Я стоял чуть в стороне и уточнял с другими адъютантами программу приема Муссолини. Меня вдруг заинтересовал один пункт в докладе Хойзингера, и я подошел к другой стороне стола, чтобы получше разглядеть лежавшую на нем карту с обстановкой. Здесь я простоял несколько минут до взрыва бомбы.
Это произошло в 12.40. На какое-то мгновение я потерял сознание. Очнувшись, увидел валявшиеся вокруг деревянные обломки и груды битого стекла. Моей первой же мыслью было как можно скорее выбраться отсюда. Я выкарабкался через окно и побежал вокруг барака к главному входу. Голова гудела, из нее и из горла лилась кровь, я почти оглох. У входа в барак я увидел ужасную картину. Там уже лежало несколько тяжелораненых, а другие раненые едва держались на ногах и падали. Гитлера вывел фельдмаршал Кейтель. Его мундир и брюки висели клочьями, но, как показалось мне, серьезных телесных повреждений он не получил. Фюрер сразу же отправился в свой бункер, где им занялись врачи. Выяснилось, что тяжелые ранения получили 11 участников обсуждения; их немедленно доставили в находившийся в четырех километрах от Ставки госпиталь.
Все остальные были легко, а некоторые и довольно тяжело ранены, почти у всех лопнули барабанные перепонки. Я бросился в соседний барак со средствами связи, по телефону вызвал ведающего ею подполковника Зандера и приказал ему немедленно блокировать связь для всех, кроме Гитлера, Кейтеля и Йодля, чтобы не просочились ложные известия.
Затем я поспешил в бункер фюрера. Войдя, я увидел Гитлера сидящим в своем рабочем помещении. У него было возбужденное, почти радостное лицо человека, ожидавшего чего-то тяжкого, но счастливо избежавшего этого. Он спросил меня о моих ранениях, и я ответил, что всем нам невероятно повезло.
Разговор сразу же перешел на причины покушения и личность покушавшегося. Гитлер категорически отверг подозрение, будто взрыв совершили сотрудники «Организации Тодта», за несколько дней до того ведшие работы в этом бараке.
Тем временем обнаружили отсутствие графа Штауффенберга и стали искать его. Вскоре установили, что после начала обсуждения он незаметно удалился, а затем в соседней комнате пытался поговорить по телефону, но, не дождавшись соединения и оставив свою папку, поспешил к автомашине, в которой уже сидел обер-лейтенант фон Хефтен, его офицер-порученец. Комендант Ставки фюрера уже объявил тревогу, так что все посты получили указание никого не пропускать. Внешний контрольно-пропускной пункт машина Штауффенберга смогла проехать только после того, как это разрешил по телефону адъютант коменданта Ставки. Он знал Штауффенберга лично, утром завтракал с ним и предположил, что полковнику потребовалось срочно вернуться в Берлин. Никакой взаимосвязи между взрывом и спешкой графа он не усмотрел; таким образом Штауффенберг смог беспрепятственно подъехать к ожидавшему его и уже готовому взлететь «Хе-111» начальника тыла сухопутных войск. Постепенно становились известны все новые и новые подробности, и вскоре причастность Штауффенберга к покушению уже не оставляла никаких сомнений.
Для проведения полицейского и криминалистического расследования все полномочия получил тут же назначенный командующий армии резерва Гиммлер. После краткого пребывания в «Волчьем логове», куда прибыл и Геринг, он, чтобы быть поближе к дальнейшим событиям, немедленно вылетел в Берлин… По телефону о них ясного представления поначалу получить не удалось. Полет Штауффенберга из Растенбурга до берлинского аэродрома Рангсдорф требовал два часа, а путь до имперского военного министерства – примерно еще одного часа. Таким образом, можно было рассчитывать, что Штауффенберг появится на Бендлерштрассе только после 16 часов. Не ранее мог, предположительно, прибыть в Берлин и Гиммлер.
Так прошло несколько часов, за которые мы смогли снова привести себя в порядок. Меня отвезли к одному военному врачу, который оказал мне первую помощь и сделал перевязку. Когда я вернулся в Ставку, мною занялся сопровождавший Геринга врач, он констатировал сотрясение мозга и предписал постельный режим. Геринг распорядился выставить перед моей комнатой эсэсовскую охрану и позаботиться о том, чтобы я не вставал. Это, разумеется, оказалось невозможным, поскольку из всех адъютантов я получил ранение самое легкое и был более или менее способен нести службу.
Профессор Брандт разрешил мне вечером снова приступить к исполнению моих обязанностей. Это было необходимо, ибо Гитлер уже действовал весьма активно. После ужина и вечернего обсуждения обстановки он заговорил со мной. Фюрер уже знал, что Шмундт и Боргман ранены очень тяжело, а Путткамер из-за повреждения колена вынужден лежать. Мне требовался помощник, и я спросил фюрера, нельзя ли привлечь подполковника фон Амзберга. Несколько лет назад он был адъютантом Кейтеля и хорошо знал условия в Ставке. Гитлер сразу согласился. Но больше всего его заботил вопрос, кого ему следует назначить начальником генерального штаба сухопутных войск. Генерал-полковник Цейтцлер считался больным. К тому же фюрер его вообще больше видеть не желал. В качестве преемника он думал о Гудериане. Лично я считал Гудериана для этой должности непригодным. Мне казались более подходящими генерал Буле или генерал Кребс. Но Гитлер решил вопрос в пользу генерала Гудериана.
Уже вечером стали известны многие подробности из Берлина. Там инициативу захватил в свои руки министр Геббельс. Он вызвал к себе командира берлинского охранного батальона майора Ремера и соединил его по телефону с Гитлером. Фюрер приказал ему силой оружия восстановить в Берлине порядок.
Тем временем на Бендлерштрассе неустойчивый в своем поведении генерал-полковник Фромм, уже замененный Гиммлером командующий армии резерва, после некоторого колебания решил проявить инициативу. Он приказал схватить зачинщиков и немедленно расстрелять их во дворе министерства. Это были полковник граф фон Штауффенберг и его офицер-порученец обер-лейтенант фон Хефтен, а также генерал-полковник Ольбрихт{278} и начальник штаба Общего управления сухопутных войск полковник генштаба кавалер Мерц фон Квирнхайм. Генерал-полковника Бека заставили покончить жизнь самоубийством. Гитлер был именно этими мерами явно разозлен и приказал предать остальных схваченных заговорщиков суду Народного трибунала.
К вечеру, после отъезда Муссолини, Геббельс начал настаивать на том, чтобы Гитлер выступил по радио: народ испытывает неуверенность, которую можно устранить только непосредственным обращением фюрера. Гитлер согласился и ночью произнес по радио речь, назвав в ней заговорщиков поименно и заявив, что его хотела уничтожить «совсем небольшая группа тщеславных, бессовестных и вместе с тем преступных глупых офицеров». Далее он сказал: «Я воспринимаю это как подтверждение моей миссии. Цель моей жизни – продолжать делать то, что я делал доныне».
К сообщению о смерти еще 20 июля стенографа Бергера от ранений фюрер отнесся с участием. 22 июля скончался посмертно произведенный в генерал-майоры полковник Брандт, о котором впоследствии стало известно, что он принадлежал к одной из групп Сопротивления, и генерал Кортен, начальник генерального штаба люфтваффе. Весьма своеобразную роль сыграл начальник службы связи вермахта генерал Фельгибель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Это произошло в 12.40. На какое-то мгновение я потерял сознание. Очнувшись, увидел валявшиеся вокруг деревянные обломки и груды битого стекла. Моей первой же мыслью было как можно скорее выбраться отсюда. Я выкарабкался через окно и побежал вокруг барака к главному входу. Голова гудела, из нее и из горла лилась кровь, я почти оглох. У входа в барак я увидел ужасную картину. Там уже лежало несколько тяжелораненых, а другие раненые едва держались на ногах и падали. Гитлера вывел фельдмаршал Кейтель. Его мундир и брюки висели клочьями, но, как показалось мне, серьезных телесных повреждений он не получил. Фюрер сразу же отправился в свой бункер, где им занялись врачи. Выяснилось, что тяжелые ранения получили 11 участников обсуждения; их немедленно доставили в находившийся в четырех километрах от Ставки госпиталь.
Все остальные были легко, а некоторые и довольно тяжело ранены, почти у всех лопнули барабанные перепонки. Я бросился в соседний барак со средствами связи, по телефону вызвал ведающего ею подполковника Зандера и приказал ему немедленно блокировать связь для всех, кроме Гитлера, Кейтеля и Йодля, чтобы не просочились ложные известия.
Затем я поспешил в бункер фюрера. Войдя, я увидел Гитлера сидящим в своем рабочем помещении. У него было возбужденное, почти радостное лицо человека, ожидавшего чего-то тяжкого, но счастливо избежавшего этого. Он спросил меня о моих ранениях, и я ответил, что всем нам невероятно повезло.
Разговор сразу же перешел на причины покушения и личность покушавшегося. Гитлер категорически отверг подозрение, будто взрыв совершили сотрудники «Организации Тодта», за несколько дней до того ведшие работы в этом бараке.
Тем временем обнаружили отсутствие графа Штауффенберга и стали искать его. Вскоре установили, что после начала обсуждения он незаметно удалился, а затем в соседней комнате пытался поговорить по телефону, но, не дождавшись соединения и оставив свою папку, поспешил к автомашине, в которой уже сидел обер-лейтенант фон Хефтен, его офицер-порученец. Комендант Ставки фюрера уже объявил тревогу, так что все посты получили указание никого не пропускать. Внешний контрольно-пропускной пункт машина Штауффенберга смогла проехать только после того, как это разрешил по телефону адъютант коменданта Ставки. Он знал Штауффенберга лично, утром завтракал с ним и предположил, что полковнику потребовалось срочно вернуться в Берлин. Никакой взаимосвязи между взрывом и спешкой графа он не усмотрел; таким образом Штауффенберг смог беспрепятственно подъехать к ожидавшему его и уже готовому взлететь «Хе-111» начальника тыла сухопутных войск. Постепенно становились известны все новые и новые подробности, и вскоре причастность Штауффенберга к покушению уже не оставляла никаких сомнений.
Для проведения полицейского и криминалистического расследования все полномочия получил тут же назначенный командующий армии резерва Гиммлер. После краткого пребывания в «Волчьем логове», куда прибыл и Геринг, он, чтобы быть поближе к дальнейшим событиям, немедленно вылетел в Берлин… По телефону о них ясного представления поначалу получить не удалось. Полет Штауффенберга из Растенбурга до берлинского аэродрома Рангсдорф требовал два часа, а путь до имперского военного министерства – примерно еще одного часа. Таким образом, можно было рассчитывать, что Штауффенберг появится на Бендлерштрассе только после 16 часов. Не ранее мог, предположительно, прибыть в Берлин и Гиммлер.
Так прошло несколько часов, за которые мы смогли снова привести себя в порядок. Меня отвезли к одному военному врачу, который оказал мне первую помощь и сделал перевязку. Когда я вернулся в Ставку, мною занялся сопровождавший Геринга врач, он констатировал сотрясение мозга и предписал постельный режим. Геринг распорядился выставить перед моей комнатой эсэсовскую охрану и позаботиться о том, чтобы я не вставал. Это, разумеется, оказалось невозможным, поскольку из всех адъютантов я получил ранение самое легкое и был более или менее способен нести службу.
Профессор Брандт разрешил мне вечером снова приступить к исполнению моих обязанностей. Это было необходимо, ибо Гитлер уже действовал весьма активно. После ужина и вечернего обсуждения обстановки он заговорил со мной. Фюрер уже знал, что Шмундт и Боргман ранены очень тяжело, а Путткамер из-за повреждения колена вынужден лежать. Мне требовался помощник, и я спросил фюрера, нельзя ли привлечь подполковника фон Амзберга. Несколько лет назад он был адъютантом Кейтеля и хорошо знал условия в Ставке. Гитлер сразу согласился. Но больше всего его заботил вопрос, кого ему следует назначить начальником генерального штаба сухопутных войск. Генерал-полковник Цейтцлер считался больным. К тому же фюрер его вообще больше видеть не желал. В качестве преемника он думал о Гудериане. Лично я считал Гудериана для этой должности непригодным. Мне казались более подходящими генерал Буле или генерал Кребс. Но Гитлер решил вопрос в пользу генерала Гудериана.
Уже вечером стали известны многие подробности из Берлина. Там инициативу захватил в свои руки министр Геббельс. Он вызвал к себе командира берлинского охранного батальона майора Ремера и соединил его по телефону с Гитлером. Фюрер приказал ему силой оружия восстановить в Берлине порядок.
Тем временем на Бендлерштрассе неустойчивый в своем поведении генерал-полковник Фромм, уже замененный Гиммлером командующий армии резерва, после некоторого колебания решил проявить инициативу. Он приказал схватить зачинщиков и немедленно расстрелять их во дворе министерства. Это были полковник граф фон Штауффенберг и его офицер-порученец обер-лейтенант фон Хефтен, а также генерал-полковник Ольбрихт{278} и начальник штаба Общего управления сухопутных войск полковник генштаба кавалер Мерц фон Квирнхайм. Генерал-полковника Бека заставили покончить жизнь самоубийством. Гитлер был именно этими мерами явно разозлен и приказал предать остальных схваченных заговорщиков суду Народного трибунала.
К вечеру, после отъезда Муссолини, Геббельс начал настаивать на том, чтобы Гитлер выступил по радио: народ испытывает неуверенность, которую можно устранить только непосредственным обращением фюрера. Гитлер согласился и ночью произнес по радио речь, назвав в ней заговорщиков поименно и заявив, что его хотела уничтожить «совсем небольшая группа тщеславных, бессовестных и вместе с тем преступных глупых офицеров». Далее он сказал: «Я воспринимаю это как подтверждение моей миссии. Цель моей жизни – продолжать делать то, что я делал доныне».
К сообщению о смерти еще 20 июля стенографа Бергера от ранений фюрер отнесся с участием. 22 июля скончался посмертно произведенный в генерал-майоры полковник Брандт, о котором впоследствии стало известно, что он принадлежал к одной из групп Сопротивления, и генерал Кортен, начальник генерального штаба люфтваффе. Весьма своеобразную роль сыграл начальник службы связи вермахта генерал Фельгибель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173