Содержанием целого ряда дру-
гих рисунков, которые она создавала во время сеансов, сопровождая ими свои
рассказы или же молча, были разнообразные существа, дети, птицы, змеи, куклы -
все с бесконечно вытянутыми в длину руками, ногами, клювами и хвостами. На
другом рисунке, относящемся к тому же периоду, она с быстротой молнии изобразила
все то, чем она хотела бы быть: мальчика (для того, чтобы иметь член), куклу
(чтобы быть самой любимой), собачку (которая была для нее представителем
мужского пола) и юнгу, позаимствованного ею из фантазии, в которой она одна
сопровождает в виде мальчика своего отца в кругосветном путешествии. Над всеми
этими фигурами находился еще рисунок из сказки, которую она частью слышала,
частью выдумала сама: ведьма, вырывающая великану волосы. Т.е. опять-таки
изображение кастрации, в которой она в то время обвиняла свою мать. Удивительное
впечатление производила серия картин из гораздо более позднего периода, где в
противоположность этому королева дает маленькой принцессе, стоящей перед ней,
прекрасный цветок на длинном стебельке (очевидно, опять символ penisa). Совсем
иными были рисунки маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости. Она
иногда сопровождала иллюстрациями рассказы о своих анальных фантазиях, которые
заполняли первую часть ее анализа. Так, например, она нарисовала сказочную
страну, где все обильем дышит, в которой люди вместо того, чтобы проесть себе
дорогу через горы каши и пирогов, как они это делают в сказке, должны съедать
громадные кучи навоза. Кроме того, у меня есть целый ряд ее рисунков, которые
изображают в нежнейших тонах цветы и сады и выполнены с величайшей
тщательностью, чистотой и аккуратностью. Рисунки эти относятся к тому именно пе-
риоду, когда она рассказывала мне свои отвратительные анальные сны наяву. Я
боюсь, что я нарисовала вам до сих пор слишком идеальную картину соотношений при
детском анализе. Члены семьи охотно дают необходимые сведения; ребенок сам
оказывается усердным толкователем сновидений, рассказы-
44
А. Фрейд
вает нам свои многочисленные дневные фантазии идостав-ляет нам кроме того целые
серии интересных рисунков, на основании которых можно сделать те или иные выводы
о его бессознательных побуждениях. После всего вышеизложенного, казалось бы, не
совсем понятно, почему детский анализ до сих пор считается особенно трудной
областью аналитической техники и почему многие аналитики заявляют, что они не
знают, как приступить к лечению детей. Ответить на это нетрудно. Все описанные
мною преимущества аннулируются благодаря тому, что ребенок отказывается давать
нам свободные ассоциации. Он ставит аналитика в затруднительное положение
вследствие того, что основной прием, на котором построена собственно
аналитическая техника, им почти совершенно неприменим. Требования, предъявляемые
к взрослым пациентам, как то: удобное лежачее положение, сознательное решение не
подвергать критике приходящие ему в голову мысли, сообщать аналитику все без
исключения и обнажать, таким образом, то, что скрывается под поверхностью его
сознания, находятся в явном противоречии с сущностью ребенка. Разумеется,
совершенно верно, что ребенка, которого вы привязали к себе вышеописанным
образом и который испытывает необходимость в вас, можно заставить сделать
многое. Он согласится иногда на ваше предложение дать свободные ассоциации, но
только на короткое время и в угоду аналитику. Полученные таким образом свободные
ассоциации могут оказаться очень полезными и в случае затруднительной ситуации
приносят нам иногда неожиданное объяснение. Однако, они всегда имеют характер
однократного вспомогательного момента, а не прочного базиса, на который должна
опираться вся аналитическая работа. Находясь в затруднительном положении и не
зная, что предпринять дальше, я иногда предлагала одной маленькой девочке,
которая была особенно послушна при анализе и охотно исполняла мои желания и
которая при больших способностях к рисованию отличалась прекрасной зрительной
памятью, - "видеть какие-нибудь картины". Тогда она садилась на корточки с
закрытыми глазами и прислушивалась к тому, что происходило в ней. Таким образом
она действительно дала мне объяснение длительной ситуации, обусловленной
сопротивлением. Темой наших бесед была тогда борьба с онанизмом и ос-
Лекция 2. Приемы детского анализа
45
вобождение от няни, к которой она относилась с удвоенной нежностью для того,
чтобы защитить себя от моих попыток уничтожить ее привязанность. Я предложила ей
"увидеть какую-нибудь картину", и первая картина, которая ей представилась,
была: "няня улетает через море". В дополнение она сообщила, что вокруг меня
танцевало много чертей и это означало, что я заставлю няню уйти, но тогда у нее
не будет защиты от онанистического искушения, и я сделаю ее "гадкой". Иногда на
помощь нам приходят нечаянные и невольные ассоциации, и даже чаще, чем
ассоциации, возникающие по нашему предложению и по желанию пациента. Здесь я
опять привожу в пример случай с маленькой девочкой, страдавшей неврозом
навязчивости. В наиболее важный период анализа нужно было ясно показать ей, что
она испытывает к своей матери ненависть, от которой она до сих пор ограждала
себя созданием своего "черта", безличного олицетворения всех побуждений
ненависти. Хотя она до сих пор охотно следовала за мной в анализе, но в этом
месте она начала проявлять сопротивление. Одновременно с этим она проявляла в
домашней обстановке на каждом шагу упрямство и злость, и по этому поводу я
доказывала ей ежедневно, что вести себя так плохо можно только по отношению к
человеку, которого ненавидишь. В итоге она внешне как будто уступила под влия-
нием приведенных мною новых и новых доказательств, но теперь она хотела узнать у
меня также и причину чувства ненависти к якобы очень любимой матери. Я
отказывалась дать ей об этом дальнейшие сведения, так как я тоже не знала этой
причины. После минутного молчания она сказала: "Я всегда думаю, что причиной
этого является сновидение, которое я видела когда-то (несколько недель назад) и
которого мы так и не поняли". (Я прошу ее повторить содержание этого сновидения,
что она охотно исполняет): "Там были все куклы, и мой зайчик тоже был там. Тогда
я ушла, а зайчик начал горько плакать. Мне стало так жаль зайчика. Мне кажется,
что я теперь всегда подражаю зайчику и плачу поэтому так, как он". В действи-
тельности было, конечно, обратное; не она подражала зайчику, а зайчик подражал
ей. Она сама представляет в этом сновидении мать и обращается с зайчиком так,
как мать обращалась с ней. Ассоциируя это сновидения с вопросом о причине
ненависти к матери, она находит, наконец, тот упрек, которого ее сознание не
хотело сделать матери:
46
А. Фрейд
мать постоянно уходила именно тогда, когда ребенок больше всего нуждался в ней.
Несколько дней спустя она еще раз повторяет этот процесс. Я настойчиво стараюсь
привести ее вновь к этой теме после того, как ее грустное настроение,
прояснившееся на минуту, опять овладевает ею. Она ничего не отвечает, но вдруг
говорит с глубокой задумчивостью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
гих рисунков, которые она создавала во время сеансов, сопровождая ими свои
рассказы или же молча, были разнообразные существа, дети, птицы, змеи, куклы -
все с бесконечно вытянутыми в длину руками, ногами, клювами и хвостами. На
другом рисунке, относящемся к тому же периоду, она с быстротой молнии изобразила
все то, чем она хотела бы быть: мальчика (для того, чтобы иметь член), куклу
(чтобы быть самой любимой), собачку (которая была для нее представителем
мужского пола) и юнгу, позаимствованного ею из фантазии, в которой она одна
сопровождает в виде мальчика своего отца в кругосветном путешествии. Над всеми
этими фигурами находился еще рисунок из сказки, которую она частью слышала,
частью выдумала сама: ведьма, вырывающая великану волосы. Т.е. опять-таки
изображение кастрации, в которой она в то время обвиняла свою мать. Удивительное
впечатление производила серия картин из гораздо более позднего периода, где в
противоположность этому королева дает маленькой принцессе, стоящей перед ней,
прекрасный цветок на длинном стебельке (очевидно, опять символ penisa). Совсем
иными были рисунки маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости. Она
иногда сопровождала иллюстрациями рассказы о своих анальных фантазиях, которые
заполняли первую часть ее анализа. Так, например, она нарисовала сказочную
страну, где все обильем дышит, в которой люди вместо того, чтобы проесть себе
дорогу через горы каши и пирогов, как они это делают в сказке, должны съедать
громадные кучи навоза. Кроме того, у меня есть целый ряд ее рисунков, которые
изображают в нежнейших тонах цветы и сады и выполнены с величайшей
тщательностью, чистотой и аккуратностью. Рисунки эти относятся к тому именно пе-
риоду, когда она рассказывала мне свои отвратительные анальные сны наяву. Я
боюсь, что я нарисовала вам до сих пор слишком идеальную картину соотношений при
детском анализе. Члены семьи охотно дают необходимые сведения; ребенок сам
оказывается усердным толкователем сновидений, рассказы-
44
А. Фрейд
вает нам свои многочисленные дневные фантазии идостав-ляет нам кроме того целые
серии интересных рисунков, на основании которых можно сделать те или иные выводы
о его бессознательных побуждениях. После всего вышеизложенного, казалось бы, не
совсем понятно, почему детский анализ до сих пор считается особенно трудной
областью аналитической техники и почему многие аналитики заявляют, что они не
знают, как приступить к лечению детей. Ответить на это нетрудно. Все описанные
мною преимущества аннулируются благодаря тому, что ребенок отказывается давать
нам свободные ассоциации. Он ставит аналитика в затруднительное положение
вследствие того, что основной прием, на котором построена собственно
аналитическая техника, им почти совершенно неприменим. Требования, предъявляемые
к взрослым пациентам, как то: удобное лежачее положение, сознательное решение не
подвергать критике приходящие ему в голову мысли, сообщать аналитику все без
исключения и обнажать, таким образом, то, что скрывается под поверхностью его
сознания, находятся в явном противоречии с сущностью ребенка. Разумеется,
совершенно верно, что ребенка, которого вы привязали к себе вышеописанным
образом и который испытывает необходимость в вас, можно заставить сделать
многое. Он согласится иногда на ваше предложение дать свободные ассоциации, но
только на короткое время и в угоду аналитику. Полученные таким образом свободные
ассоциации могут оказаться очень полезными и в случае затруднительной ситуации
приносят нам иногда неожиданное объяснение. Однако, они всегда имеют характер
однократного вспомогательного момента, а не прочного базиса, на который должна
опираться вся аналитическая работа. Находясь в затруднительном положении и не
зная, что предпринять дальше, я иногда предлагала одной маленькой девочке,
которая была особенно послушна при анализе и охотно исполняла мои желания и
которая при больших способностях к рисованию отличалась прекрасной зрительной
памятью, - "видеть какие-нибудь картины". Тогда она садилась на корточки с
закрытыми глазами и прислушивалась к тому, что происходило в ней. Таким образом
она действительно дала мне объяснение длительной ситуации, обусловленной
сопротивлением. Темой наших бесед была тогда борьба с онанизмом и ос-
Лекция 2. Приемы детского анализа
45
вобождение от няни, к которой она относилась с удвоенной нежностью для того,
чтобы защитить себя от моих попыток уничтожить ее привязанность. Я предложила ей
"увидеть какую-нибудь картину", и первая картина, которая ей представилась,
была: "няня улетает через море". В дополнение она сообщила, что вокруг меня
танцевало много чертей и это означало, что я заставлю няню уйти, но тогда у нее
не будет защиты от онанистического искушения, и я сделаю ее "гадкой". Иногда на
помощь нам приходят нечаянные и невольные ассоциации, и даже чаще, чем
ассоциации, возникающие по нашему предложению и по желанию пациента. Здесь я
опять привожу в пример случай с маленькой девочкой, страдавшей неврозом
навязчивости. В наиболее важный период анализа нужно было ясно показать ей, что
она испытывает к своей матери ненависть, от которой она до сих пор ограждала
себя созданием своего "черта", безличного олицетворения всех побуждений
ненависти. Хотя она до сих пор охотно следовала за мной в анализе, но в этом
месте она начала проявлять сопротивление. Одновременно с этим она проявляла в
домашней обстановке на каждом шагу упрямство и злость, и по этому поводу я
доказывала ей ежедневно, что вести себя так плохо можно только по отношению к
человеку, которого ненавидишь. В итоге она внешне как будто уступила под влия-
нием приведенных мною новых и новых доказательств, но теперь она хотела узнать у
меня также и причину чувства ненависти к якобы очень любимой матери. Я
отказывалась дать ей об этом дальнейшие сведения, так как я тоже не знала этой
причины. После минутного молчания она сказала: "Я всегда думаю, что причиной
этого является сновидение, которое я видела когда-то (несколько недель назад) и
которого мы так и не поняли". (Я прошу ее повторить содержание этого сновидения,
что она охотно исполняет): "Там были все куклы, и мой зайчик тоже был там. Тогда
я ушла, а зайчик начал горько плакать. Мне стало так жаль зайчика. Мне кажется,
что я теперь всегда подражаю зайчику и плачу поэтому так, как он". В действи-
тельности было, конечно, обратное; не она подражала зайчику, а зайчик подражал
ей. Она сама представляет в этом сновидении мать и обращается с зайчиком так,
как мать обращалась с ней. Ассоциируя это сновидения с вопросом о причине
ненависти к матери, она находит, наконец, тот упрек, которого ее сознание не
хотело сделать матери:
46
А. Фрейд
мать постоянно уходила именно тогда, когда ребенок больше всего нуждался в ней.
Несколько дней спустя она еще раз повторяет этот процесс. Я настойчиво стараюсь
привести ее вновь к этой теме после того, как ее грустное настроение,
прояснившееся на минуту, опять овладевает ею. Она ничего не отвечает, но вдруг
говорит с глубокой задумчивостью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152