Наконец мы стояли на вершине, вниз к морю уходил крутой обрыв, с края которого от ветра и размывов дождей падали вниз огромные камни, угрожая тем, кто мог идти по берегу моря. В этих местах море наступает на сушу, и постепенно мягкая и слабая вода разрушает сильные и твердые камни. Вид нам открылся удивительный и фантастический. Бескрайняя даль моря, поющее и звенящее солнце особенно на закате, когда оно погружается в водную бездну. Много воздуха, много моря, много гор. Так и хотелось оттолкнуться и полететь подобно чайкам, парящим на той же высоте, на которой находились мы. Здесь как бы сходились три стихии природы: воздух, горы и море, каждая из которых достигала своей наибольшей остроты и выражения.
Я долго всматривался в морскую сиреневую даль в надежде увидеть нашу чудную незнакомку, но, насколько хватало обозрения, ничто не нарушало покоя поверхности моря. Потом вдруг стало ветрено, потянулись темные тучи, и мы спустились вниз. Я лег на песок и старался уснуть, но мысли, образы, картины будоражили воображение и не позволяли найти точку покоя.
Ночью начался сильный ветер. На море, слышалось, заходили большие волны и с грохотом обрушивались на берег. В тех местах, где мы ходили днем, сейчас уже не пройдешь, думал я, так как волны докатываются до самых обрывов гор и не оставляют и маленькой тропки, чтобы пройти по берегу. За полночь грохот с моря усилился и наконец превратился в артиллерийскую канонаду. Я не мог даже задремать и около пяти утра поднялся и пошел к морю. А там черная бездна пыталась поглотить берег и разнести вдребезги все, что встретится на пути. Волны вставали как черные стены, поражая воображение и заставляя каждый раз содрогаться все мои внутренности. Порой казалось, что это уже не волны, а древние чудовища проснулись от долгой спячки и восстают из глубины веков и недр моря, чтобы поглотить пришельца. Белая пена покрывала весь берег, и все бурлило, кипело, шевелилось. Я ощущал себя настолько малым и ничтожным перед этой стихией, что мерещилось: сейчас меня, как щепку, вот-вот захватят эти страшные чудовища и унесут во тьму бушующей бездны. Во время ударов волн о берег, казалось, трясется земля и содрогаются горы.
Как только начало светать, я разорвал свою майку на множество узких полосок, и мы отправились в обратный путь. Стало очевидно, что ждать здесь больше нечего и пора возвращаться домой. На душе стало как— то тоскливо и одиноко, может быть, из-за погоды. День был ветреным, сырым и пасмурным. Через каждые пятьдесят — сто шагов на ветках деревьев я завязывал лоскуты своей майки, чтобы потом можно было найти сюда обратно дорогу. Хорошо, что майка была старой, дырявой, а главное, черной, — значит, неприметной.
Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь другой, ориентируясь по моим завязкам, прошел по моей тропе, на которой я столкнулся, может быть, с самой невероятной и удивительной тайной в своей жизни.
Ассоль, молодец, — дорогу запомнила. Днем этот путь выглядел совсем иначе, нежели ночью, порой даже казалось, что я вообще впервые иду здесь и никогда прежде моя нога по этим тропам не ступала.
К вечеру мы были в Горном мокрые до нитки, потому что попали под проливной дождь.
Глава 3. ИЛЮША
С Илюшей я впервые встретился, когда возвращался на машине из Новороссийска в Горный. Мальчик лет девяти, сухощавый, загорелый, стоял с пустым ведерком на перевале «Волчьи ворота» там, где обычно жители ближних поселков торгуют грибами и ягодами.
— Тебе куда? — спросил я, приоткрыв дверь.
— До Нижней Баканки подбросите?
Нижняя Баканка — поселок, находящийся на трассе Новороссийск — Краснодар, за Горным в девяти километрах.
— Я до Горного, — ответил я.
Мальчик встрепенулся:
— Ну, довезите хотя бы до Горного, а дальше я как-нибудь доберусь.
Мальчик сидел на заднем сидении, ведро держал на коленях, я посматривал на него через зеркало заднего вида.
— Грибы продавал? — спросил я.
— Опята, — пояснил он.
— Сколько сейчас ведро стоит?
— Тридцать рублей.
— А в школу ты ходишь? — спросил я, вспомнив, что сегодня рабочий день.
Мальчик застеснялся и, помедлив, неуверенно произнес:
— Некогда мне ходить, работать нужно.
Я понял, что мой вопрос поставил его в неловкое положение. И стал внимательнее присматриваться к нему. Лицо его было открытым, и мне показалось, искренним, только весь он как-то двигался, озирался, будто ждал откуда-то подвоха, удара или еще какой-нибудь неприятности.
— Родители есть?
Мальчик кивнул головой.
— Пьют? — спросил я и понял, что попал в цель, так как он вновь утвердительно кивнул головой.
— И бьют?
— Да нет, — возразил он, а потом добавил. — Ну, иногда бывает. Да мне-то ничего.
У меня на сердце стало сразу скверно и гадко. Когда мы проехали Горный, мальчик встрепенулся, озираясь по сторонам, воскликнул:
— Дядя, мы Горный проехали!
— Я тебя до Баканки довезу.
Когда он собрался перед выходом заплатить мне за подвоз, я достал пятидесятирублевку и дал ему. Это настолько ошарашило его, что он потерял дар речи:
— Это мне? За что?
— Да бери, говорю, — настаивал я.
— Но я же ничего не сделал, это я вам должен заплатить! — сопротивлялся мальчишка.
— Бери и не спорь.
Я смотрел, как он скоро идет по переулку, исполненный восторга и удивления. Я завел машину и подкатил к нему, и он, увидев меня, будто испугался того, что я передумал и сейчас заберу у него свои деньги. Я открыл окно и жестом подозвал его к себе.
— Тебя зовут-то как?
— Меня — Илья, — ответил он, находясь еще в недоумении от полученных денег и в ожидании того, чего же я еще от него хочу.
— А меня Владимиром, — представился я.
— Дядя Вова, — подтвердил он.
— Ты вот что, Илья, я живу в Горном. Там на горе есть два больших тополя, как раз около них мой дом.
Он стоял и силился представить, где же это.
— Ну, знаешь, где раньше часовни были, такие деревянные на горе? Их еще с трассы было видно.
— Которые спалили? — оживился мальчик.
— Да, которые сожгли, — сказал я.
— Так это вы их построили?
Я утвердительно качнул головой.
— Я слышал о вас, у вас фамилия, кажется, знаменитая такая. И он назвал.
— Верно. В общем, познакомились, теперь заходите ко мне в гости, будет время. Или когда помощь нужна будет. Не стесняйся.
Мальчик смотрел мне вслед, и, мне кажется, он был еще больше удивлен, только вот чем, не знаю. А мне все так же было скверно на душе от того, что вот таких детей по России неведомо сколько и никому они не нужны: ни родителям, ни государству, никому. Растут сами по себе. А мы еще пророчествуем о возрождении России, о ее расцвете. Чудес не бывает, вернее чудеса — это результат труда человека, его любви, доброты его сердца, излитые и проявленные в мир и прежде всего на детей.
Илюша стал ко мне изредка приезжать, мы познакомились ближе. Он рассказал, что живет с не родными родителями, а где его настоящие, он не знает. Откуда он, как попал в эти края, тоже не может объяснить. Причем мои расспросы о его прошлом настолько смущали Илью, что я перестал говорить об этом, чтобы лишний раз не расстраивать мальчика. Его подобрала одна бездетная семья, в которой пили и жена, и муж. Порой у них были запои, когда они беспробудно пили, ругались и спали. Тогда Илюша приходил ко мне жить. Но через неделю возвращался домой, говоря, что все-таки беспокоится о родителях, хотя они и не родные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81