а ведь [обычная ] логика, которая стала популярной благодаря
психологическим и антропологическим добавлениям, не достигает даже и этой
цели. То изложение логики доставляло бы уму образ методически упорядоченного
целого, хотя сама душа этого построения - метод, - имеющая свою жизнь в
диалектическом, в нем не обнаруживалась бы.
Что касается образования и отношения индивида к логике, то я в заключение
еще отмечу, что эта наука, подобно грамматике, выступает в двух видах или
имеет двоякого рода ценность. Она нечто одно для тех, кто только приступает
к ней и вообще к наукам, и нечто другое для тех, кто возвращается к ней от
них. Тот, кто только начинает знакомиться с грамматикой, находит в ее формах
и законах сухие абстракции, случайные правила и вообще множество
обособленных друг от друга определений, показывающих лишь ценность и
значение того, что заключается в их непосредственном смысле; сначала
познание не познает в них ничего кроме них. Напротив, кто владеет
каким-нибудь языком и в то же время знает и другие языки, которые он
сопоставляет с ним, только тот и может почувствовать дух и образованность
народа в грамматике его языка; эти же правила и формы имеют теперь для него
наполненную содержанием, живую ценность. Он в состоянии через грамматику
познать выражение духа вообще - логику. Точно так же тот, кто только
приступает к науке, находит сначала в логике изолированную систему
абстракций, ограничивающуюся самой собой, не захватывающую других знаний и
наук. В сопоставлении с богатством представления о мире (Weltvorstel-lung),
с реально выступающим содержанием других наук и в сравнении с обещанием
абсолютной науки раскрыть сущность этого богатства, внутреннюю природу духа
и мира, истину, эта наука в ее абстрактном виде, в бесцветной, холодной
простоте ее чистых определений кажется скорее исполняющей все что угодно,
только не это обещание, и противостоящей этому богатству как лишенная
содержания. При первом знакомстве с логикой ее значение ограничивают только
ею самой; ее содержание признается только изолированным занятием
определениями мысли, наряду с которым другие научные занятия имеют
собственный самостоятельный материал и содержание, на которые логическое
оказывает разве что формальное влияние, и притом такое влияние, которое
скорее осуществляется само собой и в отношении которого можно, конечно, в
крайнем случае обойтись без научной формы и ее изучения. Другие науки
отбросили в целом метод, придерживающийся строгих правил и дающий ряд
дефиниций, аксиом, теорем и их доказательств и т. д.; так называемая
естественная логика приобретает в них силу самостоятельно и обходится без
особого, направленного на само мышление познания. Кроме того, материал и
содержание этих наук, взятые сами по себе, остаются независимыми от
логического и они более привлекательны и для ощущения, чувства,
представления и всякого рода практических интересов.
Таким образом, логику приходится, конечно, первоначально изучать как
нечто такое, что мы, правда, понимаем и постигаем, но в чем мы не находим
сначала широты, глубины и более значительного смысла. Лишь на основе более
глубокого знания других наук логическое возвышается для субъективного духа
не только как абстрактно всеобщее, но и как всеобщее, охватывающее собой
также богатство особенного, подобно тому как одно и то же нравоучительное
изречение в устах юноши, понимающего его совершенно правильно, не имеет [для
него] той значимости и широты, которые оно имеет для духа умудренного
житейским опытом зрелого мужа; для последнего этот опыт раскрывает всю силу
заключенного в таком изречении содержания. Таким образом, логическое
получает свою истинную оценку, когда оно становится результатом опыта наук.
Этот опыт являет духу это логическое как всеобщую истину, являет его не как
некоторое особое знание наряду с другими материями и реальностями, а как
сущность всего этого прочего содержания.
Хотя логическое в начале [его] изучения не существует для духа в этой
сознательной силе, он благодаря этому изучению не в меньшей мере вбирает в
себя ту силу, которая ведет его ко всякой истине. Система логики - это
царство теней, мир простых сущностей, освобожденных от всякой чувственной
конкретности. Изучение этой науки, длительное пребывание и работа в этом
царстве теней есть абсолютная культура и дисциплина сознания. Сознание
занимается здесь делом, далеким от чувственных созерцаний и целей, от
чувств, от мира представлений, имеющих лишь характер мнения. Рассматриваемое
со своей отрицательной стороны, это занятие состоит в недопущении
случайности резонирующего мышления и произвола, выражающегося в том, что
задумываются над вот этими или противоположными им основаниями и признают их
[правильными].
Но главным образом благодаря этому занятию мысль приобретает
самостоятельность и независимость. Она привыкает вращаться в абстракциях и
двигаться вперед с помощью понятий без чувственных субстратов, становится
бессознательной мощью, способностью вбирать в себя все остальное
многообразие знаний и наук в разумную форму, схватывать и удерживать их
суть, отбрасывать внешнее и таким образом извлекать из них логическое, или,
что то же самое, наполнять содержанием всякой истины абстрактную основу
логического, ранее приобретенную посредством изучения, и придавать
логическому ценность такого всеобщего, которое больше уже не находится как
нечто особенное рядом с другим особенным, а возвышается над всем этим и
составляет его сущность, то, что абсолютно истинно.
Всеобщее деление логики
Из того, что нами было сказано о понятии этой науки и о том, где оно
находит свое обоснование, вытекает, что всеобщее деление может быть здесь
лишь предварительным, может быть указано как будто лишь постольку, поскольку
автор уже знаком с этой наукой и потому в состоянии здесь заранее указать
исторически (historisch), к каким основным различиям определит себя понятие
в своем развитии.
Можно, однако, попытаться заранее объяснить в общем (in allgemeinen) то,
что требуется для деления, хотя и для этого необходимо прибегать к методу,
который приобретает свою полную ясность и обоснование только в рамках самой
науки. - Итак, прежде всего следует напомнить, что мы здесь исходим из
предпосылки, что деление должно находиться в связи с понятием или, вернее,
заключаться в нем самом. Понятие не неопределенно, а определенно в самом
себе; деление же выражает в развитом виде эту его определенность; оно есть
его суждение, не суждение о каком-нибудь внешне взятом предмете, а процесс
суждения, т. е. процесс определения понятия в нем же самом. Прямоугольность,
остроугольность и т. д., так же как и равносторонность и т. д., по каковым
определениям делят треугольники, заключаются не в определенности самого
треугольника, т. е. не в том, что обычно называют понятием треугольника,
точно так же как те определения, по которым животных делят на млекопитающих,
птиц и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281
психологическим и антропологическим добавлениям, не достигает даже и этой
цели. То изложение логики доставляло бы уму образ методически упорядоченного
целого, хотя сама душа этого построения - метод, - имеющая свою жизнь в
диалектическом, в нем не обнаруживалась бы.
Что касается образования и отношения индивида к логике, то я в заключение
еще отмечу, что эта наука, подобно грамматике, выступает в двух видах или
имеет двоякого рода ценность. Она нечто одно для тех, кто только приступает
к ней и вообще к наукам, и нечто другое для тех, кто возвращается к ней от
них. Тот, кто только начинает знакомиться с грамматикой, находит в ее формах
и законах сухие абстракции, случайные правила и вообще множество
обособленных друг от друга определений, показывающих лишь ценность и
значение того, что заключается в их непосредственном смысле; сначала
познание не познает в них ничего кроме них. Напротив, кто владеет
каким-нибудь языком и в то же время знает и другие языки, которые он
сопоставляет с ним, только тот и может почувствовать дух и образованность
народа в грамматике его языка; эти же правила и формы имеют теперь для него
наполненную содержанием, живую ценность. Он в состоянии через грамматику
познать выражение духа вообще - логику. Точно так же тот, кто только
приступает к науке, находит сначала в логике изолированную систему
абстракций, ограничивающуюся самой собой, не захватывающую других знаний и
наук. В сопоставлении с богатством представления о мире (Weltvorstel-lung),
с реально выступающим содержанием других наук и в сравнении с обещанием
абсолютной науки раскрыть сущность этого богатства, внутреннюю природу духа
и мира, истину, эта наука в ее абстрактном виде, в бесцветной, холодной
простоте ее чистых определений кажется скорее исполняющей все что угодно,
только не это обещание, и противостоящей этому богатству как лишенная
содержания. При первом знакомстве с логикой ее значение ограничивают только
ею самой; ее содержание признается только изолированным занятием
определениями мысли, наряду с которым другие научные занятия имеют
собственный самостоятельный материал и содержание, на которые логическое
оказывает разве что формальное влияние, и притом такое влияние, которое
скорее осуществляется само собой и в отношении которого можно, конечно, в
крайнем случае обойтись без научной формы и ее изучения. Другие науки
отбросили в целом метод, придерживающийся строгих правил и дающий ряд
дефиниций, аксиом, теорем и их доказательств и т. д.; так называемая
естественная логика приобретает в них силу самостоятельно и обходится без
особого, направленного на само мышление познания. Кроме того, материал и
содержание этих наук, взятые сами по себе, остаются независимыми от
логического и они более привлекательны и для ощущения, чувства,
представления и всякого рода практических интересов.
Таким образом, логику приходится, конечно, первоначально изучать как
нечто такое, что мы, правда, понимаем и постигаем, но в чем мы не находим
сначала широты, глубины и более значительного смысла. Лишь на основе более
глубокого знания других наук логическое возвышается для субъективного духа
не только как абстрактно всеобщее, но и как всеобщее, охватывающее собой
также богатство особенного, подобно тому как одно и то же нравоучительное
изречение в устах юноши, понимающего его совершенно правильно, не имеет [для
него] той значимости и широты, которые оно имеет для духа умудренного
житейским опытом зрелого мужа; для последнего этот опыт раскрывает всю силу
заключенного в таком изречении содержания. Таким образом, логическое
получает свою истинную оценку, когда оно становится результатом опыта наук.
Этот опыт являет духу это логическое как всеобщую истину, являет его не как
некоторое особое знание наряду с другими материями и реальностями, а как
сущность всего этого прочего содержания.
Хотя логическое в начале [его] изучения не существует для духа в этой
сознательной силе, он благодаря этому изучению не в меньшей мере вбирает в
себя ту силу, которая ведет его ко всякой истине. Система логики - это
царство теней, мир простых сущностей, освобожденных от всякой чувственной
конкретности. Изучение этой науки, длительное пребывание и работа в этом
царстве теней есть абсолютная культура и дисциплина сознания. Сознание
занимается здесь делом, далеким от чувственных созерцаний и целей, от
чувств, от мира представлений, имеющих лишь характер мнения. Рассматриваемое
со своей отрицательной стороны, это занятие состоит в недопущении
случайности резонирующего мышления и произвола, выражающегося в том, что
задумываются над вот этими или противоположными им основаниями и признают их
[правильными].
Но главным образом благодаря этому занятию мысль приобретает
самостоятельность и независимость. Она привыкает вращаться в абстракциях и
двигаться вперед с помощью понятий без чувственных субстратов, становится
бессознательной мощью, способностью вбирать в себя все остальное
многообразие знаний и наук в разумную форму, схватывать и удерживать их
суть, отбрасывать внешнее и таким образом извлекать из них логическое, или,
что то же самое, наполнять содержанием всякой истины абстрактную основу
логического, ранее приобретенную посредством изучения, и придавать
логическому ценность такого всеобщего, которое больше уже не находится как
нечто особенное рядом с другим особенным, а возвышается над всем этим и
составляет его сущность, то, что абсолютно истинно.
Всеобщее деление логики
Из того, что нами было сказано о понятии этой науки и о том, где оно
находит свое обоснование, вытекает, что всеобщее деление может быть здесь
лишь предварительным, может быть указано как будто лишь постольку, поскольку
автор уже знаком с этой наукой и потому в состоянии здесь заранее указать
исторически (historisch), к каким основным различиям определит себя понятие
в своем развитии.
Можно, однако, попытаться заранее объяснить в общем (in allgemeinen) то,
что требуется для деления, хотя и для этого необходимо прибегать к методу,
который приобретает свою полную ясность и обоснование только в рамках самой
науки. - Итак, прежде всего следует напомнить, что мы здесь исходим из
предпосылки, что деление должно находиться в связи с понятием или, вернее,
заключаться в нем самом. Понятие не неопределенно, а определенно в самом
себе; деление же выражает в развитом виде эту его определенность; оно есть
его суждение, не суждение о каком-нибудь внешне взятом предмете, а процесс
суждения, т. е. процесс определения понятия в нем же самом. Прямоугольность,
остроугольность и т. д., так же как и равносторонность и т. д., по каковым
определениям делят треугольники, заключаются не в определенности самого
треугольника, т. е. не в том, что обычно называют понятием треугольника,
точно так же как те определения, по которым животных делят на млекопитающих,
птиц и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281