п., в противостоянии устремлениям растущего из-за этого национализма все равно все активнее придется привлекать специализированные подразделения спецслужб как единственно реальную альтернативу росту гражданского национализма. С их, естественно, сугубо специфическими средствами противоборств: как уже упоминалось, с политическим террором «красных бригад» в 60-70-х годах прошлого столетия в Европе удалось покончить только благодаря тактике уничтожения политических террористов в моменты их задержания, что, естественно, лишало последних надежды сохранить гарантировано свою жизнь в случае ареста — смертельная казнь в европейских странах запрещена. Почти точно так же в начале прошлого века в России было покончено с политическим террором социалистов — революционеров введением практики военно-полевых судов, скорое разбирательство которых гарантированно оканчивалось виселицей, а никак не каторгой с возможностью побега и последующей безбедной жизнью за границей среди своих единомышленников.
Именно сфера миграционной оргпреступности явится в ближайшее время все более актуальной проблемой спецслужб, гарантирующей только укрепление и развитие их соответствующих структур независимо от мнений либеральной оппозиции.
Двусмысленность положения политической власти в оценке правильности и эффективности спецслужб здесь полностью проистекает их двусмысленности поставленной перед последними, задачи: бороться с организованной этнической преступностью, с порожденной ею в подавляющей части наркоманией. Бороться как? Не давать чрезмерно развиваться? До каких пределов? Бороться путем посадок в тюрьмы? Кого в первую очередь — сбытчиков, наркобаронов? При правильной же, корректной постановке политической задачи — уничтожить к установленному сроку наркоторговлю без оглядки на всякую критику методов — исчезнет у спецслужб и их руководителей и возможность иных толкований двусмысленных политических приказов: определить же, есть или нет в стране наркоторговля, не составит труда. Но при таком подходе нет возможности для дрейфа позиции и у самих политиков — необходимо принять все надлежащие правовые акты и представить в распоряжение спецслужб потребные ресурсы по всему их необходимому перечню. А главное, принять ответственность за неизбежные «некорректные», «чрезмерные» формы борьбы со стороны. Изведение под корень любой бизнес-практики оргпреступности возможно только «некорректными» мерами на стадиях реализации различных оперативно-технических мероприятий до момента привлечения официально к уголовной ответственности: процедуры следствия, судебного разбирательства и отбывания наказания в «цивилизованных странах» гарантируют руководителям оргпреступных сообществ практическую неприкосновенность и даже в самих худших вариантах для единиц этой категории неудачников вполне приличную жизнь в тюрьме. Вне зависимости, сколько кровавых преступлений, сколько жертв на счету этих «бизнесменов».
При — традиционном же нынешнем подходе правоохранители и спецслужбы будут только достаточно мирно сосуществовать оргпреступностью, забавляя правящую элиту и общество отдельными зрелищными эпизодами удачной борьбы, да еще утомлять бесконечными сетованиями на недостаток полномочий, людей и ресурсов для успешного противостояния разрастающейся преступности.
В нынешней России любые процессы жизнедеятельности протекают с такими отклонениями от существующих разнообразных регламентов, что впору по каждой проблеме создавать отдельные спецслужбы. Кроме выморочных демографических процессов, общество на корню уничтожает тотальная коррупция, казнокрадство, сплошные корыстные злоупотребления служебным положением. Однако просто поручать спецслужбам заниматься этими проблемами бессмысленно: их технологии не рассчитаны на скрупулезную работу с нормами материального и процессуального права по этим составам преступлений. Подменить здесь правоприменителей (полицию, следствие, суд) спецслужбы никак не могут ни по объемам стоящих задач (аппарат полиции, как правило, почти на порядок всегда больше численности спецслужб), ни по потребной подготовке сотрудников для действия сугубо в рамках множества существующих процессуальных норм, например, по расследованию преступлений, связанных с взяточничеством (с коррупцией то есть).
Попытки самих спецслужб подключиться к таким несвойственным для них функциям, как борьба с коррупцией (которая всегда была для них разве что одним из элементов манипулирования нужными людьми) свидетельствует либо о неуверенности в собственном положении спецслужб, либо о расчетливом желании укрепить свое влияние в эшелоне высшей политической власти, государственном аппарате страны — в столице и регионах.
В современной России, как и в США, к примеру, бессмысленно развивать структуры политического сыска (в отличие от Китая, Ирана и других стран, где политические режимы с густой идеологической окраской) — конкуренты и их спонсоры опасны только на очередных выборах различного толка. А для их нейтрализации потребны не спецслужбы, а сотрудники налоговой и финансовой полиции: при надлежащем политическом давлении эти структуры в состоянии раскатать по бревнышку практически любую сколь угодно мощную корпорацию. Особенно, если им помогают следователи прокуратуры и администрация соответствующих судов. Единственно, чем полезны здесь спецслужбы — их руководство в состоянии придать просьбам политиков в адрес фискальных служб гораздо больше убедительности. Да возможно еще для убережения от тех же правоохранителей «своих» попавшихся коррупционеров: и среди этой публики есть более и менее опасные, вредные, а бывает очень важно, чтобы ресурсы и время правоохранителей тратились на наиболее злостных и ущербных государству.
Как распределяются силы и средства внутри спецслужб для противостояния внешним, внутренним угрозам правящему политическому режиму, государству и обществу — всегда производная многих факторов: традиции, инерции структур и психологии руководителей и сотрудников, частоты и характера смены политических лидеров, геополитических ситуаций, смены шкалы ценностей и ориентацией политической элиты и т.п. В бытность СССР противостояния жестким, фронтальным атакам разведок империализма носило характер напряженнейшей скрытой мировой войны спецслужб. С самой тесной координацией усилий с военными, дипломатами, с научным сообществом, СМИ и др. «Внутренний» фронт вызывал значительно меньше беспокойств, требовал меньше усилий и средств: диссидентствующая творческая и научная интеллигенция по преимуществу еврейской этнической принадлежности, «тлетворное» влияние «западной» масскультуры на «неустойчивую часть советской молодежи» да еще кое-что по мелочи — практически весь набор забот госбезопасности того периода. Причем, тенденции эти были устойчивы, контрольные параметры состояния общества практически постоянны десятилетиями, мастерство, сноровка сотрудников вполне соответствовали уровню стоящих задач. Никаких серьезных оппозиционных режиму сил не существовало на всем пространстве великой державы. Кроме, естественно, глубоко скрытых чувств глубоко неудовлетворения как у высшей номенклатуры, так и у множества «простых советских людей», страстно желавших иметь все то, что было в быту населения развитых государств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Именно сфера миграционной оргпреступности явится в ближайшее время все более актуальной проблемой спецслужб, гарантирующей только укрепление и развитие их соответствующих структур независимо от мнений либеральной оппозиции.
Двусмысленность положения политической власти в оценке правильности и эффективности спецслужб здесь полностью проистекает их двусмысленности поставленной перед последними, задачи: бороться с организованной этнической преступностью, с порожденной ею в подавляющей части наркоманией. Бороться как? Не давать чрезмерно развиваться? До каких пределов? Бороться путем посадок в тюрьмы? Кого в первую очередь — сбытчиков, наркобаронов? При правильной же, корректной постановке политической задачи — уничтожить к установленному сроку наркоторговлю без оглядки на всякую критику методов — исчезнет у спецслужб и их руководителей и возможность иных толкований двусмысленных политических приказов: определить же, есть или нет в стране наркоторговля, не составит труда. Но при таком подходе нет возможности для дрейфа позиции и у самих политиков — необходимо принять все надлежащие правовые акты и представить в распоряжение спецслужб потребные ресурсы по всему их необходимому перечню. А главное, принять ответственность за неизбежные «некорректные», «чрезмерные» формы борьбы со стороны. Изведение под корень любой бизнес-практики оргпреступности возможно только «некорректными» мерами на стадиях реализации различных оперативно-технических мероприятий до момента привлечения официально к уголовной ответственности: процедуры следствия, судебного разбирательства и отбывания наказания в «цивилизованных странах» гарантируют руководителям оргпреступных сообществ практическую неприкосновенность и даже в самих худших вариантах для единиц этой категории неудачников вполне приличную жизнь в тюрьме. Вне зависимости, сколько кровавых преступлений, сколько жертв на счету этих «бизнесменов».
При — традиционном же нынешнем подходе правоохранители и спецслужбы будут только достаточно мирно сосуществовать оргпреступностью, забавляя правящую элиту и общество отдельными зрелищными эпизодами удачной борьбы, да еще утомлять бесконечными сетованиями на недостаток полномочий, людей и ресурсов для успешного противостояния разрастающейся преступности.
В нынешней России любые процессы жизнедеятельности протекают с такими отклонениями от существующих разнообразных регламентов, что впору по каждой проблеме создавать отдельные спецслужбы. Кроме выморочных демографических процессов, общество на корню уничтожает тотальная коррупция, казнокрадство, сплошные корыстные злоупотребления служебным положением. Однако просто поручать спецслужбам заниматься этими проблемами бессмысленно: их технологии не рассчитаны на скрупулезную работу с нормами материального и процессуального права по этим составам преступлений. Подменить здесь правоприменителей (полицию, следствие, суд) спецслужбы никак не могут ни по объемам стоящих задач (аппарат полиции, как правило, почти на порядок всегда больше численности спецслужб), ни по потребной подготовке сотрудников для действия сугубо в рамках множества существующих процессуальных норм, например, по расследованию преступлений, связанных с взяточничеством (с коррупцией то есть).
Попытки самих спецслужб подключиться к таким несвойственным для них функциям, как борьба с коррупцией (которая всегда была для них разве что одним из элементов манипулирования нужными людьми) свидетельствует либо о неуверенности в собственном положении спецслужб, либо о расчетливом желании укрепить свое влияние в эшелоне высшей политической власти, государственном аппарате страны — в столице и регионах.
В современной России, как и в США, к примеру, бессмысленно развивать структуры политического сыска (в отличие от Китая, Ирана и других стран, где политические режимы с густой идеологической окраской) — конкуренты и их спонсоры опасны только на очередных выборах различного толка. А для их нейтрализации потребны не спецслужбы, а сотрудники налоговой и финансовой полиции: при надлежащем политическом давлении эти структуры в состоянии раскатать по бревнышку практически любую сколь угодно мощную корпорацию. Особенно, если им помогают следователи прокуратуры и администрация соответствующих судов. Единственно, чем полезны здесь спецслужбы — их руководство в состоянии придать просьбам политиков в адрес фискальных служб гораздо больше убедительности. Да возможно еще для убережения от тех же правоохранителей «своих» попавшихся коррупционеров: и среди этой публики есть более и менее опасные, вредные, а бывает очень важно, чтобы ресурсы и время правоохранителей тратились на наиболее злостных и ущербных государству.
Как распределяются силы и средства внутри спецслужб для противостояния внешним, внутренним угрозам правящему политическому режиму, государству и обществу — всегда производная многих факторов: традиции, инерции структур и психологии руководителей и сотрудников, частоты и характера смены политических лидеров, геополитических ситуаций, смены шкалы ценностей и ориентацией политической элиты и т.п. В бытность СССР противостояния жестким, фронтальным атакам разведок империализма носило характер напряженнейшей скрытой мировой войны спецслужб. С самой тесной координацией усилий с военными, дипломатами, с научным сообществом, СМИ и др. «Внутренний» фронт вызывал значительно меньше беспокойств, требовал меньше усилий и средств: диссидентствующая творческая и научная интеллигенция по преимуществу еврейской этнической принадлежности, «тлетворное» влияние «западной» масскультуры на «неустойчивую часть советской молодежи» да еще кое-что по мелочи — практически весь набор забот госбезопасности того периода. Причем, тенденции эти были устойчивы, контрольные параметры состояния общества практически постоянны десятилетиями, мастерство, сноровка сотрудников вполне соответствовали уровню стоящих задач. Никаких серьезных оппозиционных режиму сил не существовало на всем пространстве великой державы. Кроме, естественно, глубоко скрытых чувств глубоко неудовлетворения как у высшей номенклатуры, так и у множества «простых советских людей», страстно желавших иметь все то, что было в быту населения развитых государств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132