Толика удачи ему сейчас не помешала бы: ровно столько, чтоб предчувствие победы и торжества стерло ощущение грядущей потери.
Он вперил взор в наступающие колонны тасситов, скрытые клубами пыли. Что-то происходило там, на равнине, что-то непонятное и неясное; пыльное облако клубилось, обтекало Фирату рогами полумесяца, и сквозь серую его пелену просвечивали контуры огромных повозок, влекомых не быками, а людьми. Люди, смуглые и полуголые, тащили их вперед и вперед, прячась от одисарских стрел за высокими колесами и бортами; вслед им бурой рекой текли орды всадников на рогатых скакунах, колыхались подъятые копья, слышались воинственные возгласы. Ветер развевал бычьи хвосты на высоких шестах, трепал перья – знаки отанчей и кодаутов. Воины прерии шли на штурм.
– Клыки Хардара! – Широкоскулое лицо Грхаба помрачнело. Сейчас он выглядел еще более угрюмым, чем всегда, и в его прищуренных глазах мелькало беспокойство. – Клыки Хардара! – повторил сеннамит. – Плохи наши дела, балам; не успеет солнце подняться на ладонь, как эти пожиратели грязи набросятся на нас со всех четырех сторон.
– Почему? – спросил Дженнак, всматриваясь в серое облако. – Им не подобраться ни с юга, ни с севера, ни с востока… Как они пройдут сквозь заросли тоаче, наставник?
– Пройдут. Теперь пройдут! Видишь повозки? Думаю, на них сухая трава. Пустят возы вперед, сокрушат преграду, если не получится – сожгут… А потом полезут на стены!
Очевидно, Аскара тоже разгадал этот план; на вышке тревожно загрохотал барабан, послышались резкие слова команды, и запасные бойцы, разделившись, начали подниматься от впадины колодца к южному и северному частоколам, где оборонялись Квамма и Орри. Восточную сторону Фираты, обращенную к одиссарским землям, охраняла теперь лишь одна таркола; все воины стояли по периметру крепости, и ждать помощи было неоткуда. Разве что Оротана не отдав приказ к атаке, поспешит взойти на фиратский вал, чтобы лечь под клинками одиссарского наследника… Но он явно не торопился.
Сильные пальцы стиснули нагое плечо Дженнака.
– Слушай, балам… – Грхаб склонился к нему, обдавая жарким дыханием щеку. – Здесь все кончено, понимаешь? Все! И если даже ты разделаешься с тем койотом, которого мы ждем, твоя победа ничего не изменит. Ничего!
– Ну так что же? – спросил Дженнак, наблюдая, как тяжелые возы вломились в заросли тоаче. Кактус был крепок, однако не устоял под напором огромных колес, окованных бронзой. Ядовито-зеленые стволы с воздетыми к небесам отростками – словно люди, молившие о пощаде – падали один за другим с резким хрустом.
– Бери свою женщину, бери десяток воинов и уходи! – сказал Грхаб. – Еще есть время. Ты наследник, и твоя жизнь дороже сотни крепостей в этой поганой степи!
– Этому ты меня не учил, наставник. Не учил убегать! Моя сетанна…
– Пусть пожрет ее Хардар! Я учил тебя много лет, парень, а жить тебе придется куда дольше! Я учил тебя сражаться, нападать и отступать, учил, что кровь должна быть горяча, а голова – холодна. Вот и подумай на холодную голову: когда сражаться, а когда – уйти от боя, ибо ствол железного дерева мечом не перешибешь. Коль не хочешь спастись сам, так подумай о своей женщине…
– Лучше умереть расколотым нефритом, чем жить куском угля, – сказал Дженнак, упрямо мотнув головой.
Разумеется, Грхаб не боялся – вернее, боялся не за себя, ибо страх смерти был ему неведом, как и понятие сетанны, и законы чести, которым подчинялись светлорожденные. Возможно, три дня назад, до вызова, брошенного Оротане, Дженнак еще мог бы отступить; но не сейчас, когда вождь тасситов собирался скрестить с ним оружие. Скрестить меч! Это было неизбежно, как восход солнца, и даже Виа, его чакчан, его ароматный ночной цветок, стоила меньше, чем долг и честь; впрочем, и сама она никогда бы не променяла сетанну Дженнака на собственную жизнь.
Но имелось и кое-что еще, внушавшее ему надежду, – смутное предвидение торжества и победы. Не только над Оротаной; над всем тасситским воинством, что ломилось сейчас сквозь заросли кактуса к рвам Фираты. Смутные видения продолжали мелькать перед внутренним взором Дженнака: то одутловатая физиономия Фарассы, то нежные черты Виа, то Оротана – лежащий в пыли, с закатившимися мертвыми глазами; еще он видел полунагие трупы степняков в боевой раскраске, усеявшие склон холма, пылающий тасситский стан, толпы воинов на рогатых скакунах, стремящиеся к западу, убегающие, разгромленные… Предчувствия были благоприятны.
Но почему к ним примешивалась горечь? Он поглядел на тасситские возы, сокрушавшие живую изгородь, потом на мрачное лицо Грхаба и сказал:
– От судьбы не уйдешь, наставник. Бесполезно бежать; судьба настигнет нас на быстрых скакунах тасситов и свершит свое дело руками отанчей, хиртов или кодаутов. Разве не так?
– Не так! – сеннамит упрямо мотнул головой. – Я уведу тебя в горы, балам, туда, где не пройдут их быки, и никто до нас не доберется. Пока я держу оружие… – Его пальцы, стиснувшие железный посох, побелели.
Ягуар не любит, когда его пытаются загнать в клетку, подумал Дженнак, усмехаясь.
Огромные тасситские повозки стояли уже перед южным и северным рвами; в зарослях тоаче темнел широкий проход, и воины в серых перьях, прикрываясь огромными щитами, расчищали его от ядовитых шипов. Поток стрел с вершины холма падал на них железным градом, пробивал плетеные щиты, пятнал кровью обнаженные тела, но врагов было много, слишком много для двух сотен стрелков, оборонявших фланги. И они были упорны, как огненные муравьи с берегов Матери Вод.
Центр растянувшегося полумесяцем тасситского воинства тоже начал приближаться. Дженнак уже мог различить головные уборы воинов Клана Коконаты, двигавшихся в сомкнутом строю; слева и справа от них, судя по убранству наездников и скакунов, мчались отряды себров и тоуни. Плечи и спины солдат Аскары, оборонявших западный вал, заблестели от пота; стонали тетивы арбалетов, и каждый стон обрывался шмелиным жужжанием стрелы; всадники падали, роняя оружие, но на месте расстрелянных шеренг теснились новые орды. Они казались бесконечными и неуязвимыми, как зыбкий предутренний туман.
Внезапно над тасситскими отрядами взмыл протяжный звук берестяного рога. Затем раздался грохот: повозки, забитые мешками, то ли с травой, то ли с землей, рухнули в фиратские рвы, и сотни воинов, потрясая копьями и топорами, ринулись на приступ. Рога полумесяца сомкнулись на склонах насыпи, но центр его вдруг замер неподвижной бурой стеной, потом раздался надвое, и вперед выехал всадник на пепельно-сером скакуне. Он был обнажен до пояса, над головой его вились белые перья, ремни мечей крест-накрест пересекали грудь. Медленно, не спеша, он погнал быка к западному склону холма.
Дженнак огляделся. На южном и северном валах уже кипела рукопашная схватка; стрелки, отложив арбалеты, взялись за топоры, а копьеносцы, вытянувшись цепочкой по внутреннему склону, орудовали пиками. Но шеренги их были редкими, и на каждого приходилось по десятку врагов; пройдет недолгое время, и степняки ринутся вниз, к колодцу, к бревенчатым хижинам, к Вианне и трем воинам, охранявшим ее.
Мысль эта промелькнула в голове Дженнака и исчезла. Он повернулся к приближавшемуся Оротане и поднял руку.
– Не стрелять!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Он вперил взор в наступающие колонны тасситов, скрытые клубами пыли. Что-то происходило там, на равнине, что-то непонятное и неясное; пыльное облако клубилось, обтекало Фирату рогами полумесяца, и сквозь серую его пелену просвечивали контуры огромных повозок, влекомых не быками, а людьми. Люди, смуглые и полуголые, тащили их вперед и вперед, прячась от одисарских стрел за высокими колесами и бортами; вслед им бурой рекой текли орды всадников на рогатых скакунах, колыхались подъятые копья, слышались воинственные возгласы. Ветер развевал бычьи хвосты на высоких шестах, трепал перья – знаки отанчей и кодаутов. Воины прерии шли на штурм.
– Клыки Хардара! – Широкоскулое лицо Грхаба помрачнело. Сейчас он выглядел еще более угрюмым, чем всегда, и в его прищуренных глазах мелькало беспокойство. – Клыки Хардара! – повторил сеннамит. – Плохи наши дела, балам; не успеет солнце подняться на ладонь, как эти пожиратели грязи набросятся на нас со всех четырех сторон.
– Почему? – спросил Дженнак, всматриваясь в серое облако. – Им не подобраться ни с юга, ни с севера, ни с востока… Как они пройдут сквозь заросли тоаче, наставник?
– Пройдут. Теперь пройдут! Видишь повозки? Думаю, на них сухая трава. Пустят возы вперед, сокрушат преграду, если не получится – сожгут… А потом полезут на стены!
Очевидно, Аскара тоже разгадал этот план; на вышке тревожно загрохотал барабан, послышались резкие слова команды, и запасные бойцы, разделившись, начали подниматься от впадины колодца к южному и северному частоколам, где оборонялись Квамма и Орри. Восточную сторону Фираты, обращенную к одиссарским землям, охраняла теперь лишь одна таркола; все воины стояли по периметру крепости, и ждать помощи было неоткуда. Разве что Оротана не отдав приказ к атаке, поспешит взойти на фиратский вал, чтобы лечь под клинками одиссарского наследника… Но он явно не торопился.
Сильные пальцы стиснули нагое плечо Дженнака.
– Слушай, балам… – Грхаб склонился к нему, обдавая жарким дыханием щеку. – Здесь все кончено, понимаешь? Все! И если даже ты разделаешься с тем койотом, которого мы ждем, твоя победа ничего не изменит. Ничего!
– Ну так что же? – спросил Дженнак, наблюдая, как тяжелые возы вломились в заросли тоаче. Кактус был крепок, однако не устоял под напором огромных колес, окованных бронзой. Ядовито-зеленые стволы с воздетыми к небесам отростками – словно люди, молившие о пощаде – падали один за другим с резким хрустом.
– Бери свою женщину, бери десяток воинов и уходи! – сказал Грхаб. – Еще есть время. Ты наследник, и твоя жизнь дороже сотни крепостей в этой поганой степи!
– Этому ты меня не учил, наставник. Не учил убегать! Моя сетанна…
– Пусть пожрет ее Хардар! Я учил тебя много лет, парень, а жить тебе придется куда дольше! Я учил тебя сражаться, нападать и отступать, учил, что кровь должна быть горяча, а голова – холодна. Вот и подумай на холодную голову: когда сражаться, а когда – уйти от боя, ибо ствол железного дерева мечом не перешибешь. Коль не хочешь спастись сам, так подумай о своей женщине…
– Лучше умереть расколотым нефритом, чем жить куском угля, – сказал Дженнак, упрямо мотнув головой.
Разумеется, Грхаб не боялся – вернее, боялся не за себя, ибо страх смерти был ему неведом, как и понятие сетанны, и законы чести, которым подчинялись светлорожденные. Возможно, три дня назад, до вызова, брошенного Оротане, Дженнак еще мог бы отступить; но не сейчас, когда вождь тасситов собирался скрестить с ним оружие. Скрестить меч! Это было неизбежно, как восход солнца, и даже Виа, его чакчан, его ароматный ночной цветок, стоила меньше, чем долг и честь; впрочем, и сама она никогда бы не променяла сетанну Дженнака на собственную жизнь.
Но имелось и кое-что еще, внушавшее ему надежду, – смутное предвидение торжества и победы. Не только над Оротаной; над всем тасситским воинством, что ломилось сейчас сквозь заросли кактуса к рвам Фираты. Смутные видения продолжали мелькать перед внутренним взором Дженнака: то одутловатая физиономия Фарассы, то нежные черты Виа, то Оротана – лежащий в пыли, с закатившимися мертвыми глазами; еще он видел полунагие трупы степняков в боевой раскраске, усеявшие склон холма, пылающий тасситский стан, толпы воинов на рогатых скакунах, стремящиеся к западу, убегающие, разгромленные… Предчувствия были благоприятны.
Но почему к ним примешивалась горечь? Он поглядел на тасситские возы, сокрушавшие живую изгородь, потом на мрачное лицо Грхаба и сказал:
– От судьбы не уйдешь, наставник. Бесполезно бежать; судьба настигнет нас на быстрых скакунах тасситов и свершит свое дело руками отанчей, хиртов или кодаутов. Разве не так?
– Не так! – сеннамит упрямо мотнул головой. – Я уведу тебя в горы, балам, туда, где не пройдут их быки, и никто до нас не доберется. Пока я держу оружие… – Его пальцы, стиснувшие железный посох, побелели.
Ягуар не любит, когда его пытаются загнать в клетку, подумал Дженнак, усмехаясь.
Огромные тасситские повозки стояли уже перед южным и северным рвами; в зарослях тоаче темнел широкий проход, и воины в серых перьях, прикрываясь огромными щитами, расчищали его от ядовитых шипов. Поток стрел с вершины холма падал на них железным градом, пробивал плетеные щиты, пятнал кровью обнаженные тела, но врагов было много, слишком много для двух сотен стрелков, оборонявших фланги. И они были упорны, как огненные муравьи с берегов Матери Вод.
Центр растянувшегося полумесяцем тасситского воинства тоже начал приближаться. Дженнак уже мог различить головные уборы воинов Клана Коконаты, двигавшихся в сомкнутом строю; слева и справа от них, судя по убранству наездников и скакунов, мчались отряды себров и тоуни. Плечи и спины солдат Аскары, оборонявших западный вал, заблестели от пота; стонали тетивы арбалетов, и каждый стон обрывался шмелиным жужжанием стрелы; всадники падали, роняя оружие, но на месте расстрелянных шеренг теснились новые орды. Они казались бесконечными и неуязвимыми, как зыбкий предутренний туман.
Внезапно над тасситскими отрядами взмыл протяжный звук берестяного рога. Затем раздался грохот: повозки, забитые мешками, то ли с травой, то ли с землей, рухнули в фиратские рвы, и сотни воинов, потрясая копьями и топорами, ринулись на приступ. Рога полумесяца сомкнулись на склонах насыпи, но центр его вдруг замер неподвижной бурой стеной, потом раздался надвое, и вперед выехал всадник на пепельно-сером скакуне. Он был обнажен до пояса, над головой его вились белые перья, ремни мечей крест-накрест пересекали грудь. Медленно, не спеша, он погнал быка к западному склону холма.
Дженнак огляделся. На южном и северном валах уже кипела рукопашная схватка; стрелки, отложив арбалеты, взялись за топоры, а копьеносцы, вытянувшись цепочкой по внутреннему склону, орудовали пиками. Но шеренги их были редкими, и на каждого приходилось по десятку врагов; пройдет недолгое время, и степняки ринутся вниз, к колодцу, к бревенчатым хижинам, к Вианне и трем воинам, охранявшим ее.
Мысль эта промелькнула в голове Дженнака и исчезла. Он повернулся к приближавшемуся Оротане и поднял руку.
– Не стрелять!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126