То есть, когда он пытался врать, было видно напряженное, почти мучительное усилие.
— Ну, как вам сказать, миледи… Это, в общем, всегда опасно…
— Но насколько опасно? Более опасно, чем обычно?
— Не знаю, миледи. Я еще ни разу не видел стоячего левиафана. Никто из нас не видел.
Констанс кусала губы. Она уже немного сожалела о том, что позволила капитану охоту. Когда она вошла в рубку и увидела это диво на экране, а потом — поникшие плечи капитана, раздавленного сознанием того, что придется пройти мимо добычи и смириться с репутацией неудачника, старика, который вышел в тираж, покориться судьбе и отойти от тайны, даже не прикоснувшись…
Тогда ей казалось, что охоту стоило разрешить хотя бы ради того, чтобы увидеть, как этот крепкий человек оживает на глазах, распрямляется, словно в его жилы влили новую кровь. Сейчас она сомневалась в этом.
Ощущала ли азарт она сама? Да, несомненно. И именно поэтому не хотела доверять азарту. Внутренний голос нашептывал ей, что она еще ни разу в жизни не видела — и если не сейчас, то вообще никогда не увидит! — того, на чем зиждется доминион Мак-Интайр: охоту на левиафанов. Но — теперь, на неподготовленном корабле с неполной командой? Она высказала свои сомнения Дику — именно ему, потому что он, кажется, меньше всего был заражен всеобщим энтузиазмом. А еще потому, что он плохо умел врать.
— Понимаете, миледи, это всегда безнеопасно… — сказал юноша.
— Небезопасно, — поправила она. — Если в слове два отрицания, то «не» идет первым: небезопасно, небессмысленно, небесспорно…
Дик старательно вывел это стилом на сенсорной панели терминала и нажал «ввод». Потом продолжил:
— Конечно, лучше загонять левиафана с полной командой на трех вельботах. Чтобы люди были на всех трех силовых установках и батареи менялись вовремя… Но левиафан — тварь глупая, а лорд Августин считает, что и вовсе неразумная. Поэтому может статься, что нам повезет и мы загоним его быстро, так что даже он не успеет ни разу плюнуть. А если и успеет, то батареи выдержат.
— А если он успеет… как это вы называете — плюнуть? — во второй раз.
— Тогда мы просто уйдем. А он не будет преследовать — они никогда не преследуют. Капитан — очень хороший драйвер, миледи, и Джез тоже.
— Ладно, займемся развитием речи, — вздохнула Констанс.
У Дика были сложности в основном не с письменным, а с разговорным гэльским, поэтому она старалась побольше с ним говорить.
— Что ты считаешь сейчас?
— «Апологию Сократа», — сказал Дик. — Правда, медленно очень идет, потому что у меня мало времени. Но я все равно стараюсь читать везде, где есть время, и визор у меня всегда с собой.
«Мало времени» — еще одна головная боль, — подумала Констанс. Капитан Хару погорячился, отстраняя Мориту от обязанностей повара и бортмеха — конечно, большую долю работы бортмеханика могли исполнять рабочие гемы, но все равно кто-то должен был показать им, что и как, и время от времени проверять. Это делали Вальдер и Дик, но теперь Вальдер готовил вельботы, снова и снова перепроверяя их исправность и регулируя все системы — от двигателей до батарей силового поля.
— Я поговорю с капитаном, — сказала она. — Дик, если ты хочешь отдохнуть… почитать… У нас есть еще двадцать минут, отведенных на урок — оставайся здесь просто так. Я не хочу мучить тебя разговорами о Сократе.
— Спасибо, миледи, — Дик с готовностью надвинул визор на глаза и откинулся на стену.
* * *
Левиафан был так прекрасен, что дух захватывало. Наверное, подумала Констанс, Иезекииль видел нечто подобное — во всяком случае, чтобы описать движения в «короне» левиафана, она не находила слов, кроме слов Пророка: «Вид колес и устроение их — как вид топаза, и подобие у всех четырех одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе. Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались». Действительно, казалось, что обе «короны», и внутренняя, и внешняя, движутся, непрерывно расширяясь и сверкая — и вместе с тем они оставались на месте.
Левиафан был огромен, сейчас он занимал почти половину кругового экрана. С трудом верилось, что столь огромное создание можно загнать в пространство между силовыми мачтами корабля, а тем паче — в «бутылку», кокон силового поля. Сейчас «Паломник» описывал широкие круги в отдалении — чтобы Гус мог вдоволь наделать снимков и замеров. Два вельбота были готовы к охоте, на первом шли Аникст и Болтон, на втором — капитан Хару и Майлз. Сейчас все находились в рубке — а еще там были Констанс и Гус, и через минуту вошел Дик, хмурый от того, что его не берут на охоту.
— Любуетесь нашим красавцем, миледи? — спросил капитан. — Любуйтесь сейчас. Еще часика два — и им уже не полюбуешься.
Дик поставил в зажимы поднос с подогретым сакэ и семью чашечками. Разлил напиток и шагнул чуть в сторону, чтобы каждый мог спокойно взять свою долю.
Первым чашку взял капитан, и протянул ее Констанс, вторую он дал Гусу, за ним чашки разобрали остальные охотники. Дик взял свою последним.
— Ну, попросим Божьей помощи в нашем деле, — сказал капитан. — Майлз, начинай: у тебя память лучше моей.
— Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? — начал шеэд. — Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко?
Майлз умолк и кивнул капитану Хару. Тот продолжил:
— Сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? Станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами?
Он кивнул Джезу, передавая ему речь — весь этот отрывок из книги Иова команда знала наизусть.
— Можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою, и помни о борьбе: вперед не будешь, — Болтон широко улыбнулся: сколько раз он произносил эти слова перед тем, как выйти на левиафана? — Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?
— Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? — Аникст тоже улыбнулся, когда речь перешла к нему. — Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое.
— Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их, — проговорил Дик, прикрыв глаза. — Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твердою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются.
Он приподнял чашку и кивнул опять Майлзу.
— От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
— Ну, как вам сказать, миледи… Это, в общем, всегда опасно…
— Но насколько опасно? Более опасно, чем обычно?
— Не знаю, миледи. Я еще ни разу не видел стоячего левиафана. Никто из нас не видел.
Констанс кусала губы. Она уже немного сожалела о том, что позволила капитану охоту. Когда она вошла в рубку и увидела это диво на экране, а потом — поникшие плечи капитана, раздавленного сознанием того, что придется пройти мимо добычи и смириться с репутацией неудачника, старика, который вышел в тираж, покориться судьбе и отойти от тайны, даже не прикоснувшись…
Тогда ей казалось, что охоту стоило разрешить хотя бы ради того, чтобы увидеть, как этот крепкий человек оживает на глазах, распрямляется, словно в его жилы влили новую кровь. Сейчас она сомневалась в этом.
Ощущала ли азарт она сама? Да, несомненно. И именно поэтому не хотела доверять азарту. Внутренний голос нашептывал ей, что она еще ни разу в жизни не видела — и если не сейчас, то вообще никогда не увидит! — того, на чем зиждется доминион Мак-Интайр: охоту на левиафанов. Но — теперь, на неподготовленном корабле с неполной командой? Она высказала свои сомнения Дику — именно ему, потому что он, кажется, меньше всего был заражен всеобщим энтузиазмом. А еще потому, что он плохо умел врать.
— Понимаете, миледи, это всегда безнеопасно… — сказал юноша.
— Небезопасно, — поправила она. — Если в слове два отрицания, то «не» идет первым: небезопасно, небессмысленно, небесспорно…
Дик старательно вывел это стилом на сенсорной панели терминала и нажал «ввод». Потом продолжил:
— Конечно, лучше загонять левиафана с полной командой на трех вельботах. Чтобы люди были на всех трех силовых установках и батареи менялись вовремя… Но левиафан — тварь глупая, а лорд Августин считает, что и вовсе неразумная. Поэтому может статься, что нам повезет и мы загоним его быстро, так что даже он не успеет ни разу плюнуть. А если и успеет, то батареи выдержат.
— А если он успеет… как это вы называете — плюнуть? — во второй раз.
— Тогда мы просто уйдем. А он не будет преследовать — они никогда не преследуют. Капитан — очень хороший драйвер, миледи, и Джез тоже.
— Ладно, займемся развитием речи, — вздохнула Констанс.
У Дика были сложности в основном не с письменным, а с разговорным гэльским, поэтому она старалась побольше с ним говорить.
— Что ты считаешь сейчас?
— «Апологию Сократа», — сказал Дик. — Правда, медленно очень идет, потому что у меня мало времени. Но я все равно стараюсь читать везде, где есть время, и визор у меня всегда с собой.
«Мало времени» — еще одна головная боль, — подумала Констанс. Капитан Хару погорячился, отстраняя Мориту от обязанностей повара и бортмеха — конечно, большую долю работы бортмеханика могли исполнять рабочие гемы, но все равно кто-то должен был показать им, что и как, и время от времени проверять. Это делали Вальдер и Дик, но теперь Вальдер готовил вельботы, снова и снова перепроверяя их исправность и регулируя все системы — от двигателей до батарей силового поля.
— Я поговорю с капитаном, — сказала она. — Дик, если ты хочешь отдохнуть… почитать… У нас есть еще двадцать минут, отведенных на урок — оставайся здесь просто так. Я не хочу мучить тебя разговорами о Сократе.
— Спасибо, миледи, — Дик с готовностью надвинул визор на глаза и откинулся на стену.
* * *
Левиафан был так прекрасен, что дух захватывало. Наверное, подумала Констанс, Иезекииль видел нечто подобное — во всяком случае, чтобы описать движения в «короне» левиафана, она не находила слов, кроме слов Пророка: «Вид колес и устроение их — как вид топаза, и подобие у всех четырех одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе. Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались». Действительно, казалось, что обе «короны», и внутренняя, и внешняя, движутся, непрерывно расширяясь и сверкая — и вместе с тем они оставались на месте.
Левиафан был огромен, сейчас он занимал почти половину кругового экрана. С трудом верилось, что столь огромное создание можно загнать в пространство между силовыми мачтами корабля, а тем паче — в «бутылку», кокон силового поля. Сейчас «Паломник» описывал широкие круги в отдалении — чтобы Гус мог вдоволь наделать снимков и замеров. Два вельбота были готовы к охоте, на первом шли Аникст и Болтон, на втором — капитан Хару и Майлз. Сейчас все находились в рубке — а еще там были Констанс и Гус, и через минуту вошел Дик, хмурый от того, что его не берут на охоту.
— Любуетесь нашим красавцем, миледи? — спросил капитан. — Любуйтесь сейчас. Еще часика два — и им уже не полюбуешься.
Дик поставил в зажимы поднос с подогретым сакэ и семью чашечками. Разлил напиток и шагнул чуть в сторону, чтобы каждый мог спокойно взять свою долю.
Первым чашку взял капитан, и протянул ее Констанс, вторую он дал Гусу, за ним чашки разобрали остальные охотники. Дик взял свою последним.
— Ну, попросим Божьей помощи в нашем деле, — сказал капитан. — Майлз, начинай: у тебя память лучше моей.
— Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? — начал шеэд. — Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко?
Майлз умолк и кивнул капитану Хару. Тот продолжил:
— Сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? Станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами?
Он кивнул Джезу, передавая ему речь — весь этот отрывок из книги Иова команда знала наизусть.
— Можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою, и помни о борьбе: вперед не будешь, — Болтон широко улыбнулся: сколько раз он произносил эти слова перед тем, как выйти на левиафана? — Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?
— Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? — Аникст тоже улыбнулся, когда речь перешла к нему. — Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое.
— Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их, — проговорил Дик, прикрыв глаза. — Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твердою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются.
Он приподнял чашку и кивнул опять Майлзу.
— От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224