И никакого тебе секьюрити и полиции. Рядом они открыли CBGB Gallery, в которой обычно выступают более авангардные проекты. Как-то я сходил туда на фестиваль гитарного джаза, где все гитаристы, которые там выступали, играли электронными смычками (e-bow). Это фантастическое изобретение, которое вызывает у гитары фидбэк, которым можно управлять, и при определенной технике игры на расстоянии от струн позволяет играть вполне конкретную музыку. Получается что-то похожее на терменвокс. На следующий день я зашел туда днем, в дверях сидел Хилли Кристелл, человек который основал этот клуб и по моим подсчетам отсидел там двадцать лет, предаваясь грезам о своих «Talking Heads». Я живо представил себе картинку, каким я мог бы стать через несколько лет, но мы с ним были примерно одного возраста, и наш клуб столько явно не протянул бы. Я дал ему несколько демо кассет. Слушать их из любопытства у него не было времени, поэтому он спросил меня, что из того, что я ему дал, стоит послушать? Он ткнул кассету «Химеры» в середине и, послушав пол минуты, сказал, что если бы эта группа была в Нью-Йорке, то она могла бы у них выступить.
Я позвонил Дэвиду Бёрну, и он пригласил меня сходить с ним в «Knitting Factory» на Джона Лури и его группу «Lounge Lizards». Мы договорились встретиться в офисе его лэйбла «Todo Mundo», который находился на двенадцатой улице в этом же квартале, что и мой отель, только с обратной стороны. Он подарил мне несколько новых релизов, и мы пешком пошли в клуб. Несмотря на то, что конечно же его там все знали, мы встали в очередь, и он купил билеты мне и себе. Концерт был потрясающий, едва ли не самый лучший за то время, что я был в Нью-Йорке. Пожалуй, я не буду расставлять по местам свои впечатления, почти каждый день я ходил в какой-нибудь клуб, и мне нравилось абсолютно все или почти все. Но моим любимым местом стал «Cooler», который открыт был совсем недавно и располагался в бывшем холодильнике, в мясных рядах на четырнадцатой улице. По моей классификации там игралась самая интересная и самая свежая музыка. «Knitting Factory», переехав в новое место, стала немного чопорной и дороговатой.
Приехала Маша, и я хотел показать ей свой Нью-Йорк, который уже стал моим родным городом. Большую часть времени мы провели в Lower East Side, куда постепенно сместился центр альтернативной жизни. Хотя не буду лукавить, всё-таки мне нравится весь Нью-Йорк. Мы наугад сходили в CBGB на «Voluptuous Story of Karen Black». Это было симпатичное панк-кабаре, насколько я могу себе представить, похожее на Нину Хаген во времена она. И она на самом деле была хороша, но я немного устал, слушая предыдущие групы, которые мало чем отличались друг от друга. Когда же мы встретились с Джоном-Фредом и пошли в «Mercury Lounge» на Робина Хичкока, то Машу не пустили, так как она слишком молодо выглядит и у неё не было удостоверения личности. Также мы с ней сходили в гости к композитору Гленну Бранке, который был так искренне рад появлению русских, что подарил мне полное собрание своих сочинений и готов был прямо с нами тут же поехать в Россию. Кстати я по сей день вынашиваю идею пригласить его. Потом мы с Машей поехали в Покипси к родителям Джима. Откуда через день мы с Андреей отправились в Сан-Франциско, а Маша с Джимом уехали в Вашингтон. И вскоре Маша всё-таки вернулась в Петербург, и сменив Татьяну, стала ухаживать за моей мамой, поселившись в моей комнате на Восстания.
Прилетев в Сан-Франциско, я встретил Брайана Карла в отеле, где нам был забронирован один номер, и в этот же вечер мы с Андрэей отправились навестить нашу старую подругу Найоми. Я уже привык заседать на конференциях. Конечно же это прекрасный способ общения, и есть категории людей, которых хлебом не корми, а дай позаседать и поговорить. Но приобретя некоторый опыт такого рода, я уже подустал и на второй день еле высидел два часа. Из-за несчастной полит-корректности они целый день говорили о проблемах национальных и сексуальных меньшинств. Не удели они должного внимания этим проблемам, и эти меньшинства, которых в Америке уже давно большинство, их тут же сожрут. В перерыве я вышел подышать свежим воздухом и был приятно удивлен тем, что Брайан уже давно сидит на газоне и болтает с девушками из Словакии, оказывается они тоже устали от говорильни. Мы позвали Андрею, позвонили Мэри Рис, которая через полчаса заехала за нами на машине, и, плюнув на все, поехали на океан. После конференции я ещё на несколько дней остался в Сан-Франциско, воспользовавшись гостеприимством Найоминой сестры, Лиз. Мы встретились с Родионом, который жил через залив, в Беркли, и работал садовником у какого-то дядечки, за что имел угол и пищу. Судя по всему, его это вполне устраивало. У него было много свободного времени, и он вольным слушателем ходил на лекции в университет. Находясь в этом прекрасном и может быть самом красивом уголке Америки, мне совершено не хотелось мотаться по клубам, и я только один раз сходил в «Slimms» послушать модную в этом сезоне группу «Luna». Меня заинтриговала рецензия, в которой было написано, что это смесь «Velvet Undreground» с Нилом Янгом. Мне же это показалось больше похожим на «Оазис». Ещё мы с Андрэей попытались сходить на Рэя Дэвиса в «Filmor West», но не было билетов. За день до отъезда я познакомился с Мэтом Каллахэном из клуба «Komotion», и мы неожиданно нашли много общего. Его независимый клуб все время закрывали, и они мигрировали по всему Сан-Франциско. Его настолько заинтересовала моя история, что он предложил мне написать статью для одноименного журнала, который он выпускает.
Я вернулся в Нью-Йорк, где пробыл ещё месяц, и поехал в Монреаль к Славке. Остановился я у Каролины, и мы втроем провели вместе несколько дней. Мой визит случайно совпал с референдумом, когда французская провинция Квебек, хотела отделиться от английской Онтарио. Все были очень напуганы и ожидали народных волнений, но франкофоны чуть-чуть не добрали необходимого количества голосов, и все обошлось. Это было очень эмоционально, все были на улице и праздновали общую победу. Когда все прошло, даже те, кто искренне хотел отделения, обрадовались, что все останется без изменений, поскольку любые даже самые лучшие намерения иногда приводят к плачевным результатам. К сожалению, мы очень хорошо это знаем.
Мартин Дакверт, милейший человек, дал почитать мне свой сценарий, который привел меня в состояние крайней растерянности. Я не представлял себе, что, снимая документальное кино, нужно создать какую-то легенду, а не просто снять фильм о конкретном человеке и его собственной истории. У него в голове был полный компот. Он представлял меня на могиле наших предков с рыдающей матерью, которая рассуждает о судьбах русской интеллигенции, загадочная русская душа, князь Мышкин и все в таком духе. При всём моем уважении к нему, я счел разумным отказаться. Это было крайне неловко, ведь они с продюсером приглашали меня, будучи в полной уверенности, что я соглашусь. Но мы конечно же остались друзьями. Жаль, что я не догадался взять у него этот сценарий. Его было бы интересно его сохранить.
Славка подарил мне свой велосипед, который стоял у него на балконе и ржавел. Мой первый велосипед, который я тоже привез из Монреаля уже доживал свой век, у него порвалась рама, и хотя я её заварил, он уже был не тот. Я решил, что вероятно без велосипеда из Монреаля уезжать не принято, и согласился принять этот дар, правда у него не было колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Я позвонил Дэвиду Бёрну, и он пригласил меня сходить с ним в «Knitting Factory» на Джона Лури и его группу «Lounge Lizards». Мы договорились встретиться в офисе его лэйбла «Todo Mundo», который находился на двенадцатой улице в этом же квартале, что и мой отель, только с обратной стороны. Он подарил мне несколько новых релизов, и мы пешком пошли в клуб. Несмотря на то, что конечно же его там все знали, мы встали в очередь, и он купил билеты мне и себе. Концерт был потрясающий, едва ли не самый лучший за то время, что я был в Нью-Йорке. Пожалуй, я не буду расставлять по местам свои впечатления, почти каждый день я ходил в какой-нибудь клуб, и мне нравилось абсолютно все или почти все. Но моим любимым местом стал «Cooler», который открыт был совсем недавно и располагался в бывшем холодильнике, в мясных рядах на четырнадцатой улице. По моей классификации там игралась самая интересная и самая свежая музыка. «Knitting Factory», переехав в новое место, стала немного чопорной и дороговатой.
Приехала Маша, и я хотел показать ей свой Нью-Йорк, который уже стал моим родным городом. Большую часть времени мы провели в Lower East Side, куда постепенно сместился центр альтернативной жизни. Хотя не буду лукавить, всё-таки мне нравится весь Нью-Йорк. Мы наугад сходили в CBGB на «Voluptuous Story of Karen Black». Это было симпатичное панк-кабаре, насколько я могу себе представить, похожее на Нину Хаген во времена она. И она на самом деле была хороша, но я немного устал, слушая предыдущие групы, которые мало чем отличались друг от друга. Когда же мы встретились с Джоном-Фредом и пошли в «Mercury Lounge» на Робина Хичкока, то Машу не пустили, так как она слишком молодо выглядит и у неё не было удостоверения личности. Также мы с ней сходили в гости к композитору Гленну Бранке, который был так искренне рад появлению русских, что подарил мне полное собрание своих сочинений и готов был прямо с нами тут же поехать в Россию. Кстати я по сей день вынашиваю идею пригласить его. Потом мы с Машей поехали в Покипси к родителям Джима. Откуда через день мы с Андреей отправились в Сан-Франциско, а Маша с Джимом уехали в Вашингтон. И вскоре Маша всё-таки вернулась в Петербург, и сменив Татьяну, стала ухаживать за моей мамой, поселившись в моей комнате на Восстания.
Прилетев в Сан-Франциско, я встретил Брайана Карла в отеле, где нам был забронирован один номер, и в этот же вечер мы с Андрэей отправились навестить нашу старую подругу Найоми. Я уже привык заседать на конференциях. Конечно же это прекрасный способ общения, и есть категории людей, которых хлебом не корми, а дай позаседать и поговорить. Но приобретя некоторый опыт такого рода, я уже подустал и на второй день еле высидел два часа. Из-за несчастной полит-корректности они целый день говорили о проблемах национальных и сексуальных меньшинств. Не удели они должного внимания этим проблемам, и эти меньшинства, которых в Америке уже давно большинство, их тут же сожрут. В перерыве я вышел подышать свежим воздухом и был приятно удивлен тем, что Брайан уже давно сидит на газоне и болтает с девушками из Словакии, оказывается они тоже устали от говорильни. Мы позвали Андрею, позвонили Мэри Рис, которая через полчаса заехала за нами на машине, и, плюнув на все, поехали на океан. После конференции я ещё на несколько дней остался в Сан-Франциско, воспользовавшись гостеприимством Найоминой сестры, Лиз. Мы встретились с Родионом, который жил через залив, в Беркли, и работал садовником у какого-то дядечки, за что имел угол и пищу. Судя по всему, его это вполне устраивало. У него было много свободного времени, и он вольным слушателем ходил на лекции в университет. Находясь в этом прекрасном и может быть самом красивом уголке Америки, мне совершено не хотелось мотаться по клубам, и я только один раз сходил в «Slimms» послушать модную в этом сезоне группу «Luna». Меня заинтриговала рецензия, в которой было написано, что это смесь «Velvet Undreground» с Нилом Янгом. Мне же это показалось больше похожим на «Оазис». Ещё мы с Андрэей попытались сходить на Рэя Дэвиса в «Filmor West», но не было билетов. За день до отъезда я познакомился с Мэтом Каллахэном из клуба «Komotion», и мы неожиданно нашли много общего. Его независимый клуб все время закрывали, и они мигрировали по всему Сан-Франциско. Его настолько заинтересовала моя история, что он предложил мне написать статью для одноименного журнала, который он выпускает.
Я вернулся в Нью-Йорк, где пробыл ещё месяц, и поехал в Монреаль к Славке. Остановился я у Каролины, и мы втроем провели вместе несколько дней. Мой визит случайно совпал с референдумом, когда французская провинция Квебек, хотела отделиться от английской Онтарио. Все были очень напуганы и ожидали народных волнений, но франкофоны чуть-чуть не добрали необходимого количества голосов, и все обошлось. Это было очень эмоционально, все были на улице и праздновали общую победу. Когда все прошло, даже те, кто искренне хотел отделения, обрадовались, что все останется без изменений, поскольку любые даже самые лучшие намерения иногда приводят к плачевным результатам. К сожалению, мы очень хорошо это знаем.
Мартин Дакверт, милейший человек, дал почитать мне свой сценарий, который привел меня в состояние крайней растерянности. Я не представлял себе, что, снимая документальное кино, нужно создать какую-то легенду, а не просто снять фильм о конкретном человеке и его собственной истории. У него в голове был полный компот. Он представлял меня на могиле наших предков с рыдающей матерью, которая рассуждает о судьбах русской интеллигенции, загадочная русская душа, князь Мышкин и все в таком духе. При всём моем уважении к нему, я счел разумным отказаться. Это было крайне неловко, ведь они с продюсером приглашали меня, будучи в полной уверенности, что я соглашусь. Но мы конечно же остались друзьями. Жаль, что я не догадался взять у него этот сценарий. Его было бы интересно его сохранить.
Славка подарил мне свой велосипед, который стоял у него на балконе и ржавел. Мой первый велосипед, который я тоже привез из Монреаля уже доживал свой век, у него порвалась рама, и хотя я её заварил, он уже был не тот. Я решил, что вероятно без велосипеда из Монреаля уезжать не принято, и согласился принять этот дар, правда у него не было колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95