную часть Нью-Йорка и там лопаем в какой-нибудь симпатичной и недорогой забегаловке… Я лично хотела бы японское "суши".
– А с Кысей пустят? – резонно спросил Тимур.
– Попробуем договориться.
Договорились. Пустили с Кысей.
Мало того, даже приволокли для меня специальный высокий детский стул с откидывающимся небольшим столиком. И все это сооружение поставили вплотную к нашему столу.
И подали потрясающую жратву! Причем для меня – бесплатно,
Хозяин ресторанчика – у Таймс-Сквер на углу Сорок шестой улицы и скрещения Бродвея с Седьмой авеню – пожилой японец вспомнил, как когда-то Рут с Фредом несколько раз бывали у него, а потом, уже недавно, кажется, в прошлом году, миссис была здесь со своим мальчиком. И с тех пор мальчик очень-очень вырос и стал очень-очень похож на свою очень-очень красивую маму!..
Мы все трое переглянулись, Рут поблагодарила хозяина за комплимент, после чего нам и стали метать на стол всякие японские вкусности.
– Вот видишь? – сказал Тимур, словно продолжая давно начавшийся разговор. – Мне и в школе говорили, что я на тебя похож! А однажды, в спортзале, когда мы только что вернулись с тобой из Флориды и я был такой загорелый, один говнюк даже сказал мне, что я… Ма, ты не огорчайся… Слышишь, мама? Он сказал мне, что я – "черномазый"…
У меня даже в животе похолодело! Я перестал есть и боялся поднять глаза на Рут.
– Ну, а ты? – спокойно спросила Рут и улыбнулась странной улыбкой.
– Отгадай!
– Уже, – сказала Рут. – Это было в тот день, когда ты вернулся домой с рассеченной бровью и разбитым ртом. А потом не очень талантливо сочинил историю про падение с турника.
– Откуда ты знаешь, мам?!
– У меня такая профессия – быть твоей "мам". Ешь! В порту были?
– Да.
– Нашел то, что искал?
– Не темни, мам. Я Мартыну уже все рассказал. Нет, не нашел. Но получил вот это… – и Тимур протянул Рут визитную карточку того портового начальника. – Обещал что-то придумать.
Рут внимательно изучила визитку и уверенно сказала:
– Видимо, сильный мужик. Обязательно созвонись с ним.
Я свою изумительную японскую сырую рыбу прикончил в один присест. Рут и Тимур еще макали ее в какие-то соусы, чем-то сдабривали, посыпали, и на это у них уходило масса лишнего времени. Мне же все эти приправы были до лампочки: рыба есть рыба, и жрать ее надо, с точки зрения нормального Кота, без всяких примесей и гарниров.
Поэтому Рут и Тимур еще были заняты едой, а я уже умывался, прилизывался, приводил себя в порядок и думал: "Интересно, а про Шуру она что-нибудь узнала?.."
– Да, КЫ-ся… По Квинсу твой Шура Плоткин не числится, – тут же сказала Рут. – Мы запросили Бронкс и Бруклин. Бронкс обещал дать сведения завтра. А Бруклин – не раньше, чем дня через четыре. У них там куча проблем с вашими новыми русскими евреями – одно убийство за другим, каждый вечер стрельба, все под контролем вашей мафии, и наши ребята вкалывают там день и ночь, и то зашиваются. Просили чуточку подождать. Ладно?
– Конечно, – сказал я, а сам подумал: "Надо что-то предпринимать самому. Это им кажется, что они за четыре дня покончат с русскими. Я-то знаю, что наши – неистребимы!"
Наверное, наверное, и у нас в России сейчас есть такие замечательные отделения милиции, как этот полицейский участок в Квинсе!
У нас сейчас вообще все есть. Малость залежалое, сильно подороже, но есть же!.. Это мне милиционер Митя говорил. Он врать не станет. Ему врать смысла нету.
И наверняка где-то в Америке есть маленькие, мрачные полицейские участочки с заплеванными полами, ничуть не лучше того ленинградского отделения милиции, где мы были с Шурой…
Просто ни одна полиция в мире ни хрена еще сто лет не сможет поделать с нашими ребятами, пока у них перед глазами есть такой замечательный пример, как наши родные русские правители, которые ограбили свой народ и разворовали собственную страну.
Это мне еще посредине Атлантического океана Мастер говорил. Это же в Санкт-Петербурге мне втолковывал Митя – младший лейтенант милиции Дмитрий Павлович Сорокин. А за месяц до моего знакомства с Митей, в Грюнвальде, самом дорогом районе Баварского Мюнхена, теми же словами и совершенно то же самое объяснял мне мой старший друг Фридрих фон Тифенбах.
Только Митя в каждую фразу вставлял минимум три слова "бля", а заканчивал фразу одним словом "ебть", чего Фридрих фон Тифенбах, несмотря на свое блистательное образование, естественно, не делал, по причине незнания нормального русского языка.
– Мам, а что это за русская баня, о которой ты начала говорить еще в машине? – спросил Тимур.
Оказалось, что сегодня Рут по служебным соображениям была в районе Форрест-Хилл, рядом со Сто восьмой и универмагом "Ломанс", на улице Каллоуэй, в "сердце русского Квинса", на открытии огромной бани под названием "Сандуны".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79