До службы Лен частенько ночевал здесь. И его радовало, что все тут ему привычно.
Лен поглубже зарылся в сыпучее «одеяло» и впал в забытье. Только было угомонились в голове зудящие мысли, как ему показалось, будто снова кто-то вместо приветствия гаркнул:
— Ты чистый?
Между тем никто не издал ни звука. Все спали как убитые.
«Отчего же мне не быть чистым? Чист я и после встречи с Маржкой...»
Утомленный мозг был уже не в состоянии еще раз представить себе все, что он узнал от нее за долгие два часа. Бремя ужаса, которое она на него взвалила, казалось неподъемным, и теперь, мысленно ощупывая его, он так и чувствовал жестокие уколы игл, которыми оно было нашпиговано.
Но довольно об этом! Лену удалось отключиться. Он глубоко вздохнул — вернулось спокойное, ровное дыхание засыпающего.
А как она к нему ластилась, кончив долгую исповедь! Ее светло-голубые глаза, из которых вылились ручьи слез, горели жарким огнем, и Лен вдруг понял, почему он сразу не узнал их: веки у Маржки были жирно подведены тушью- От ее взгляда его обдало жаром и холодом. Словно и не было растрепавшейся прически, и на голове у нее снова шапочка с помпончиками, из-под которой торчит хвостик темно-русых и светлых волос, а на обнаженной руке, согнутой в локте — кошелка с обедом.
...Вот она прыгает к нему на колени, обнимает его за шею, прижмурив светлые глазки, и личико ее так близко к его лицу, а губы к губам, что он ясно видит на ее щеках и свежие ручейки слез, и брызги из лужи, в которую она вывалила отцовский обед...
Лен вскинулся на куче корья. От возбуждения кровь с шумом пульсировала в голове.
И тут же он вспомнил, где находится. Через резкие черные жерди стал просачиваться густой, как сметана, туман. В глазах у Лена замелькали белые шесты, подпирающие ворота плотины, потом бильярдные кии, стоявшие в подставке у стены трактира.
Он быстро улегся и сразу же забылся крепким, глубоким, похожим на обморок, сном.
ГЛАВА 3
На другой день, в полдень, Лен стоял под лесами строящегося дома пана Конопика.
Все имущество — связанные вместе миску, мастерок, молоток и отвес — он положил между носками шнурованных казенных ботинок, прислонился к сырой стене и стал ждать часу дня.
— Да будь вас хоть двадцать, я всех бы принял,— сказал ему мастер.— Работа бы шла на всех стенах. А то приходится их класть вкруговую, как чулок вязать. Можете оставаться и начинать сразу же после обеда. Становитесь к дымовым трубам, будете в паре с одним старичком, каменщик он что надо, только силенок маловато...
— Благодарствую, пан мастер!
Лен отошел к лесам. Тоскливо и страшно стало ему...
Солнце светило так ярко, что венок из жестяных листьев, деревянных лимонов и апельсинов, висевший напротив, над входом в лавку пана Конопика, отбрасывал на запыленное стекло двери тень, хорошо заметную отсюда, со стройки. Золотые буквы на вывеске сверкали.
Где угодно, только не здесь надо было просить работы. Господи! Ведь этот негодяй, по вине которого Маржка оказалась в том заведении, где Лен встретился с ней вчера, он сейчас там, напротив, за стеклянной дверью, ворочает над прилавком своей большой лысой головой, обрамленной жидкими черными волосенками, висящими сзади. Мерзавец, вот он кто!
Лен почувствовал, как неведомая сила заставила его сжать в руке молоток и сказала: «Бей!»
Вспомнив, как череп торговца поблескивал вчера в свете лампы, он спиной ощутил холодок сырой стены. Воспоминание было таким живым, что вся залитая солнцем округа на миг потемнела в его глазах, потом снова озарилась светом и опять потемнела... В третий раз темнота только мелькнула, и замершее сердце Лена вновь застучало.
Да, он лишь мячик в руках непонятной силы, не случайно закинувшей его сюда. Это она вчера после Маржкиного рассказа схватила его за плечи и подчинила себе... Но, едва подумав, что еще не поздно уйти, что на работу можно устроиться и в предместье, коль уж такая нужда в людях, он тут же начал искать причины, по которым должен остаться здесь.
До истинной причины он еще не добрался, не понимая, что именно она и гонит его отсюда, и вынуждает остаться одновременно.
Если бы в эту минуту мастер посмотрел на него, наверняка удивился бы — вроде солдат, а растерялся, как мальчишка...
В это время открылась стеклянная дверь лавки пана Конопика, и на пороге появился он сам.
Едва завидев его, Лен почувствовал слабость во всем теле.. Даже если бы захотел, сейчас он не сделал бы ни шагу. Все перед ним слилось в какое-то зеленое пятно, в центре которого торчал маленький, грузный Конопик, угодливо раскланивающийся с каждым вторым прохожим. Зеленый ореол вокруг торговца то рос, то угасал, будто кто-то помимо воли Лена управлял его зрением.
Впрочем, видение исчезло, когда пан Конопик направился через улицу к стройке. По мере того, как он приближался, зеленое марево рассеивалось и больше не мучило глаза Лена. Конопик зашел в свой будущий дом через еще не оштукатуренный дверной проем.
Узкая полоска солнечного света, пропущенная через доски лесов, упала на голову хозяина и замерла, упершись в длинную, жидкую прядь на жирной шее.
Лен повеселел. Гляди-ка, ничего не случилось! Не бросился же он на негодяя сразу, как только увидел, не вцепился ему в горло, не стукнул молотком...
Глупая мысль, но Лен довольно усмехнулся, вспомнив, что молоток у него рядышком, в связке инструментов.
А ведь и впрямь глупость какая-то: что ему до всех до них? Ведь сам-то он ни в чем не провинился, ничем не запятнан! Он в ответе только за себя и должен радоваться, что получил работу и не надо больше рыскать по Праге. Впрочем, что ж рыскать, когда кругом нужда в руках...
«Мое дело сторона. Маржку в притон никто не гнал! — решил Лен, но ему тут же подумалось: — Конечно, не случись беда — не пошел бы Криштоф топиться...»
— Время! — раздался громкий выкрик на лесах прямо у него над головой.
Лен бодро поднял инструменты и первым из рабочих ступил, вернее, прыгнул на доски, заменявшие будущий пол у входа. В полумраке он не заметил пана Конопика, который как раз сделал шаг назад, оглядывая, задрав голову, будущие владения.
Неловко наткнувшись на него, Лен сбил с головы хозяина ермолку, какую обычно носят торговцы. На мгновение он совсем близко увидел большущий, круглый, совершенно лысый череп Конопика, который тот напрасно старался прикрыть тощими прядками, упрямо падавшими на шею. Эта картина надолго запомнилась Лену.
Сверх всякого ожидания пан Конопик проворно наклонился за ермолкой и, держа ее в руках, шагнул к Лену, явно не имея злого умысла. Он поднял свои сощуренные, близорукие глаза вровень с подбородком Лена, чтобы рассмотреть его получше. Лен различил бисеринки пота на мясистом, бело-розовом лице Конопика.
Во взгляде толстяка мелькнул испуг, щелки глаз раскрылись, и Лен подивился, до чего ж у него жалкий взгляд! Воспаленные веки без ресниц, белки в красных прожилках... Выцветшие, когда-то черные глаза, подернутые серой пеленой, смотрели на Лена по-животному дико и жалобно. Лен потом долго содрогался, вспоминая этот взгляд.
Пан Конопик, нахлобучив ермолку на макушку, неестественно писклявым голосом закричал:
— Вы что, не можете поосторожнее?! Так недолго и кости переломать человеку!
Какие там кости — Лен лишь слегка его толкнул. Цена таким крикам известна — так петушатся слабаки, когда им ничто не угрожает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Лен поглубже зарылся в сыпучее «одеяло» и впал в забытье. Только было угомонились в голове зудящие мысли, как ему показалось, будто снова кто-то вместо приветствия гаркнул:
— Ты чистый?
Между тем никто не издал ни звука. Все спали как убитые.
«Отчего же мне не быть чистым? Чист я и после встречи с Маржкой...»
Утомленный мозг был уже не в состоянии еще раз представить себе все, что он узнал от нее за долгие два часа. Бремя ужаса, которое она на него взвалила, казалось неподъемным, и теперь, мысленно ощупывая его, он так и чувствовал жестокие уколы игл, которыми оно было нашпиговано.
Но довольно об этом! Лену удалось отключиться. Он глубоко вздохнул — вернулось спокойное, ровное дыхание засыпающего.
А как она к нему ластилась, кончив долгую исповедь! Ее светло-голубые глаза, из которых вылились ручьи слез, горели жарким огнем, и Лен вдруг понял, почему он сразу не узнал их: веки у Маржки были жирно подведены тушью- От ее взгляда его обдало жаром и холодом. Словно и не было растрепавшейся прически, и на голове у нее снова шапочка с помпончиками, из-под которой торчит хвостик темно-русых и светлых волос, а на обнаженной руке, согнутой в локте — кошелка с обедом.
...Вот она прыгает к нему на колени, обнимает его за шею, прижмурив светлые глазки, и личико ее так близко к его лицу, а губы к губам, что он ясно видит на ее щеках и свежие ручейки слез, и брызги из лужи, в которую она вывалила отцовский обед...
Лен вскинулся на куче корья. От возбуждения кровь с шумом пульсировала в голове.
И тут же он вспомнил, где находится. Через резкие черные жерди стал просачиваться густой, как сметана, туман. В глазах у Лена замелькали белые шесты, подпирающие ворота плотины, потом бильярдные кии, стоявшие в подставке у стены трактира.
Он быстро улегся и сразу же забылся крепким, глубоким, похожим на обморок, сном.
ГЛАВА 3
На другой день, в полдень, Лен стоял под лесами строящегося дома пана Конопика.
Все имущество — связанные вместе миску, мастерок, молоток и отвес — он положил между носками шнурованных казенных ботинок, прислонился к сырой стене и стал ждать часу дня.
— Да будь вас хоть двадцать, я всех бы принял,— сказал ему мастер.— Работа бы шла на всех стенах. А то приходится их класть вкруговую, как чулок вязать. Можете оставаться и начинать сразу же после обеда. Становитесь к дымовым трубам, будете в паре с одним старичком, каменщик он что надо, только силенок маловато...
— Благодарствую, пан мастер!
Лен отошел к лесам. Тоскливо и страшно стало ему...
Солнце светило так ярко, что венок из жестяных листьев, деревянных лимонов и апельсинов, висевший напротив, над входом в лавку пана Конопика, отбрасывал на запыленное стекло двери тень, хорошо заметную отсюда, со стройки. Золотые буквы на вывеске сверкали.
Где угодно, только не здесь надо было просить работы. Господи! Ведь этот негодяй, по вине которого Маржка оказалась в том заведении, где Лен встретился с ней вчера, он сейчас там, напротив, за стеклянной дверью, ворочает над прилавком своей большой лысой головой, обрамленной жидкими черными волосенками, висящими сзади. Мерзавец, вот он кто!
Лен почувствовал, как неведомая сила заставила его сжать в руке молоток и сказала: «Бей!»
Вспомнив, как череп торговца поблескивал вчера в свете лампы, он спиной ощутил холодок сырой стены. Воспоминание было таким живым, что вся залитая солнцем округа на миг потемнела в его глазах, потом снова озарилась светом и опять потемнела... В третий раз темнота только мелькнула, и замершее сердце Лена вновь застучало.
Да, он лишь мячик в руках непонятной силы, не случайно закинувшей его сюда. Это она вчера после Маржкиного рассказа схватила его за плечи и подчинила себе... Но, едва подумав, что еще не поздно уйти, что на работу можно устроиться и в предместье, коль уж такая нужда в людях, он тут же начал искать причины, по которым должен остаться здесь.
До истинной причины он еще не добрался, не понимая, что именно она и гонит его отсюда, и вынуждает остаться одновременно.
Если бы в эту минуту мастер посмотрел на него, наверняка удивился бы — вроде солдат, а растерялся, как мальчишка...
В это время открылась стеклянная дверь лавки пана Конопика, и на пороге появился он сам.
Едва завидев его, Лен почувствовал слабость во всем теле.. Даже если бы захотел, сейчас он не сделал бы ни шагу. Все перед ним слилось в какое-то зеленое пятно, в центре которого торчал маленький, грузный Конопик, угодливо раскланивающийся с каждым вторым прохожим. Зеленый ореол вокруг торговца то рос, то угасал, будто кто-то помимо воли Лена управлял его зрением.
Впрочем, видение исчезло, когда пан Конопик направился через улицу к стройке. По мере того, как он приближался, зеленое марево рассеивалось и больше не мучило глаза Лена. Конопик зашел в свой будущий дом через еще не оштукатуренный дверной проем.
Узкая полоска солнечного света, пропущенная через доски лесов, упала на голову хозяина и замерла, упершись в длинную, жидкую прядь на жирной шее.
Лен повеселел. Гляди-ка, ничего не случилось! Не бросился же он на негодяя сразу, как только увидел, не вцепился ему в горло, не стукнул молотком...
Глупая мысль, но Лен довольно усмехнулся, вспомнив, что молоток у него рядышком, в связке инструментов.
А ведь и впрямь глупость какая-то: что ему до всех до них? Ведь сам-то он ни в чем не провинился, ничем не запятнан! Он в ответе только за себя и должен радоваться, что получил работу и не надо больше рыскать по Праге. Впрочем, что ж рыскать, когда кругом нужда в руках...
«Мое дело сторона. Маржку в притон никто не гнал! — решил Лен, но ему тут же подумалось: — Конечно, не случись беда — не пошел бы Криштоф топиться...»
— Время! — раздался громкий выкрик на лесах прямо у него над головой.
Лен бодро поднял инструменты и первым из рабочих ступил, вернее, прыгнул на доски, заменявшие будущий пол у входа. В полумраке он не заметил пана Конопика, который как раз сделал шаг назад, оглядывая, задрав голову, будущие владения.
Неловко наткнувшись на него, Лен сбил с головы хозяина ермолку, какую обычно носят торговцы. На мгновение он совсем близко увидел большущий, круглый, совершенно лысый череп Конопика, который тот напрасно старался прикрыть тощими прядками, упрямо падавшими на шею. Эта картина надолго запомнилась Лену.
Сверх всякого ожидания пан Конопик проворно наклонился за ермолкой и, держа ее в руках, шагнул к Лену, явно не имея злого умысла. Он поднял свои сощуренные, близорукие глаза вровень с подбородком Лена, чтобы рассмотреть его получше. Лен различил бисеринки пота на мясистом, бело-розовом лице Конопика.
Во взгляде толстяка мелькнул испуг, щелки глаз раскрылись, и Лен подивился, до чего ж у него жалкий взгляд! Воспаленные веки без ресниц, белки в красных прожилках... Выцветшие, когда-то черные глаза, подернутые серой пеленой, смотрели на Лена по-животному дико и жалобно. Лен потом долго содрогался, вспоминая этот взгляд.
Пан Конопик, нахлобучив ермолку на макушку, неестественно писклявым голосом закричал:
— Вы что, не можете поосторожнее?! Так недолго и кости переломать человеку!
Какие там кости — Лен лишь слегка его толкнул. Цена таким крикам известна — так петушатся слабаки, когда им ничто не угрожает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45