Мне надавали кучу православной литературы. Но самое главное, что я не только выполнил поручение матери – сама икона находится в Канаде, но мне дали огромное изображение этой иконы на картоне и пузырек с ватой, пропитанной миром, которое это икона действительно источает. Это было больше, чем я рассчитывал. А по дороге домой мы с Николаем заехали в русское поселение в городке Наяк, где он живет, чтобы я захватил передачу для его родственников. У меня уже было столько вещей, что я не знал, как я все это довезу до дома. Меня и так задарили подарками. К тому же я накупил кучу пластинок, и напоследок Коля Решетняк сунул мне литровую бутылку соевого соуса. Когда мы приехали в аэропорт, я уронил рюкзак и соевый соус залил все мои вещи, у меня не было другого выбора, как при всём честном народе перетряхивать содержимое рюкзака, что оказалось бесполезно. Я сунул вещи в полиэтиленовый мешок, а рюкзак пришлось выбросить. Хорошенькое начало путешествия. Когда мы приземлились в Нью-Фаундленде, зайдя в туалет, я наткнулся на Иосифа Кобзона и очень развеселился. Я летел через Москву, где меня встречал Иван с Юрой Дышленко, для которого мне в последний момент передали огромный телевизор. Хотя уже вовсю шла перестройка, на таможне у меня отобрали все книги Солженицына и Аксенова.
По преизде я понес прередачу родственникам Николая Черткова и познакомился с Машей Стеблин-Каменской. Время от времени она стала заходить ко мне в гости. Моя матушка прекрасно справилась во время моего отсутствия. Буквально на следующий день после моего возвращения ко мне пришёл Курёхин и я сразу пожалел о том, что не остался ещё недели на две-три, и мы стали звонить Маринке в Нью-Йорк. Почему-то время, проведенное в Нью-Йорке, нас очень сблизило, и мы с ним стали видеться каждый день. Была зима, было темно и холодно. Но мы ходили гулять по городу, а потом шли ко мне пить чай. Мы рассуждали о том, что вот было бы здорово, если бы в Ленинграде был такой клуб, как «Knitting Factory», но понимали, что это нереально. Так прошла зима. Я ничего не делал и только два раза в неделю ходил играть в теннис.
Весной мне позвонил Володя Пинес и сказал мне, что один его знакомый из Вильнюса привез какую-то английскую группу и не знает, что с ней делать. Я тоже не знал, но поехал во Дворец Молодежи. Там я встретился с Марюсом Кяршисом из литовского лэйбла «Зона», который метался по Дворцу в поисках кого-нибудь, кто за что-нибудь отвечал бы. Он познакомил меня с группой «World Domination Enterprises», и поскольку был полный хаос с организацией, попросил меня с ними поболтаться. Первый вопрос, который мне задали музыканты, где можно достать травы? Я никогда этим не промышлял и уже несколько лет не имел с ней близкого общения. Но конечно же эту проблему было несложно решить. Когда она была решена, я позвонил Курёхину, и мы пошли с ними болтаться, а вечером зашли к Александре с Андреем, где и скоротали вечерок. Вечером приехал Марюс, который был очень благодарен тому, что музыканты очень довольны проведенным днем. На следующий день был концерт в Большом зале Дворца Молодежи. Народу не было вообще никого, а разогревали их «Мифы». Я в общем ничего не имею против «Мифов». Я их знал сто лет, но это была абсолютная стилистическая несовместимость. Я же был в полном восторге от выступления «World Domination Enterprises». Это был стопроцентный английский панк-рок, и для меня это почему-то оказалось глотком свежего воздуха. Они привезли с собой стоваттные усилители, а у гитариста вместо порожка к корпусу гитары была привинчена дверная ручка. При этом он возил её без чехла, хотя у нас только-только наступала весна и было достаточно холодно. Но в зале не было ни одного панка, и получалось что я, далеко не панк, был единственным человеком, который мог по достоинству оценить это. Я не понимал, как это могло быть. Могу себе представить, если бы во времена моей юности в город приехала бы настоящая английская группа. Я проводил их на вокзал, и мы расстались друзьями. Через месяц мне позвонил Марюс и попросил встретить американскую группу «Sonic Youth». Я никогда о ней ничего не слышал, но с готовностью согласился. Я позвонил Алику Кану, и мы вместе поехали в гостиницу «Советская». Их была целая орава, они приехали со своими женами и детьми. Мы забрали их и поскольку пойти было совершенно некуда, просто погуляли по городу. С ними приехал Витус Кубилюс из той же «Зоны», а организация концерта была примерно такой же. Я так и не знаю, кто были эти люди, с которыми имели дело эти ребята из «Зоны». На следующее утро меня попросили съездить с ними в Дом Кино, куда должно было приехать телевидение, чтобы снять с ними интервью. Мы прождали часа четыре, сидя в ресторане. В это время дня там можно было заказать только столичный салат, да бутерброды с колбасой, а половина гостей, как и я, были вегетарианцами. Я чувствовал себя крайне неловко, поскольку исчерпав за это время все возможные темы разговоров, вынужден был оправдываться за всех русских. Они не знали, что я не имею никакого отношения к организации их тура, но мне трудно было доказать обратное. На следующий день был концерт в том же Дворце Молодежи, и хотя народу в этот раз было человек двести, всё равно для такого зала это было мало. Гитаристы Тёрстон Мур и Ли Ренальдо привезли с собой по десять гитар, которые они меняли чуть ли не на каждой песне. Вся суть этого была в том, что эти гитары имели разный звук и были по-разному настроены. Но мощности аппарата было явно недостаточно. Они были очень недовольны, а Ким Гордон после концерта просто плакала. Но на меня концерт произвел ошеломляющее действие. Хоть мощности действительно не хватало, звучание группы было совершенно атомным. Звук был такой плотности, и они создавали такое напряжение, что меня просто вдавило в кресло, и эти люди могли им управлять и знали, что делают. На следующий день я звонил всем своим знакомым и зазывал их на концерт, но приехав во Дворец, с досадой убедился, что концерт отменён. Мы с Аликом поехали в гостиницу узнать в чем дело. Оказалось, что они настолько обломались, что не захотели играть на таком звуке. Вечером они уезжали в Москву и все сидели в одном номере, куда им разрешили сложить все вещи. Мы обменялись телефонами и проводили их на поезд.
Недели через две ранним вечером на Пасху я шёл по Колокольной улице. Было абсолютно светло, как вдруг на меня налетела группа подростков, сбили меня с ног и стали бить. По счастью кто-то из прохожих за меня вступился, и, схватив мою сумку, они разбежались. Слава Богу, я не получил сильных побоев, а только вывалялся в грязи. Это был разбой среди бела дня. Когда я отряхнулся, из-за угла выехала милицейская машина. Я в неё сел и мы, объехав квартал, поехали по улице Марата навстречу тому направлению, куда они убежали. Они не ожидали опасности с этой стороны и спокойно шли по Стремянной улице. И когда мы подъехали ближе, менты выпрыгнули из машины и тут же схватили троих их них. Весь вечер я просидел в отделении у Московского вокзала, пока их всех туда не привезли. Их оказалось восемь человек. Но ни у кого из них не было моей сумки. Когда же всё-таки к ночи привезли их главаря с моей сумкой, меня попросили составить описание содержимого сумки, которую нашли у него дома. Там оказалось все, кроме пленки, на которую я фотографировал «Sonic Youth».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
По преизде я понес прередачу родственникам Николая Черткова и познакомился с Машей Стеблин-Каменской. Время от времени она стала заходить ко мне в гости. Моя матушка прекрасно справилась во время моего отсутствия. Буквально на следующий день после моего возвращения ко мне пришёл Курёхин и я сразу пожалел о том, что не остался ещё недели на две-три, и мы стали звонить Маринке в Нью-Йорк. Почему-то время, проведенное в Нью-Йорке, нас очень сблизило, и мы с ним стали видеться каждый день. Была зима, было темно и холодно. Но мы ходили гулять по городу, а потом шли ко мне пить чай. Мы рассуждали о том, что вот было бы здорово, если бы в Ленинграде был такой клуб, как «Knitting Factory», но понимали, что это нереально. Так прошла зима. Я ничего не делал и только два раза в неделю ходил играть в теннис.
Весной мне позвонил Володя Пинес и сказал мне, что один его знакомый из Вильнюса привез какую-то английскую группу и не знает, что с ней делать. Я тоже не знал, но поехал во Дворец Молодежи. Там я встретился с Марюсом Кяршисом из литовского лэйбла «Зона», который метался по Дворцу в поисках кого-нибудь, кто за что-нибудь отвечал бы. Он познакомил меня с группой «World Domination Enterprises», и поскольку был полный хаос с организацией, попросил меня с ними поболтаться. Первый вопрос, который мне задали музыканты, где можно достать травы? Я никогда этим не промышлял и уже несколько лет не имел с ней близкого общения. Но конечно же эту проблему было несложно решить. Когда она была решена, я позвонил Курёхину, и мы пошли с ними болтаться, а вечером зашли к Александре с Андреем, где и скоротали вечерок. Вечером приехал Марюс, который был очень благодарен тому, что музыканты очень довольны проведенным днем. На следующий день был концерт в Большом зале Дворца Молодежи. Народу не было вообще никого, а разогревали их «Мифы». Я в общем ничего не имею против «Мифов». Я их знал сто лет, но это была абсолютная стилистическая несовместимость. Я же был в полном восторге от выступления «World Domination Enterprises». Это был стопроцентный английский панк-рок, и для меня это почему-то оказалось глотком свежего воздуха. Они привезли с собой стоваттные усилители, а у гитариста вместо порожка к корпусу гитары была привинчена дверная ручка. При этом он возил её без чехла, хотя у нас только-только наступала весна и было достаточно холодно. Но в зале не было ни одного панка, и получалось что я, далеко не панк, был единственным человеком, который мог по достоинству оценить это. Я не понимал, как это могло быть. Могу себе представить, если бы во времена моей юности в город приехала бы настоящая английская группа. Я проводил их на вокзал, и мы расстались друзьями. Через месяц мне позвонил Марюс и попросил встретить американскую группу «Sonic Youth». Я никогда о ней ничего не слышал, но с готовностью согласился. Я позвонил Алику Кану, и мы вместе поехали в гостиницу «Советская». Их была целая орава, они приехали со своими женами и детьми. Мы забрали их и поскольку пойти было совершенно некуда, просто погуляли по городу. С ними приехал Витус Кубилюс из той же «Зоны», а организация концерта была примерно такой же. Я так и не знаю, кто были эти люди, с которыми имели дело эти ребята из «Зоны». На следующее утро меня попросили съездить с ними в Дом Кино, куда должно было приехать телевидение, чтобы снять с ними интервью. Мы прождали часа четыре, сидя в ресторане. В это время дня там можно было заказать только столичный салат, да бутерброды с колбасой, а половина гостей, как и я, были вегетарианцами. Я чувствовал себя крайне неловко, поскольку исчерпав за это время все возможные темы разговоров, вынужден был оправдываться за всех русских. Они не знали, что я не имею никакого отношения к организации их тура, но мне трудно было доказать обратное. На следующий день был концерт в том же Дворце Молодежи, и хотя народу в этот раз было человек двести, всё равно для такого зала это было мало. Гитаристы Тёрстон Мур и Ли Ренальдо привезли с собой по десять гитар, которые они меняли чуть ли не на каждой песне. Вся суть этого была в том, что эти гитары имели разный звук и были по-разному настроены. Но мощности аппарата было явно недостаточно. Они были очень недовольны, а Ким Гордон после концерта просто плакала. Но на меня концерт произвел ошеломляющее действие. Хоть мощности действительно не хватало, звучание группы было совершенно атомным. Звук был такой плотности, и они создавали такое напряжение, что меня просто вдавило в кресло, и эти люди могли им управлять и знали, что делают. На следующий день я звонил всем своим знакомым и зазывал их на концерт, но приехав во Дворец, с досадой убедился, что концерт отменён. Мы с Аликом поехали в гостиницу узнать в чем дело. Оказалось, что они настолько обломались, что не захотели играть на таком звуке. Вечером они уезжали в Москву и все сидели в одном номере, куда им разрешили сложить все вещи. Мы обменялись телефонами и проводили их на поезд.
Недели через две ранним вечером на Пасху я шёл по Колокольной улице. Было абсолютно светло, как вдруг на меня налетела группа подростков, сбили меня с ног и стали бить. По счастью кто-то из прохожих за меня вступился, и, схватив мою сумку, они разбежались. Слава Богу, я не получил сильных побоев, а только вывалялся в грязи. Это был разбой среди бела дня. Когда я отряхнулся, из-за угла выехала милицейская машина. Я в неё сел и мы, объехав квартал, поехали по улице Марата навстречу тому направлению, куда они убежали. Они не ожидали опасности с этой стороны и спокойно шли по Стремянной улице. И когда мы подъехали ближе, менты выпрыгнули из машины и тут же схватили троих их них. Весь вечер я просидел в отделении у Московского вокзала, пока их всех туда не привезли. Их оказалось восемь человек. Но ни у кого из них не было моей сумки. Когда же всё-таки к ночи привезли их главаря с моей сумкой, меня попросили составить описание содержимого сумки, которую нашли у него дома. Там оказалось все, кроме пленки, на которую я фотографировал «Sonic Youth».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95