Лидер оппозиции Гордон Грейдон отметил, что среди партий нет разногласий в отношении дня «Д». Говоря от имени франкоязычного населения, Морис Лалонд по-французски заявил, что «наступил исторический час освобождения Франции».
В день «Д» Канада, как и Соединенные Штаты, испытывала небывалое национальное единение. И франкофоны, и англофоны одинаково приветствовали высадку в Нормандии. Месье Лалонд обратился к палате общин с запросом: «Можно ли нам всем вместе спеть Марсельезу?» Впервые в истории Канады парламентарии исполнили вначале Марсельезу, а затем «Боже, храни короля».
В Колумбусе, штат Огайо, мэр Джеймс Роудс распорядился, чтобы в 7.30 раздались заводские гудки и сирены противовоздушной обороны. На пять минут в городе замерла жизнь, остановились автомобили, автобусы, грузовики. Пешеходы застыли на улицах в молитвах. В Колумбусе, как и во многих других городах Соединенных Штатов, донорские центры Красного Креста не знали отбоя от желающих сдать кровь, заводы и фабрики работали на полную мощь, никто не бастовал, а церкви заполонили прихожане. Красный Крест обратился ко всем женщинам графства Франклин с просьбой «незамедлительно прибыть в хирургические и перевязочные отделения госпиталей по месту жительства». На призыв откликнулись тысячи добровольцев. Компания «Трак-трактор энд иквипмент» поместила в газете «Колумбус стар» целую страницу с текстом: «Наша следующая остановка — Берлин. Сейчас самое время спросить себя: „Все ли я сделал для победы? Если мне придется встретить человека с фронта, смогу ли я, не стыдясь, посмотреть ему прямо в глаза?“
Не иссякал поток доноров в центре Красного Креста в Милуоки. В Рено, штат Невада, власти закрыли игорные притоны, и всего шестнадцать супружеских пар подали заявления о разводе, что составило менее 10 процентов от обычного ежедневного количества такого рода обращений. В некоторых других городах страны все же проявились уродливые стороны американского образа жизни. В Цинциннати 450 сотрудников аэронавигационной корпорации «Райт» объявили забастовку, из-за которой остановилось все производство. Они протестовали против того, что семерых негров перевели в цех, где в руководстве были одни белые. Президент Американской федерации труда Уильям Грин призвал рабочих к тому, чтобы считать себя «частью наступательных сил в Нормандии и не покидать своих станков и конвейеров ни при каких обстоятельствах».
В Бирмингеме, штат Алабама, местная газета «Ньюс» сообщила о том, что на несанкционированную забастовку вышли 1500 шахтеров корпорации «Рипабликан стил». Возмутились и редакторы, и профсоюзные деятели.
— Да черт с ними, — сказал лидер Американской федерации труда в штате Алабама. — Не понимаю, как можно в такой день не выйти на работу!
В Мэриетте, штат Джорджия, церковные колокола и полицейские сирены зазвучали в 3.00. «Многим стало не по себе, — писала газета „Атланта конститюшен“, — когда полицейские машины одна за другой, отчаянно сигналя, мчались по жилым кварталам».
Обозреватель Ралф Джонс процитировал высказывание своей жены, слова которой, по его мнению, отражали настроение многих женщин-матерей. Их сын был отправлен в Англию и, возможно, уже попал на побережье Нормандии. «Если мне и суждено умереть, — говорила миссис Джонс, — то я хотела бы, чтобы это случилось во время высадки во Францию. Вторжение — величайшее и самое грандиозное событие в мировой истории. Я не могу постоянно думать только о том, что может случиться с нашим юным Ралфом. Тогда я просто сойду с ума. Я убеждаю себя в том, что ему угрожает такая же опасность, как сотням тысяч других сыновей».
* * *
В Миссуле, штат Монтана, на улицах, «как всегда, было шумно, — отмечала 7 июня местная газета „Миссулиан“. — Люди разом затихли, когда по радио передали сообщение о вторжении».
В ветеранском госпитале в Хелине один солдат на костылях взволнованно воскликнул:
— Парни, началось! Теперь они от нас побегут! Сосед на другой койке ответил ему:
— Знаешь, как бы я хотел там оказаться! В палате воцарилась тишина.
— Да-а, — наконец произнес солдат на костылях. — Клянусь, что сейчас там, на берегу, творится такой же огненный ад, как у нас 4 Июля!
В госпитале Лоусона около Атланты излечивались раненые немецкие военнопленные. Они с насмешкой и пренебрежением отнеслись к сообщениям о вторжении.
— Подождите, — сказал один из них репортеру газеты «Атланта конститюшен». — Наше командование позволило союзникам внедриться на несколько миль, а потом элитные войска СС, стоящие под Парижем, вышвырнут их обратно в море.
В Далласе, штат Техас, начинающему врачу, водителю машины «скорой помощи», в 2.35 пришлось принимать экстренные роды у миссис Лестер Ренфроу. Женщина услышала полицейские сирены и спросила, что они означают. Водитель ответил, что во Франции началось вторжение. Молодая мама сразу же решила назвать свою только что родившуюся дочь Инвейжия Мэй Ренфроу. В Норфолке, штат Виргиния, миссис Рендолф Эдуарде также дала имя своей дочери в честь дня «Д» — Ди Дей Эдуарде.
4 июня Молли Пантер-Доунс сообщила в своей колонке «Письма из Лондона» в «Нью-йоркере»: «Здесь все живут одним днем в ожидании величайшего, выдающегося события». Пантер-Доунс отметила необычайный рост спроса на аренду плоскодонных яликов на Темзе и небывалые толпы зрителей на играх в крикет. Затем она рассказала о странном феномене, характерном для военной Англии и вызывавшем немалое раздражение и недовольство, — запрете печатать в газетах и передавать по радио сообщения о погоде. Из-за заморозков в мае пропал практически весь урожай ягод и слив в знаменитой долине Ивесхем. Фермеры были возмущены политикой властей, которые не отменили, хотя бы на время, запрет и не предупредили их о похолодании.
Потерю урожая плодов и ягод усугубила засуха, которая нанесла серьезный вред травам для скота, что неминуемо должно было вызвать уменьшение производства молока и молочных продуктов. Пантер-Доунс ожидала, что в сельских пабах, в которые она заходила, люди будут говорить о проблемах с погодой и урожаем. Однако журналистка обнаружила, что «главная тема бесед, как и в Лондоне, — вторжение».
6 июня Пантер-Доунс сделала и другое интересное наблюдение, которое не отметили другие комментаторы. Она уловила в настроениях англичан «отношение к дню „Д“ как к дню Дюнкерка».
«Потрясающие новости о том, что британские солдаты вновь ступили на землю Франции, — написала Пантер-Доунс, — неожиданно вскрыли то, насколько болезненно в стране восприняли уход английских войск оттуда четыре года назад».
Однако по этому поводу никто не ликовал. Напротив, «люди на улицах Лондона выглядели какими-то понурыми, поникшими. Никто ни с кем не разговаривал. Каждый пребывал в собственном молчаливом уединении».
Упала деловая активность. Таксисты, по их словам, переживали «самый неудачный день за последние несколько месяцев». Театры и кинозалы были полупустыми. Редкие посетители сидели и в пабах. Многие лондонцы предпочли в этот день остаться дома: «Похоже, что они решили провести его в своих креслах наедине со своими мыслями».
В сельской местности «каждый грузовик на дороге, каждый вагон на рельсах, каждый джип, направляющиеся на фронт, стали предметом особого благоговения…
Фермеры, которым для хорошего урожая было необходимо пасмурное небо, теперь хотели, чтобы светило солнце для их сыновей, сражавшихся в воздухе, на море и на берегу по ту сторону Ла-Манша».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
В день «Д» Канада, как и Соединенные Штаты, испытывала небывалое национальное единение. И франкофоны, и англофоны одинаково приветствовали высадку в Нормандии. Месье Лалонд обратился к палате общин с запросом: «Можно ли нам всем вместе спеть Марсельезу?» Впервые в истории Канады парламентарии исполнили вначале Марсельезу, а затем «Боже, храни короля».
В Колумбусе, штат Огайо, мэр Джеймс Роудс распорядился, чтобы в 7.30 раздались заводские гудки и сирены противовоздушной обороны. На пять минут в городе замерла жизнь, остановились автомобили, автобусы, грузовики. Пешеходы застыли на улицах в молитвах. В Колумбусе, как и во многих других городах Соединенных Штатов, донорские центры Красного Креста не знали отбоя от желающих сдать кровь, заводы и фабрики работали на полную мощь, никто не бастовал, а церкви заполонили прихожане. Красный Крест обратился ко всем женщинам графства Франклин с просьбой «незамедлительно прибыть в хирургические и перевязочные отделения госпиталей по месту жительства». На призыв откликнулись тысячи добровольцев. Компания «Трак-трактор энд иквипмент» поместила в газете «Колумбус стар» целую страницу с текстом: «Наша следующая остановка — Берлин. Сейчас самое время спросить себя: „Все ли я сделал для победы? Если мне придется встретить человека с фронта, смогу ли я, не стыдясь, посмотреть ему прямо в глаза?“
Не иссякал поток доноров в центре Красного Креста в Милуоки. В Рено, штат Невада, власти закрыли игорные притоны, и всего шестнадцать супружеских пар подали заявления о разводе, что составило менее 10 процентов от обычного ежедневного количества такого рода обращений. В некоторых других городах страны все же проявились уродливые стороны американского образа жизни. В Цинциннати 450 сотрудников аэронавигационной корпорации «Райт» объявили забастовку, из-за которой остановилось все производство. Они протестовали против того, что семерых негров перевели в цех, где в руководстве были одни белые. Президент Американской федерации труда Уильям Грин призвал рабочих к тому, чтобы считать себя «частью наступательных сил в Нормандии и не покидать своих станков и конвейеров ни при каких обстоятельствах».
В Бирмингеме, штат Алабама, местная газета «Ньюс» сообщила о том, что на несанкционированную забастовку вышли 1500 шахтеров корпорации «Рипабликан стил». Возмутились и редакторы, и профсоюзные деятели.
— Да черт с ними, — сказал лидер Американской федерации труда в штате Алабама. — Не понимаю, как можно в такой день не выйти на работу!
В Мэриетте, штат Джорджия, церковные колокола и полицейские сирены зазвучали в 3.00. «Многим стало не по себе, — писала газета „Атланта конститюшен“, — когда полицейские машины одна за другой, отчаянно сигналя, мчались по жилым кварталам».
Обозреватель Ралф Джонс процитировал высказывание своей жены, слова которой, по его мнению, отражали настроение многих женщин-матерей. Их сын был отправлен в Англию и, возможно, уже попал на побережье Нормандии. «Если мне и суждено умереть, — говорила миссис Джонс, — то я хотела бы, чтобы это случилось во время высадки во Францию. Вторжение — величайшее и самое грандиозное событие в мировой истории. Я не могу постоянно думать только о том, что может случиться с нашим юным Ралфом. Тогда я просто сойду с ума. Я убеждаю себя в том, что ему угрожает такая же опасность, как сотням тысяч других сыновей».
* * *
В Миссуле, штат Монтана, на улицах, «как всегда, было шумно, — отмечала 7 июня местная газета „Миссулиан“. — Люди разом затихли, когда по радио передали сообщение о вторжении».
В ветеранском госпитале в Хелине один солдат на костылях взволнованно воскликнул:
— Парни, началось! Теперь они от нас побегут! Сосед на другой койке ответил ему:
— Знаешь, как бы я хотел там оказаться! В палате воцарилась тишина.
— Да-а, — наконец произнес солдат на костылях. — Клянусь, что сейчас там, на берегу, творится такой же огненный ад, как у нас 4 Июля!
В госпитале Лоусона около Атланты излечивались раненые немецкие военнопленные. Они с насмешкой и пренебрежением отнеслись к сообщениям о вторжении.
— Подождите, — сказал один из них репортеру газеты «Атланта конститюшен». — Наше командование позволило союзникам внедриться на несколько миль, а потом элитные войска СС, стоящие под Парижем, вышвырнут их обратно в море.
В Далласе, штат Техас, начинающему врачу, водителю машины «скорой помощи», в 2.35 пришлось принимать экстренные роды у миссис Лестер Ренфроу. Женщина услышала полицейские сирены и спросила, что они означают. Водитель ответил, что во Франции началось вторжение. Молодая мама сразу же решила назвать свою только что родившуюся дочь Инвейжия Мэй Ренфроу. В Норфолке, штат Виргиния, миссис Рендолф Эдуарде также дала имя своей дочери в честь дня «Д» — Ди Дей Эдуарде.
4 июня Молли Пантер-Доунс сообщила в своей колонке «Письма из Лондона» в «Нью-йоркере»: «Здесь все живут одним днем в ожидании величайшего, выдающегося события». Пантер-Доунс отметила необычайный рост спроса на аренду плоскодонных яликов на Темзе и небывалые толпы зрителей на играх в крикет. Затем она рассказала о странном феномене, характерном для военной Англии и вызывавшем немалое раздражение и недовольство, — запрете печатать в газетах и передавать по радио сообщения о погоде. Из-за заморозков в мае пропал практически весь урожай ягод и слив в знаменитой долине Ивесхем. Фермеры были возмущены политикой властей, которые не отменили, хотя бы на время, запрет и не предупредили их о похолодании.
Потерю урожая плодов и ягод усугубила засуха, которая нанесла серьезный вред травам для скота, что неминуемо должно было вызвать уменьшение производства молока и молочных продуктов. Пантер-Доунс ожидала, что в сельских пабах, в которые она заходила, люди будут говорить о проблемах с погодой и урожаем. Однако журналистка обнаружила, что «главная тема бесед, как и в Лондоне, — вторжение».
6 июня Пантер-Доунс сделала и другое интересное наблюдение, которое не отметили другие комментаторы. Она уловила в настроениях англичан «отношение к дню „Д“ как к дню Дюнкерка».
«Потрясающие новости о том, что британские солдаты вновь ступили на землю Франции, — написала Пантер-Доунс, — неожиданно вскрыли то, насколько болезненно в стране восприняли уход английских войск оттуда четыре года назад».
Однако по этому поводу никто не ликовал. Напротив, «люди на улицах Лондона выглядели какими-то понурыми, поникшими. Никто ни с кем не разговаривал. Каждый пребывал в собственном молчаливом уединении».
Упала деловая активность. Таксисты, по их словам, переживали «самый неудачный день за последние несколько месяцев». Театры и кинозалы были полупустыми. Редкие посетители сидели и в пабах. Многие лондонцы предпочли в этот день остаться дома: «Похоже, что они решили провести его в своих креслах наедине со своими мыслями».
В сельской местности «каждый грузовик на дороге, каждый вагон на рельсах, каждый джип, направляющиеся на фронт, стали предметом особого благоговения…
Фермеры, которым для хорошего урожая было необходимо пасмурное небо, теперь хотели, чтобы светило солнце для их сыновей, сражавшихся в воздухе, на море и на берегу по ту сторону Ла-Манша».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173