они сами приходил к нему — Король Ааррин, чье сердце вырвали нелюди, и Император Брайан, совершивший свой последний прыжок с бомбой-коллпасантом на борту, его мать, умершая, чтобы дать сыну жизнь, двести одиннадцать кардиналов и епископов, отказавшихся покинуть храм Святого Петра и взорванные вместе с ним; китайские христиане, сказавшие «нет» притязаниям государства на Церковь и за это согнанные в каменоломни и заживо погребенные там, христиане Рутении, расстрелянные за отказ подписать «Православно-исламскую Унию»; в камере время могло идти как угодно, но под сомкнутыми веками юноши проносились в обратном порядке века: святые Эдит и Максимилиан, испанские и русские христиане, убитые коммунистами и фашистами, Дамиан де Вестер и его прокаженные; Доменико Савио, сожранный болезнью; африканские юноши, убитые своим царем за отказ служить его похоти; монахини из Компьеня; Амакуса Сиро и восставшие в Симабара; маленький Ибараги, который перед смертью спросил у чиновника: «Какой из этих крестов мой?» — а потом опустился на колени, обняв крестное дерево; Жанна, король Людовик, мученики Хаттина… Дальше, дальше — вплоть до той самой ночи, чернейшей из ночей…
Каждый умирает в одиночку? Да. Каждый язычник. С христианином умирает Христос.
Они тоже появились — словно на зов: а может, стали просто более различимыми в своей тени. Они не молились вместе с Диком и из тени на свет не выступали — но яснее всего Дик различал шестерых мальчиков, двух — своих ровесников, одного помладше и трех — совсем малышей. Первый был сын Кухулина, убитый кознями матери и мечом отца. Второго тоже убил отец — приказал покончить с собой, прыгнув в ту самую реку, в которой утонул сын его сюзерена, отданный ему на воспитание. Другие четверо были братья, попавшие в мясорубку очередного дворцового переворота. Суровые воины, исполнявшие над ними приговор (а их вина была лишь в том, что они были из рода Гэн), обливались слезами, но всего-то и смогли для них сделать, что убить сначала малышей, всех одновременно, чтобы один не видел смерть другого, а потом — старшего. Вавилоняне говорят, что погибать из-за догмы глупо, а убивать преступно; но эти дети погибли вовсе ни за чих собачий. Ужас язычества не в силе жестокости — а в бессилии милосердия, сказал Дику печальный мудрец, казненный за то, что он был слишком умен и весел. Когда ты это поймешь, троянец, ты сможешь их пожалеть.
Кем это он меня назвал? И кого «их»? — не понял Дик. Тех мальчиков он жалел всегда, когда перечитывал древние воинские повести, но мудрец как будто не о них говорил — а о ком же? Он не успел задать вопрос: его тряхнули за плечо и разбудили. Открыв глаза, он увидел над собой двух боевых морлоков, одетых в белые котты поверх полудоспехов.
«Сейчас», — подумал Дик, и сердце его упало.
— Сейчас, — сказал он морлокам, поднимаясь и разгибая задеревеневшие от холода ноги. Проковылял к умывальнику, ополоснул лицо и напился — уж больно подводило живот, даже не от страха, а от обычного голода. Потом он заново убрал волосы под заколку и заправил полы кимоно под хакама, запахнув их справа налево и потуже затянув завязки. Семь складок на парадных хакама синдэн-сэнси обозначали семь добродетелей христианского воина: благочестие, нестяжание, справедливость, смирение, разум, искренность, преданность. Заказав этот костюм для вчерашнего вечера, Моро пошутил гораздо лучше, чем хотел…
— Ну, пошли, — сказал Дик, и морлоки вывели его из камеры. Там ждала маленькая грузовая гравиплатформа, и как только он ступил на ее середину, как две башенки-генератора на «носу» и на «корме» заработали, стиснув его силовым полем от пояса книзу. Дик оценил выдумку: ни убежать, ни упасть, если одолеет слабость в коленках.
На выходе из тюрьмы морлоки включили еще одно силовое поле, куполом над собой и подконвойным, и не зря: как только они вышли за ворота, в Дика полетела со всех сторон всякая дрянь. Но поле хранило его от камней и отбросов, а молитва — от оскорблений.
Он не присматривался к маршруту, отрешенно замечая всякие мелкие подробности вроде белых траурных флагов или множества свеч, зажженных перед уличными алтарями. Везли его, между тем, к зданию Совета Капитанов. Юриспруденция в Доме Рива была штукой крайне запутанной, потому что правом суда обладали главы кланов, назначаемые ими магистраты и окружные судьи, но междуклановую ссору так было не рассудить, и потому существовал суд Совета Кланов. Магистрат Пещер Диса обладал собственным правом суда, потому что там жила куча народу, не принадлежащего ни к какому клану. Таким же правом обладал начальник станции Акхит. У военных был свой суд, у Крыла — свой. А дела между космолетчиками решались на суде Совета Капитанов. Поскольку и убитая, и убийца принадлежали к этому цеху, Шнайдер настоял на передаче дела именно в этот суд.
Тележка въехала в Звездную Палату — высокий круглый зал, потолок которого постоянно украшала голопроекция звездного неба над Картаго — и остановилась в белом круге из жемчужного камня: место ответчика. Слева сидел на небольшом возвышении Шнайдер, золотоволосый воин. Место истца. Четко выраженного места судьи не было — длинные радиальные трибуны занимало множество мужчин и женщин в белых одеждах. Дик обвел их глазами и вздрогнул, встретившись со взглядом Моро. Тот сидел бледный, как вампир на диете, под глазами — черные круги. Одежда на нем была та же, что вчера на празднике — даже капли крови на рукавах. Видимо, ночь он провел не дома.
Распорядитель назвал по именам всех присутствующих капитанов, свидетелей и судей. Дик понял, что суд будет вроде как в Синдэне: голосуют по делу все. Шнайдер поднялся со своего сиденья и заговорил:
— Я, Рихард Шнайдер, капитан «Дельты», обвиняю этого человека, Ричарда Суну, имперца, капитана «Паломника», в убийстве моей сестры, Лорел Шнайдер, капитана «Когарасу». Произошло это убийство вчера, во время праздника, при многочисленных свидетелях. Вот меч, которым она была зарублена, — по знаку Шнайдера охранник-человек выкатил на середину зала серебристый столик с орриу Майлза. — Я обвиняю и требую, чтобы убийца отдал кровь за кровь и жизнь за жизнь, как того требует справедливость.
— Не маловат ли он для того, чтобы судить его судом капитанов? — спросила темнокожая женщина, короткие волосы которой были выбриты затейливыми волнистыми узорами.
— Он оказался достаточно взрослым для того, чтобы убить, — возразил ей высокий и худой мужчина, седые волосы которого были переплетены в косы. — А впрочем, хватит болтовни, заслушаем свидетелей.
По одному вызвали свидетелей кровавой бойни, и Дик заметил, что капитаны выслушивали их как-то снисходительно, свысока. Один из свидетелей — Дик вспомнил его лицо, тот находился рядом с Джорианом, — потребовал ответа и за убийство рейдера. Звали его Андраш Каллиге, и Дик понял, что он — что-то вроде посла рейдеров при тайсёгуне.
— Вопрос о вашей вире будет решен отдельно, — прервал его речь Шнайдер. — О том, чтобы выдать преступника вам, не может идти и речи, учитывая ранг и положение убитой. Его кровь принадлежит дому Рива.
— На кой ляд он нам нужен, — огрызнулся Каллиге. — Что, Дэлве помогло бы, если бы мы пошили коврик из его шкуры и постелили ей под дверь? Но вот этот человек, — Каллиге ткнул пальцем в Моро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
Каждый умирает в одиночку? Да. Каждый язычник. С христианином умирает Христос.
Они тоже появились — словно на зов: а может, стали просто более различимыми в своей тени. Они не молились вместе с Диком и из тени на свет не выступали — но яснее всего Дик различал шестерых мальчиков, двух — своих ровесников, одного помладше и трех — совсем малышей. Первый был сын Кухулина, убитый кознями матери и мечом отца. Второго тоже убил отец — приказал покончить с собой, прыгнув в ту самую реку, в которой утонул сын его сюзерена, отданный ему на воспитание. Другие четверо были братья, попавшие в мясорубку очередного дворцового переворота. Суровые воины, исполнявшие над ними приговор (а их вина была лишь в том, что они были из рода Гэн), обливались слезами, но всего-то и смогли для них сделать, что убить сначала малышей, всех одновременно, чтобы один не видел смерть другого, а потом — старшего. Вавилоняне говорят, что погибать из-за догмы глупо, а убивать преступно; но эти дети погибли вовсе ни за чих собачий. Ужас язычества не в силе жестокости — а в бессилии милосердия, сказал Дику печальный мудрец, казненный за то, что он был слишком умен и весел. Когда ты это поймешь, троянец, ты сможешь их пожалеть.
Кем это он меня назвал? И кого «их»? — не понял Дик. Тех мальчиков он жалел всегда, когда перечитывал древние воинские повести, но мудрец как будто не о них говорил — а о ком же? Он не успел задать вопрос: его тряхнули за плечо и разбудили. Открыв глаза, он увидел над собой двух боевых морлоков, одетых в белые котты поверх полудоспехов.
«Сейчас», — подумал Дик, и сердце его упало.
— Сейчас, — сказал он морлокам, поднимаясь и разгибая задеревеневшие от холода ноги. Проковылял к умывальнику, ополоснул лицо и напился — уж больно подводило живот, даже не от страха, а от обычного голода. Потом он заново убрал волосы под заколку и заправил полы кимоно под хакама, запахнув их справа налево и потуже затянув завязки. Семь складок на парадных хакама синдэн-сэнси обозначали семь добродетелей христианского воина: благочестие, нестяжание, справедливость, смирение, разум, искренность, преданность. Заказав этот костюм для вчерашнего вечера, Моро пошутил гораздо лучше, чем хотел…
— Ну, пошли, — сказал Дик, и морлоки вывели его из камеры. Там ждала маленькая грузовая гравиплатформа, и как только он ступил на ее середину, как две башенки-генератора на «носу» и на «корме» заработали, стиснув его силовым полем от пояса книзу. Дик оценил выдумку: ни убежать, ни упасть, если одолеет слабость в коленках.
На выходе из тюрьмы морлоки включили еще одно силовое поле, куполом над собой и подконвойным, и не зря: как только они вышли за ворота, в Дика полетела со всех сторон всякая дрянь. Но поле хранило его от камней и отбросов, а молитва — от оскорблений.
Он не присматривался к маршруту, отрешенно замечая всякие мелкие подробности вроде белых траурных флагов или множества свеч, зажженных перед уличными алтарями. Везли его, между тем, к зданию Совета Капитанов. Юриспруденция в Доме Рива была штукой крайне запутанной, потому что правом суда обладали главы кланов, назначаемые ими магистраты и окружные судьи, но междуклановую ссору так было не рассудить, и потому существовал суд Совета Кланов. Магистрат Пещер Диса обладал собственным правом суда, потому что там жила куча народу, не принадлежащего ни к какому клану. Таким же правом обладал начальник станции Акхит. У военных был свой суд, у Крыла — свой. А дела между космолетчиками решались на суде Совета Капитанов. Поскольку и убитая, и убийца принадлежали к этому цеху, Шнайдер настоял на передаче дела именно в этот суд.
Тележка въехала в Звездную Палату — высокий круглый зал, потолок которого постоянно украшала голопроекция звездного неба над Картаго — и остановилась в белом круге из жемчужного камня: место ответчика. Слева сидел на небольшом возвышении Шнайдер, золотоволосый воин. Место истца. Четко выраженного места судьи не было — длинные радиальные трибуны занимало множество мужчин и женщин в белых одеждах. Дик обвел их глазами и вздрогнул, встретившись со взглядом Моро. Тот сидел бледный, как вампир на диете, под глазами — черные круги. Одежда на нем была та же, что вчера на празднике — даже капли крови на рукавах. Видимо, ночь он провел не дома.
Распорядитель назвал по именам всех присутствующих капитанов, свидетелей и судей. Дик понял, что суд будет вроде как в Синдэне: голосуют по делу все. Шнайдер поднялся со своего сиденья и заговорил:
— Я, Рихард Шнайдер, капитан «Дельты», обвиняю этого человека, Ричарда Суну, имперца, капитана «Паломника», в убийстве моей сестры, Лорел Шнайдер, капитана «Когарасу». Произошло это убийство вчера, во время праздника, при многочисленных свидетелях. Вот меч, которым она была зарублена, — по знаку Шнайдера охранник-человек выкатил на середину зала серебристый столик с орриу Майлза. — Я обвиняю и требую, чтобы убийца отдал кровь за кровь и жизнь за жизнь, как того требует справедливость.
— Не маловат ли он для того, чтобы судить его судом капитанов? — спросила темнокожая женщина, короткие волосы которой были выбриты затейливыми волнистыми узорами.
— Он оказался достаточно взрослым для того, чтобы убить, — возразил ей высокий и худой мужчина, седые волосы которого были переплетены в косы. — А впрочем, хватит болтовни, заслушаем свидетелей.
По одному вызвали свидетелей кровавой бойни, и Дик заметил, что капитаны выслушивали их как-то снисходительно, свысока. Один из свидетелей — Дик вспомнил его лицо, тот находился рядом с Джорианом, — потребовал ответа и за убийство рейдера. Звали его Андраш Каллиге, и Дик понял, что он — что-то вроде посла рейдеров при тайсёгуне.
— Вопрос о вашей вире будет решен отдельно, — прервал его речь Шнайдер. — О том, чтобы выдать преступника вам, не может идти и речи, учитывая ранг и положение убитой. Его кровь принадлежит дому Рива.
— На кой ляд он нам нужен, — огрызнулся Каллиге. — Что, Дэлве помогло бы, если бы мы пошили коврик из его шкуры и постелили ей под дверь? Но вот этот человек, — Каллиге ткнул пальцем в Моро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224