Вдруг он вскочил на ноги и стремительно бросился к двери, подгоняемый чувством страха и вины. Нет, ни за что на свете он не прикоснется к этому зольнику. Но, может быть, можно обойтись и без этого? Ну понятно. Он попытался утешить себя мыслью, что ему ничего не грозит. Кому придет в голову заглядывать в зольник? Никому. Никто его не подозревает, все идет как по маслу: он успеет послать письмо и получить деньги, прежде чем раскроется, что Мэри убита и сожжена в топке, а о золе беспокоиться нечего. Он прошел через двор и вышел на улицу; снег все еще падал. Он сейчас же поедет к Бесси; письмо должно быть немедленно послано; нельзя терять времени. Если мистер Долтон, Бриттен или Пегги хватятся его и спросят, где он был, он скажет, что ходил за сигаретами. Но в этой суматохе едва ли кто-нибудь о нем вспомнит. И потом, они сейчас заняты Джаном; ему бояться нечего.
- Биггер!
Он круто повернулся, сунув руку под рубашку, за револьвером. В дверях большого магазина стоял Джан. Когда он хотел подойти к нему, Биггер отступил назад. Джан остановился.
- Ради бога! Не бойтесь меня. Я вас не трону.
Они стояли друг против друга под бледно-желтыми лучами уличного фонаря; большие мокрые хлопья снега медленно спускались, разделяя их тонкой, непрочной завесой. Рука Биггера по-прежнему лежала на револьвере. Джан пристально смотрел на него, полуоткрыв рот:
- Что все это значит, Биггер? Ведь я же ничего вам не сделал. Где Мэри?
Биггер вдруг почувствовал себя виновным; Джан одним своим присутствием изобличал его. Но он не знал, как ему искупить свою вину, ему казалось, что нужно поступать именно так, как он поступает.
- Я с вами не хочу разговаривать, - пробормотал он.
- Но почему, что я вам сделал? - с отчаянием настаивал Джан.
Джан ему ничего не сделал; но именно оттого, что Джан был невиновен, в Биггере нарастала злоба. Он крепче сжал револьвер в руке.
- Я не хочу с вами разговаривать, - повторил он.
Он чувствовал, что, если Джан не уйдет и это невыносимое чувство вины будет расти, он не выдержит и выстрелит в Джана. Его бросило в дрожь, рот у него раскрылся, глаза округлились.
- Уходите, - сказал Биггер.
- Послушайте, Биггер, если эти люди запугивают вас, вы только скажите мне. Не бойтесь. Я знаю эти дела. Вот что: давайте зайдем куда-нибудь, выпьем кофе и поговорим обо всем.
Джан снова хотел подойти, но Биггер выхватил револьвер. Джан остановился; лицо у него побелело.
- Ради бога! Что вы делаете? Не стреляйте… Я ведь вас не трогал… Не надо.
- Оставьте меня в покое, - сказал Биггер напряженным, неестественным голосом. - Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое!
Джан отступил на шаг.
- Оставьте меня в покое! - почти взвизгнул Биггер.
Джан отступил еще на шаг, потом повернулся и быстро пошел прочь, оглядываясь на ходу. Дойдя до угла, он пустился бежать и скоро скрылся из виду в густой завесе снега. Биггер стоял неподвижно, зажав револьвер в руке. Он забыл, где он и что с ним, глаза его все еще были прикованы к топ точке пространства, где в последний раз мелькнула фигура Джана. Потом напряжение стало ослабевать, рука медленно опустилась, и револьвер почти повис в разжавшихся пальцах. Он постепенно приходил в себя; каралось, эти несколько минут он был под властью непонятного наваждения, силы, которую он ненавидел и вместе с тем не смел ослушаться. Он вздрогнул, услышав шаги; кто-то шел к нему, мягко ступая по снегу. Он оглянулся и увидел белую женщину. Женщина увидела его и остановилась, потом круто повернула назад и бросилась бежать через улицу. Биггер сунул револьвер в карман и побежал к углу. По дороге он оглянулся: женщина была уже далеко, сквозь падающий снег мелькала ее спина.
Его гнала вперед холодная, настойчивая воля. Нужно кончать с этим, нужно действовать быстрее. Он почувствовал в Джане решимость гораздо более твердую, чем он ожидал. Письмо должно быть послано раньше, чем Джан сумеет доказать свою полную невиновность. В эту минуту ему было все равно, пусть даже его поймают. Только бы внушить Джану и Бриттену страх, заставить их бояться его, его черной кожи, его униженной покорности!
Он увидел аптеку на углу и вошел. Белый продавец спросил, что ему нужно.
- Дайте мне конверт, лист бумаги и карандаш, - сказал он.
Он уплатил, спрятал пакетик в карман и направился к трамвайной остановке. Подошел трамвай, он сел и поехал в сторону Черного пояса, обдумывая дорогой, что написать в письме. Он нажал на кнопку звонка, требуя остановки, сошел и зашагал по тихим улицам негритянского квартала. Он проходил мимо пустующих домов, белых и безмолвных в тишине вечера. В одном из этих домов спрячется Бесси и будет ожидать машину мистера Долтона. Но все дома, которые ему попадались, были ветхие; в такой дом страшно даже войти, как бы он тут же не обрушился. Он шел дальше. Нужно было все-таки выбрать дом, из окна которого Бесси будет видно, как коробка с деньгами полетит на мостовую. Он прошел до Ленгли-авеню и свернул к скверу, на Уобеш-авеню. Здесь тоже было много нежилых домов с черными окнами, похожими на глаза слепца, домов, точно скелеты подставляющих зимним ветрам свои обсыпанные снегом ребра. Но среди них не было ни одного углового. Наконец на углу Мичиган-авеню и Восточной тридцать шестой улицы он увидел то, что ему нужно. Это был высокий белый пустой дом, стоявший на ярко освещенном перекрестке. Отсюда, встав у любого из фасадных окон, можно смотреть во все четыре стороны. О! А фонарь? Он зашел в аптеку и купил за доллар электрический карманный фонарик. Он сунул руку во внутренний карман пальто: проверить, там ли перчатки. Вот теперь все готово. Он перешел улицу и стал ждать трамвая. У него озябли ноги, и он топтался на снегу, в толпе других ожидающих. Он ни на кого не смотрел; это все были слепые люди, такие же слепые, как его мать, брат, сестра, Пегги, Бриттен, Джан, мистер Долтон, и незрячая миссис Долтон, и тихие пустые дома с зияющими черными окнами.
Он огляделся и на одном доме увидел вывеску: СОБСТВЕННОСТЬ ЖИЛИЩНОЙ КОМПАНИИ ЮЖНОЙ СТОРОНЫ. Он слыхал, что Жилищная компания Южной стороны принадлежит мистеру Долтону, а дом, в котором он жил, принадлежал Жилищной компании Южной стороны. Он платил восемь долларов в неделю за комнату, кишевшую крысами. Он никогда не видел мистера Долтона до того, как поступил к нему шофером; квартирную плату мать вносила в контору компании. Мистер Долтон пребывал где-то далеко и высоко, недосягаемый, словно бог. У него были дома на всех улицах Черного пояса, и в кварталах, где живут белые люди, у него тоже были дома. Но Биггер не мог бы поселиться где-нибудь «за чертой». Хотя мистер Долтон жертвовал миллионы долларов на негритянское просвещение, квартиры неграм он сдавал только в этой отведенной им части города, в этих полусгнивших, готовых обрушиться домах. Биггер угрюмо сознавал это. Ладно, он пошлет письмо. Он им задаст жару.
Подошел трамвай; он сел, доехал до Пятьдесят первой улицы и пошел к Бесси. Ему пришлось пять раз позвонить, пока он добился ответа. Ах ты черт, верно, напилась, подумал он. Он поднялся по лестнице и увидел, что она высунула голову из-за двери и разглядывает его покрасневшими от сна и виски глазами. Он сомневался в ней, и это его пугало и злило.
- Биггер? - окликнула она.
- Иди в комнату, - сказал он.
- А что случилось? - спросила она, отступив на шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
- Биггер!
Он круто повернулся, сунув руку под рубашку, за револьвером. В дверях большого магазина стоял Джан. Когда он хотел подойти к нему, Биггер отступил назад. Джан остановился.
- Ради бога! Не бойтесь меня. Я вас не трону.
Они стояли друг против друга под бледно-желтыми лучами уличного фонаря; большие мокрые хлопья снега медленно спускались, разделяя их тонкой, непрочной завесой. Рука Биггера по-прежнему лежала на револьвере. Джан пристально смотрел на него, полуоткрыв рот:
- Что все это значит, Биггер? Ведь я же ничего вам не сделал. Где Мэри?
Биггер вдруг почувствовал себя виновным; Джан одним своим присутствием изобличал его. Но он не знал, как ему искупить свою вину, ему казалось, что нужно поступать именно так, как он поступает.
- Я с вами не хочу разговаривать, - пробормотал он.
- Но почему, что я вам сделал? - с отчаянием настаивал Джан.
Джан ему ничего не сделал; но именно оттого, что Джан был невиновен, в Биггере нарастала злоба. Он крепче сжал револьвер в руке.
- Я не хочу с вами разговаривать, - повторил он.
Он чувствовал, что, если Джан не уйдет и это невыносимое чувство вины будет расти, он не выдержит и выстрелит в Джана. Его бросило в дрожь, рот у него раскрылся, глаза округлились.
- Уходите, - сказал Биггер.
- Послушайте, Биггер, если эти люди запугивают вас, вы только скажите мне. Не бойтесь. Я знаю эти дела. Вот что: давайте зайдем куда-нибудь, выпьем кофе и поговорим обо всем.
Джан снова хотел подойти, но Биггер выхватил револьвер. Джан остановился; лицо у него побелело.
- Ради бога! Что вы делаете? Не стреляйте… Я ведь вас не трогал… Не надо.
- Оставьте меня в покое, - сказал Биггер напряженным, неестественным голосом. - Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое!
Джан отступил на шаг.
- Оставьте меня в покое! - почти взвизгнул Биггер.
Джан отступил еще на шаг, потом повернулся и быстро пошел прочь, оглядываясь на ходу. Дойдя до угла, он пустился бежать и скоро скрылся из виду в густой завесе снега. Биггер стоял неподвижно, зажав револьвер в руке. Он забыл, где он и что с ним, глаза его все еще были прикованы к топ точке пространства, где в последний раз мелькнула фигура Джана. Потом напряжение стало ослабевать, рука медленно опустилась, и револьвер почти повис в разжавшихся пальцах. Он постепенно приходил в себя; каралось, эти несколько минут он был под властью непонятного наваждения, силы, которую он ненавидел и вместе с тем не смел ослушаться. Он вздрогнул, услышав шаги; кто-то шел к нему, мягко ступая по снегу. Он оглянулся и увидел белую женщину. Женщина увидела его и остановилась, потом круто повернула назад и бросилась бежать через улицу. Биггер сунул револьвер в карман и побежал к углу. По дороге он оглянулся: женщина была уже далеко, сквозь падающий снег мелькала ее спина.
Его гнала вперед холодная, настойчивая воля. Нужно кончать с этим, нужно действовать быстрее. Он почувствовал в Джане решимость гораздо более твердую, чем он ожидал. Письмо должно быть послано раньше, чем Джан сумеет доказать свою полную невиновность. В эту минуту ему было все равно, пусть даже его поймают. Только бы внушить Джану и Бриттену страх, заставить их бояться его, его черной кожи, его униженной покорности!
Он увидел аптеку на углу и вошел. Белый продавец спросил, что ему нужно.
- Дайте мне конверт, лист бумаги и карандаш, - сказал он.
Он уплатил, спрятал пакетик в карман и направился к трамвайной остановке. Подошел трамвай, он сел и поехал в сторону Черного пояса, обдумывая дорогой, что написать в письме. Он нажал на кнопку звонка, требуя остановки, сошел и зашагал по тихим улицам негритянского квартала. Он проходил мимо пустующих домов, белых и безмолвных в тишине вечера. В одном из этих домов спрячется Бесси и будет ожидать машину мистера Долтона. Но все дома, которые ему попадались, были ветхие; в такой дом страшно даже войти, как бы он тут же не обрушился. Он шел дальше. Нужно было все-таки выбрать дом, из окна которого Бесси будет видно, как коробка с деньгами полетит на мостовую. Он прошел до Ленгли-авеню и свернул к скверу, на Уобеш-авеню. Здесь тоже было много нежилых домов с черными окнами, похожими на глаза слепца, домов, точно скелеты подставляющих зимним ветрам свои обсыпанные снегом ребра. Но среди них не было ни одного углового. Наконец на углу Мичиган-авеню и Восточной тридцать шестой улицы он увидел то, что ему нужно. Это был высокий белый пустой дом, стоявший на ярко освещенном перекрестке. Отсюда, встав у любого из фасадных окон, можно смотреть во все четыре стороны. О! А фонарь? Он зашел в аптеку и купил за доллар электрический карманный фонарик. Он сунул руку во внутренний карман пальто: проверить, там ли перчатки. Вот теперь все готово. Он перешел улицу и стал ждать трамвая. У него озябли ноги, и он топтался на снегу, в толпе других ожидающих. Он ни на кого не смотрел; это все были слепые люди, такие же слепые, как его мать, брат, сестра, Пегги, Бриттен, Джан, мистер Долтон, и незрячая миссис Долтон, и тихие пустые дома с зияющими черными окнами.
Он огляделся и на одном доме увидел вывеску: СОБСТВЕННОСТЬ ЖИЛИЩНОЙ КОМПАНИИ ЮЖНОЙ СТОРОНЫ. Он слыхал, что Жилищная компания Южной стороны принадлежит мистеру Долтону, а дом, в котором он жил, принадлежал Жилищной компании Южной стороны. Он платил восемь долларов в неделю за комнату, кишевшую крысами. Он никогда не видел мистера Долтона до того, как поступил к нему шофером; квартирную плату мать вносила в контору компании. Мистер Долтон пребывал где-то далеко и высоко, недосягаемый, словно бог. У него были дома на всех улицах Черного пояса, и в кварталах, где живут белые люди, у него тоже были дома. Но Биггер не мог бы поселиться где-нибудь «за чертой». Хотя мистер Долтон жертвовал миллионы долларов на негритянское просвещение, квартиры неграм он сдавал только в этой отведенной им части города, в этих полусгнивших, готовых обрушиться домах. Биггер угрюмо сознавал это. Ладно, он пошлет письмо. Он им задаст жару.
Подошел трамвай; он сел, доехал до Пятьдесят первой улицы и пошел к Бесси. Ему пришлось пять раз позвонить, пока он добился ответа. Ах ты черт, верно, напилась, подумал он. Он поднялся по лестнице и увидел, что она высунула голову из-за двери и разглядывает его покрасневшими от сна и виски глазами. Он сомневался в ней, и это его пугало и злило.
- Биггер? - окликнула она.
- Иди в комнату, - сказал он.
- А что случилось? - спросила она, отступив на шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107