Но вследствие этого
завял и продукт, оторванный от онтологических корней. Деньги могут стать мотивом
поступка, построяющего нравственную систему. Экономический материализм прав по
отношению к настоящему моменту, но не потому, что мотивы поступка проникли во
внутрь продукта, а, скорее, наоборот, продукт в своей значимости ограждается от
поступка в его действительной мотивации. Но уже не изнутри продукта можно
исправить дело, здесь не пробиться к поступку, а изнутри самого поступка.
Теоретический и эстетический миры отпущены на волю, но изнутри этих миров нельзя
их связать и приобщить к последнему единству, инкарнировать их. Вследствие того
что теория оторвалась от поступка и развивается по своему внутреннему
имманентному закону, поступок, отпустивший от себя теорию, сам начинает
деградировать. Все силы ответственного свершения уходят в автономную область
культуры, и отрешенный от них поступок ниспадает на степень элементарной
биологической и экономической мотивировки, теряет все свои идеальные моменты:
это-то и есть состояние цивилизации. Все богатство культуры отдается на
услужение биологического акта. Теория оставляет поступок в тупом бытии,
высасывает из него все моменты идеальности в свою автономную замкнутую область,
обедняет поступок. Отсюда пафос толстовства и всякого культурного нигилизма.
(123)
Теоретический и эстетический миры отпущены на волю, теория оторвалась от
поступка - спрашивается: а в какой области они были вместе до этого? Какая
доктрина была потеряна так, что в результате этой потери поступок не справился с
эстетической и
128
научной областями культуры и отпал в тупое бытие? Никакой другой теории
поступка, кроме риторической теории действия словом, объединявшей в себе и
эстетику, и политику, и науки, человечество по крайней мере в его европейской
части не имело. Другое дело, что риторика никогда не осознавалась как теория
поступка, в этом не было теоретической нужды, практически это всегда было
очевидно. Ни с какой стороны невозможно было культурно (а не чисто биологически
действовать), кроме как со стороны слова. Пока работали принципы изобретения по
общим местам поступок не отрывался и не мог оторваться от иных культурных
областей, его даже не существовало в теории отдельно от них: применительно к
общим местам невозможно поступить вне эстетических, этических и познавательных
норм, творчество и состояло в их освоении и, следовательно, можно было активно
действовать, не выхолащивая поступок ни содержательно, ни эмоционально-волевым
образом.
При таком положении может казаться, что за вычетом смысловых моментов
объективной культуры остается голая биологическая субъективность,
акт-потребность. Отсюда и кажется, что только как поэт, как ученый я объективен
и духовен, т.е. только изнутри созданного мною продукта; изнутри этих объектов и
должна строиться моя духовная биография; за вычетом этого остается субъективный
акт; все объективно значимое в поступке входит в ту область культуры, куда
относится созданный поступком объект. Чрезвычайная сложность продукта и
элементарная простота мотива. Мы вызвали призрак объективной культуры, который
не умеем заклясть. Отсюда критика Шпенглера. Отсюда его метафизические мемуары и
подстановка истории между действием и его значимым поступком. В основе поступка
лежит приобщенность к единственному единству, ответственное не растворяется в
специальном (политика), в противном случае мы имеем не поступок, а
129
техническое действие. Но такой поступок не должен противопоставлять себя теории
и мысли, но включать их в себя как необходимые моменты, полностью ответственные.
У Шпенглера это не имеет места. Он противопоставил поступок теории, и чтобы не
очутиться в пустоте, подставляет историю. Если мы возьмем современный поступок
оторванно от замкнувшейся в себя теории, то получим биологический или
технический акт. История не спасает его, ибо он не укоренен в последнем
единственном единстве. (123-124)
Важно, что Бахтин говорит именно о современном поступке, тем самым осознавая
некий новый этап в истории культуры.
Проблема конца истории, возникающая может быть не так демонстративно, как у
Шпенглера, но не менее, если не более серьезно у Буркхардта, знаменитый труд
которого спустя девяносто лет можно прочесть в новом переводе на русский язык37,
связана с отсутствием понимания как раз этого поступательного движения истории.
Вернее даже, как показывает А.Е.Махов в своем послесловии, с принципиальным
пониманием истории как остановки событий, сделанной для свободной инновации
духа. Личность творит как бы вне истории, попадая в историю уже сотворенной и
сотворившей (что, впрочем, для такой личности одно и то же).
Попытка преодолеть кондовый детерминизм в анализируемом подходе ведет к
случайности исторических перемен, в то время как имеет место нудительная
поступательность людей, историю творящих. Конечно, культура (а именно ее
исследует корректный Буркхардт) вне человеческого поступка - ряд случайностей,
калейдоскопически складывающаяся как продукт, произведение (Буркхардт даже
государство считает на полном серьезе произведением искусства - Kunstwerk).
Личность в такой сетке координат - тоже готовое произведение искусства.
Непонятно только, почему одна из глав называется
__________
37 См. Я.Буркхардт. Культура Италии в эпоху Возрождения / Пер. с нем.
А.Е.Махова. - М" 1996.
130
"Развитие личности", если никакого развития мы не видим, а видим, наоборот,
завершение так называемого "современного человека". Современный человек,
пожалуй, - один из наиболее устойчивых мифов риторики познания конца ХIХ - XX
веков. Конечно, если история прекратила течение свое, то человек может быть
только современным, и новинка Буркхардта лишь в сроках - показано, как давно это
течение прекращено. Риторика познания, становясь только и исключительно
познанием и преодолев слишком этически насыщенную риторику, конечно не нуждается
ни в каком развитии: она достигла горних высей свободного полета (или
компьютерного пересчета) духа - живая, развивающаяся, любящая человеческая плоть
такому абсолютизму познания не нужна. При этом можно быть "мучеником познания",
как Ницше38, или его противоположностью по научному и общему здоровью, как
Буркхардт, но одинаково в исторической жизни видеть лишь один ряд утомительных
картин": вне напряжения поступка познание и впрямь утомительно и пусто. Пуст и
оторвавшийся современный поступок, но все-таки это - не конец истории, после
которого может быть только постмодернизм, а лишь конец исторического этапа
риторики познания. Причем, конец в любом варианте (как нынче любят говорить,
сценарии): быть риторике поступка или не быть. История должна иметь осмысленный
этап риторики поступка и Бахтин начал осуществлять этот этап: теперь наша задача
выбрать: кончается история или нет. Если для Махова, судя по его статье о
Буркхардте, она с благословения последнего кончилась, то для меня она в полном
объеме и смысле еще только начинается. Другой вопрос, начнется ли история, но
все свершившееся, прошлое человечества, правильнее, наверное, было бы назвать
предысторией, настолько ответственный поступок был вытеснен сакральной теорией и
подмят ею, а если и где-то высвобождался, то за счет потери того самого,
историком чего был, по Махову, Буркхардт, - духа, превращаясь в чисто
технический, обычно даже биологический акт, что, кстати, зафиксировал марксизм,
именно это назвав двигателем истории (потребности животные).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
завял и продукт, оторванный от онтологических корней. Деньги могут стать мотивом
поступка, построяющего нравственную систему. Экономический материализм прав по
отношению к настоящему моменту, но не потому, что мотивы поступка проникли во
внутрь продукта, а, скорее, наоборот, продукт в своей значимости ограждается от
поступка в его действительной мотивации. Но уже не изнутри продукта можно
исправить дело, здесь не пробиться к поступку, а изнутри самого поступка.
Теоретический и эстетический миры отпущены на волю, но изнутри этих миров нельзя
их связать и приобщить к последнему единству, инкарнировать их. Вследствие того
что теория оторвалась от поступка и развивается по своему внутреннему
имманентному закону, поступок, отпустивший от себя теорию, сам начинает
деградировать. Все силы ответственного свершения уходят в автономную область
культуры, и отрешенный от них поступок ниспадает на степень элементарной
биологической и экономической мотивировки, теряет все свои идеальные моменты:
это-то и есть состояние цивилизации. Все богатство культуры отдается на
услужение биологического акта. Теория оставляет поступок в тупом бытии,
высасывает из него все моменты идеальности в свою автономную замкнутую область,
обедняет поступок. Отсюда пафос толстовства и всякого культурного нигилизма.
(123)
Теоретический и эстетический миры отпущены на волю, теория оторвалась от
поступка - спрашивается: а в какой области они были вместе до этого? Какая
доктрина была потеряна так, что в результате этой потери поступок не справился с
эстетической и
128
научной областями культуры и отпал в тупое бытие? Никакой другой теории
поступка, кроме риторической теории действия словом, объединявшей в себе и
эстетику, и политику, и науки, человечество по крайней мере в его европейской
части не имело. Другое дело, что риторика никогда не осознавалась как теория
поступка, в этом не было теоретической нужды, практически это всегда было
очевидно. Ни с какой стороны невозможно было культурно (а не чисто биологически
действовать), кроме как со стороны слова. Пока работали принципы изобретения по
общим местам поступок не отрывался и не мог оторваться от иных культурных
областей, его даже не существовало в теории отдельно от них: применительно к
общим местам невозможно поступить вне эстетических, этических и познавательных
норм, творчество и состояло в их освоении и, следовательно, можно было активно
действовать, не выхолащивая поступок ни содержательно, ни эмоционально-волевым
образом.
При таком положении может казаться, что за вычетом смысловых моментов
объективной культуры остается голая биологическая субъективность,
акт-потребность. Отсюда и кажется, что только как поэт, как ученый я объективен
и духовен, т.е. только изнутри созданного мною продукта; изнутри этих объектов и
должна строиться моя духовная биография; за вычетом этого остается субъективный
акт; все объективно значимое в поступке входит в ту область культуры, куда
относится созданный поступком объект. Чрезвычайная сложность продукта и
элементарная простота мотива. Мы вызвали призрак объективной культуры, который
не умеем заклясть. Отсюда критика Шпенглера. Отсюда его метафизические мемуары и
подстановка истории между действием и его значимым поступком. В основе поступка
лежит приобщенность к единственному единству, ответственное не растворяется в
специальном (политика), в противном случае мы имеем не поступок, а
129
техническое действие. Но такой поступок не должен противопоставлять себя теории
и мысли, но включать их в себя как необходимые моменты, полностью ответственные.
У Шпенглера это не имеет места. Он противопоставил поступок теории, и чтобы не
очутиться в пустоте, подставляет историю. Если мы возьмем современный поступок
оторванно от замкнувшейся в себя теории, то получим биологический или
технический акт. История не спасает его, ибо он не укоренен в последнем
единственном единстве. (123-124)
Важно, что Бахтин говорит именно о современном поступке, тем самым осознавая
некий новый этап в истории культуры.
Проблема конца истории, возникающая может быть не так демонстративно, как у
Шпенглера, но не менее, если не более серьезно у Буркхардта, знаменитый труд
которого спустя девяносто лет можно прочесть в новом переводе на русский язык37,
связана с отсутствием понимания как раз этого поступательного движения истории.
Вернее даже, как показывает А.Е.Махов в своем послесловии, с принципиальным
пониманием истории как остановки событий, сделанной для свободной инновации
духа. Личность творит как бы вне истории, попадая в историю уже сотворенной и
сотворившей (что, впрочем, для такой личности одно и то же).
Попытка преодолеть кондовый детерминизм в анализируемом подходе ведет к
случайности исторических перемен, в то время как имеет место нудительная
поступательность людей, историю творящих. Конечно, культура (а именно ее
исследует корректный Буркхардт) вне человеческого поступка - ряд случайностей,
калейдоскопически складывающаяся как продукт, произведение (Буркхардт даже
государство считает на полном серьезе произведением искусства - Kunstwerk).
Личность в такой сетке координат - тоже готовое произведение искусства.
Непонятно только, почему одна из глав называется
__________
37 См. Я.Буркхардт. Культура Италии в эпоху Возрождения / Пер. с нем.
А.Е.Махова. - М" 1996.
130
"Развитие личности", если никакого развития мы не видим, а видим, наоборот,
завершение так называемого "современного человека". Современный человек,
пожалуй, - один из наиболее устойчивых мифов риторики познания конца ХIХ - XX
веков. Конечно, если история прекратила течение свое, то человек может быть
только современным, и новинка Буркхардта лишь в сроках - показано, как давно это
течение прекращено. Риторика познания, становясь только и исключительно
познанием и преодолев слишком этически насыщенную риторику, конечно не нуждается
ни в каком развитии: она достигла горних высей свободного полета (или
компьютерного пересчета) духа - живая, развивающаяся, любящая человеческая плоть
такому абсолютизму познания не нужна. При этом можно быть "мучеником познания",
как Ницше38, или его противоположностью по научному и общему здоровью, как
Буркхардт, но одинаково в исторической жизни видеть лишь один ряд утомительных
картин": вне напряжения поступка познание и впрямь утомительно и пусто. Пуст и
оторвавшийся современный поступок, но все-таки это - не конец истории, после
которого может быть только постмодернизм, а лишь конец исторического этапа
риторики познания. Причем, конец в любом варианте (как нынче любят говорить,
сценарии): быть риторике поступка или не быть. История должна иметь осмысленный
этап риторики поступка и Бахтин начал осуществлять этот этап: теперь наша задача
выбрать: кончается история или нет. Если для Махова, судя по его статье о
Буркхардте, она с благословения последнего кончилась, то для меня она в полном
объеме и смысле еще только начинается. Другой вопрос, начнется ли история, но
все свершившееся, прошлое человечества, правильнее, наверное, было бы назвать
предысторией, настолько ответственный поступок был вытеснен сакральной теорией и
подмят ею, а если и где-то высвобождался, то за счет потери того самого,
историком чего был, по Махову, Буркхардт, - духа, превращаясь в чисто
технический, обычно даже биологический акт, что, кстати, зафиксировал марксизм,
именно это назвав двигателем истории (потребности животные).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41