— Неси, Костюшка, свет молитвы, береги и сохраняй тайну эту до нужных времен.
— Скажите, отче, а что с вами дальше было?
— А дальше началась на Афоне смута, у старца Дисидерия много учеников появилось, вот и разделился Афон на приверженцев и врагов имяславия. Старец Дисидерий еще задолго до возникших споров с несколькими монахами покинули святую гору и переселились на Кавказ. Император Александр 11 пожертвовал в 25 верстах от города Сухума участок земли, на котором и был основан Новый Афон. Там раньше был древний храм апостола Христа Симона Кананита. Старец Дисидерий, хотя и был приписан к братии Ново— Афонского монастыря, но любил глубокое уединение.
Вместе с ним все время был старец Иларион, который тщательно записывал все изречения старца. А потом и книгу написал по этим высказываниям «На горах Кавказа». В 1907 году на деньги Великой княгини Елизаветы Федоровны и была издана эта книга. Ох, и начался после этого сыр-бор! — сокрушенно сказал Нектарий, махая головой. — Иерархи церкви осудили книгу, называли имяславие «хлыстовщиной», а монахов, следующих древним традициям умного делания, — еретиками. Имяславцы же стали испытывать всяческие притеснения со стороны духовных и мирских властей. В общем, прислали на Афон летом 1913 года военный пароход с солдатами, которых прежде напоили, а потом и пустили на погром монахов. — Нектарий тяжело вздохнул и подбросил в огонь сушняка. — Солдаты окатывали имяславских афонцев сильнейшей струей холодной воды, били прикладами по голове и по чем попало, таскали за волосы, бросали оземь! .. — У Нектария выступили слезы, и голос его задрожал от воспоминаний ужасных картин. — Колотили, Костюшка, беспощадно! Ударяли ногами, железными кочергами, сбрасывали с лестниц четвертого этажа, кололи штыками… Убитых оттаскивали в просфорню. В ту же ночь было похоронено четверо невинно убиенных… Наконец, с колотыми, резаными ранами иноков загнали на пароход и повезли в Одессу. Там их остригли и отправили кого в тюрьму, кого на поселение, кого куда. Начались для иноков-имяславцев страстные годы. Им запрещали служить, погребали по мирскому обряду, а порой и без отпевания. А ведь многие, Костюшка, прожили на Афоне не один десяток лет. Даже к Царю— батюшке в Царское Село ездили на аудиенцию имяславцы. Государь принял посланников милостиво и выслушал всю их историю. Государыня Императрица Александра Федоровна была настолько растрогана, что не удержалась от слез. Государь письмо написал иерархам, да те не приняли во внимание. — Нектарий замолчал, раскачивая головой. — Не вняли ни Государь, ни церковная власть предупреждению, что если не восстановят поруганную честь Имени Господнего, то навлечет это на народ и страну великий гнев Божий и тяжкие кары.
— Так вы считаете, отче, что Россия наказана за поругание имяславцев, а в их лице и Имени Божьего?
— Да, радость моя, по сути, высшие члены российской иерархии с Богом боролись, что и было предзнаменованием близости антихристовых времен. Именно это и навлекло на Родину Россию-матушку гнев Господень!
В пещере возникла наэлектризованная, концентрированная атмосфера. Будто все рассказанное старцем: люди, цари, беды, войны — пронеслось перед глазами и оставило след своего присутствия.
— А что с другими имяславцами случилось, которые осели вокруг Нового Афона? — спросил Константин. — Вы тоже с ними были?
— Да, Костюшка, меня тоже на том пароходе при— везли в Одессу. Мы с братьями на Новый Афон подались. Расселились в долине Псху, в 80 километрах от Сухума. Как Советская власть пришла, мы образовались в артели, чтобы неприметными быть, хозяйством занимались, огородами, садами, пасеки были. Только в период репрессий с 28-го по 31-й годы выследили нас. И больше трехсот молитвенников приняли мученическую кончину.
— Как же вам удалось выжить? — не удержался Константин от вопроса.
— А я, радость моя, на пасеке тогда работал, далеко в горах. Вернулся в артель, а там большевики бесчинствуют, ну и сбежал я… Скрылся, одним словом, в глуши лесной, в чаще гор. Вот с тех пор и проживаю здесь.
— Почему же, отче, в мир не возвращаетесь? — спросил Константин. — Сейчас у нас храмы отстроили, люди в церкви потянулись, вера в народе возрождается.
— Вера? — переспросил пустынник. — Вера у вас возрождается, храмы понастроили, а смута какая в стране? Сколько нищих, бездомных, сирот, войн, разделений, беспутства?! — старец взволновался не на шутку.
— Ну не все сразу, нужно детей закону Божьему научить, тогда и изменится все к лучшему.
— А знаешь ли ты, радость моя, что когда религиозными началами забивали головы, в семинариях воспитывались наиболее активные безбожники — вожди большевистские?
Константин осекся и был удивлен столь неожиданным суждениям пустынника, который продолжил:
— Не вера у вас, а видимость одна, не религия, а игра. Иерархи-то злато-серебро так возлюбили, что кроме него ничего знать не хотят. Какие хоромы настроили себе, на дорогих машинах разъезжают.
— Ну, не все, — возразил Константин.
— Посмотри, Костюшка, война давно идет на русской земле, а никто ее не замечает, кроме тех, кто страдает и гибнет на ней. Так у вас власти про войну говорят, что, дескать, это не война, а бунты, которые нужно подавить, и дело с концом. А они не подавляются, а напротив, разжигаются. И сюда, на Кавказ, война пришла. Вот и получается, что, по твоему разумению, вера возрождается, а зла прибавляется. Разве так может быть?
Глава 13. СИЛА ПОЮЩЕГО СЕРДЦА
Через два дня старец слег и не поднимался более. Константин хлопотал вокруг него, суетился, но старец увядал у него на глазах.
— Все, Костюшка, радость моя, кончился мой земной путь, — говорил, смущенно улыбаясь, Нектарий. — Жизнь моя совершила свой оборот, и закончилось странствие.
— Да что вы, отче, еще поживете, у вас вон сколько сил! — подбадривал Константин пустынника.
— Тебе, радость моя, я духовную эстафету передал, теперь мне можно и на покой. Я ведь почему так долго жил? — спросил Нектарий. — Потому, радость моя, мне Господь годков-то без размеру прибавлял, что некому было мне знания передать, а вот ныне я свое дело сделал, тебе его отныне и продолжать.
И без того сухое тело Нектария стало совсем высохшим. Константин не отходил от умирающего пустынника. Обтирал лицо и грудь студеной водой, бегал за сушняком, стараясь надолго не оставлять старика. Вскоре Нектарий начал бредить, и Константин понял, что старец вновь переживает прожитое: он говорил об Афоне, иноках, называл имена, звал кого-то, молился. На дворе лето было в самом разгаре, природа буйствовала, а старец умирал. Почему так несправедливо, думал Константин, все живет, радуется, веселится, а тут смерть, как несуразно и несправедливо! Контраст между умирающим старцем и поющей, веселящейся природой был разительный.
Когда Константин зашел в пещеру с ведром воды, принесенной из источника, пустынник ожил и поблагодарил его:
— Спасибо тебе, Костюшка!
— Да что вы, отче, я готов на все, лишь бы вам лучше стало!
— Смирись, радость моя, всему свой черед, пора и мне переселяться в небесные обители, где нет ни плача, ни вопля, ни болезни, — произнес, улыбаясь какой-то неземной улыбкой, пустынник. — Я ведь, Костюшка, умер уже, да вот попросил Создателя еще один денечек подарить, чтобы попрощаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81