водонагреватель на 100 литров 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

После короткого совещания второй мужчина проследовал сзади меня по
направлению к куче дров, сваленных в десяти шагах от угла сарая, почти перед дверью. Над ним, на дороге, третий мужчина охранял дверь кафе. Пока они обменивались отрывистыми репликами с моим спутником, я заметил у него в руках автомат. «Мой принцип — действовать без особого драматизма»,— сказал мне как-то Бертрикс.
Между тем «Пти-Лидо» был осажден, как логово американских ганстеров. Сам Бертрикс уверенно направился к дому Сюрло, вернее, как я предполагал, к своим наблюдателям в пустом доме. Все это разворачивание сил, заряженное оружие в руках осаждающих было совсем не тем, к чему я стремился, поскольку спасти Лидию таким образом представлялось почти нереальным. Но теперь мне не оставалось ничего другого, как полностью положиться на Бертрикса.
Двадцать минут двенадцатого. Холодновато. Ветер повернул с севера, и в большие просветы между тучами виднелись звезды. Странная ночь после помолвки! Временами я чувствовал себя одним из действующих лиц этой драмы, а временами следил за ней будто со стороны, как зритель в кино, или, скорее, в театре. И единственной декорацией были причудливые очертания «Лидо» в тирольском стиле. А единственной моей мыслью — «До утра все закончится».
Я не видел и не слышал, как подошел Бертрикс. Я просто почувствовал, что рядом кто-то есть, и, когда обернулся, увидел человека, которого, несмотря на темноту, узнал по его шляпе, по его осанке, по изысканным движениям, странно дисгармонировавшим со всей этой атмосферой засады: комиссар полиции Кретея. Немного поотдаль стоял Бертрикс — его я узнал скорее интуитивно. А между ними какая-то женщина. Женщину я узнал тоже; сутулые, дрожащие плечи, редкие, спадающие на лицо волосы, пальцы судорожно сжимают пальто — именно ее я видел в ночь с 18 на 19 ноября в коридоре дома Сюрло. Очевидно, этой женщине придется сыграть свою роль. Мне стало ее жаль. Зачем ее впутывать во все это? Позже, когда я разговаривал с Бертриксом, он мне сказал: «Это был единственный способ наверняка избежать трагедии, перестрелки. И она еще дешево отделалась, ведь ее не привлекли к ответственности».
А в ту минуту я видел, как она склонила голову и смотрела себе на ноги, будто на них были цепи. Конечно же, она еще колебалась. Комиссар коснулся ее руки. Опустив голову, она сама пошла к дому.
Я видел, как она шла вдоль сарая для лодок. Затем остановилась почти посредине стены, перпендикулярной той, у которой стоял я. Метрах в двух от нее было окно с закрытыми ставнями. Вот она сделала шаг, снова остановилась. Мне было ужасно больно смотреть на все это. Я заставил себя сдержаться, чтобы не подойти, не взять эту женщину под руку и не увести ее оттуда. Но за этими темными стенами была Лидия, и, возможно, ей грозила смертельная опасность. А может, уже не грозила? Может, худшее уже произошло?
Наконец женщина подошла к окну. Кулаком постучала в ставни и сразу после этого произнесла несколько слов. Я не слышал, что она сказала. Наблюдатели вокруг дома не двигались и молчали.
Через минуту ставни раскрылись. Женщина снова заговорила. Я понял, что ей отвечают из дома и о чем-то спрашивают. Она сказала еще что-то. Ставни закрылись. Тогда она медленно пошла вдоль стены, завернула за сарай. Я увидел, как полицейский, прятавшийся за дровами, вышел из тени и двинулся к дому. На берегу тоже кто-то зашевелился. Женщина остановилась возле двери — той, через которую меня выпроводил Сонье,— и в эту самую минуту двое полицейских встали по обе ее стороны. Очевидно, женщина стояла слишком близко к двери, так как один из полицейских довольно грубо оттолкнул ее подальше. И снова прижался к стене.
Мы услышали, как дверь отворилась, увидели прямоугольник света, фигуру мужчины, который что-то проворчал. Женщина ответила ему, не двигаясь с места. Я услышал, как мужчина сказал: «Хорошо, иду...» Закончить фразу он не успел. Едва различимый глухой удар, и полицейский вытягивает из двери обмякшее тело, бросает его на землю и склоняется над ним. Я поразился тому, как быстро и беззвучно они действуют. Бертрикс сжал мою руку:
— Пошли.
Подойдя к двери, я узнал оглушенного человека, которому полицейские надевали наручники: Сюрло. Мы зашли в холодный дом. Пьер Бертрикс беззвучно шел впереди с револьвером наготове.
Он остановился посреди коридора. Я замер позади него, прислушиваясь. Сердце у меня оборвалось. Из комнаты Лидии донесся стон. Даже не стон, а что-то наподобие долгого «Ооо...», разорвавшего мертвую тишину. Потом молчание и тихий, почти неузнаваемый голос Лидии:
— Нет, я ничего не сказала... Ты прекрасно знаешь, что я ничего не могла сказать... Ты чудовище... Убей меня, но не мучь!.. А!..
Бертрикс распахнул дверь. Комната казалась пустой. В углу трактирщик выламывал руки своей дочери. Он только успел обернуться, на сотую долю секунды я увидел его разъяренное лицо, и в то же мгновение его скрутили трое сотрудников Бертрикса. Лидия закрыла лицо руками.
— Я займусь ею сам,— сказал Бертрикс.— Поднимайтесь все наверх и ждите меня.
Сонье, который сидел в наручниках на стуле в зале собственного трактира в трех метрах от своих аперитивов и от своей тряпки, выглядел бы комично, если бы не зловещая тишина и еще лицо самого Сонье. Он тоже прислушивался. Первая ярость на его грубом лице сменилась выражением какого-то настороженного внимания.
Мне в глаза он пытался не смотреть.
Наконец, на лестнице послышались шаги Пьера Бертрикса.
— Девушка понемногу отходит,— сказал он, войдя в комнату.— Ну как, господин комиссар?
Комиссар посмотрел на свои старинные часы.
— С минуты на минуту здесь должен быть мой секретарь, но вы можете начинать.
Пьер Бертрикс сел напротив Сонье:
— В котором часу сегодня утром вы вернулись из Парижа? Сонье, казалось, удивился такому началу допроса.
— Сегодня утром?.. Я ехал автобусом в одиннадцать двадцать. Мне нужно было сделать покупки. Я имею полное право...
Детектив однако его перебил:
— Поговорим сразу о серьезных вещах. Где деньги? Сонье пожал плечами:
— У меня ничего нет, кроме выручки, можете проверить. Ищите того, кто украл деньги.
— Это Маргла?
— Вы сами знаете.
В эту минуту вошел секретарь комиссара. Он сел, начал вести протокол. Пьер Бертрикс продолжал:
— И вы тоже, Сонье, знали, что это Маргла? Почему же вы не сказали? Вы прятали Маргла.
— Да,— живо отозвался Сонье.— Я его прятал. И ничего не сказал. Я не мог иначе.
— А почему?
Сонье посмотрел на комиссара и полицейских вокруг него. И снова пожал плечами.
— Какая-то глупость! Я, как и все, заработал при оккупации немного деньжат. Продавал бошам вино. Конечно, не вагонами...
— Дальше, дальше.
— Маргла угрожал, что донесет на меня. Я испугался. Дал себя объегорить.
— Так это угрозой Маргла добился вашего молчания и пособничества?
— Ну, пособничество, это уж слишком... Да, он мне угрожал.
— А где он сейчас?
— Думаю, в Англии.
— А почему он применял серную кислоту? Зачем ему было уродовать свои жертвы?
— Не знаю. Думаю, он просто сумасшедший. Бертрикс стукнул рукой по столу:
— Хватит!
Все от неожиданности просто подскочили. Сонье откинулся назад, как будто боялся, что его ударят. Я увидел, как под взглядом детектива меняется его лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
 https://sdvk.ru/Mebel_dlya_vannih_komnat/tumby_s_rakovinoy/ 

 Keraben Marbleous