Драган Македонов!
Корсар по-приятельски хлопнул его по каменному плечу.
– Слушай, Драган, а где ты так клево русский выучил?
– О, Одесса-мама! Я се учил там десят годин назад, высшая школа милиции… Ох, и пили же мы там!
– Ого! – удивился летчик. – Похоже, у вас тут в Болгарии все не на месте. Менты и те в партизаны пошли…
– Перво: я не мент, а полицейски околийски надзирател, то есть участковый милиционер на град Разлог. Мент – это в Руссия, а здесь – полицай. Второ: здесь не Болгария, Болгария там, на востоке, здесь – Пиринска Македония, и аз сум природен македонец, а не само фамилия у меня македонская. И я не ушел в партизаны, просто продолжавам да исполнявам свои задолжения полицейского. С отставката кабинет Кенчо Кенчева у эта держава има само едино законно правителство: Блгаро-Македонски революционен комитет в Букурешт… В Бухаресте!
– Сдается мне, ты один так понимаешь свои «задолжения». Те ребята, что чуть не подстрелили меня в Мелнике, тоже вроде были из болгарской полиции?
Багровое лицо подвоеводы сделалось еще краснее.
– Това не е полиция! – с пьяной яростью выкрикнул он. – Това сите специчари, майката! Спецназ Ихванова! Подонки, предатели, амерички кучета, майката! Стига! Ке чи покажу, как класть позор на моя серая униформа полиции!
С этими словами подвоевода с налитыми кровью глазами, но сохраняя при этом абсолютно четкую координацию движений, схватил со своего стула нагрудный патронташ и принялся набивать автоматный магазин. Странно, но половина партизан отставили свои стаканы и тоже принялись снаряжаться для боя. И даже апостол только сокрушенно покачал головой, явно не в силах остановить боевой порыв своего заместителя.
«Ничего себе планируются партизанские акции!» – ошеломленно подумал Корсар.
Однако пьяному карательному рейду против «специчар» все же не суждено было состояться, и произошло это так же нелогично, как и все остальное здесь.
Белобрысый албанец Лавдрин, до сих пор незаметный в общей суматохе, оторвался от своей кружки и вкрадчиво, но довольно громко предложил подвоеводе, намеренно говоря по-русски:
– Бате Драган, возьми меня с собой до Разлога.
– А чего?
– Ты на казарму пойдешь, а я по дороге лицей женский атакую. Говорят, в пансионе много восхищаются от герои-четники… – И албанец, вытащив откуда-то из внутреннего кармана две длинные ленты презервативов, пристроил их крест-накрест на груди, как пулеметные ленты. Раздался громовой хохот. Подвоевода заковыристо выругался, буркнул что-то вроде «отбой тревоги» и швырнул свои подсумки обратно на стул.
«Молодец парень! – решил про себя Корсар и окончательно простил албанцу эпизод с пистолетом. – Здорово охолонул ментяру! А то мало ли чего могло выйти. Пьяному-то море по колено…» Апостол, воспользовавшись моментом, постарался вернуть к себе внимание, представив весь взрывоопасный эпизод как продолжение церемонии «представлений».
– Ну вот, вы и познакомились с моим заместителем. А вот, – апостол указал на одетого в армейский болгарский камуфляж – в бурых и зеленых геометрических пятнах – безучастного ко всему молодого парня, который сидел и помешивал угольки стальным прутом, – вот рядовой Сливен Сливов из города тоже Сливен, отважный герой оборонительной войны, солдат Разлогского пехотного полка, почти полностью погибшего на поле чести…
– Подождите, – не понял Корсар. – Какой оборонительной войны?
В гайдуцком пристанище разом воцарилось молчание. Глаза всех присутствующих впились в Корсара с немым вопросом: «Ты что, действительно не знаешь? Или издеваешься?» «Ну вот, опять ляпнул. Да что со мной такое?» – с запоздалым раскаянием осознал уже не вполне хорошо соображающий Корсар.
Лишь тот, о ком шла речь и кто, по идее, должен был более всех задет такими словами, остался спокоен и даже безразличен. Не отрывая взгляда от огня, парень в солдатской форме достал из очага пламенеющий малиновый уголек, не спеша, словно не чувствуя жара, прикурил от него сигарету и с видимым удовольствием затянулся.
– Вы что, ничего не слышали о нашей славной оборонительной войне?! – наконец воскликнул апостол, и в его круглых глазах удивление опасно граничило с бешенством.
– Ах, ну да, – Корсар хотел промолчать, но ракия уже здорово развязала ему язык. – Я еще тогда сидел у вас на базе в Любимце. И сматывался оттуда, чтобы янки не наступили мне на хвост с этой вашей обороной. За сколько они Болгарию к общему знаменателю-то привели, дня за два или за три?
– За четыре! – взвился апостол. – А некоторые части сражались и целую неделю!
– А некоторые сдались без боя, – подытожил Корсар, вспомнив одну из «политинформаций» Малошана.
– У них был приказ из Софии! Не каждый командир способен перешагнуть устав! Но те, что сражались, не жалели ни себя, ни врагов! – апостол рубил воздух, отчаянно и резко жестикулируя. – Тысячи патриотов взялись в те дни за оружие, положив начало национально-освободительному движению! Я сам был среди них, я знаю! Сливен может подтвердить!
– Некоча другия пыт, апостол, – устало произнес Сливен. – В други раз…
Бывший рядовой болгарской армии Сливен Сливов продолжал глядеть на пламя. Языки огня плясали в очаге, как плясали они на броне боевых машин, и тела погибших становились черными и рассыпались в прах – в тот день, когда с неба приходила неуязвимая смерть…
Горькая доля – погибнуть в бою, а на долю его полка выпала доля еще горше – погибнуть в ожидании боя, так и не успев вступить в схватку с врагом. Этот враг был слишком силен и слишком труслив, чтобы встретиться с болгарской армией лицом к лицу. Он убивал из-за горизонта и с неба, а из софийских штабов генералы и полковники, мечтавшие сохранить свои теплые места и выполнявшие директивы марионеточного «нового правительства», слали приказы «не открывать огня», «беспрепятственно пропускать в интересах совместных действий…».
Незадолго до ухода в отставку Кенчева их ротный Маждаров говорил:
– На помощь сербам мы выступим непременно, но правительство не хочет провоцировать Штаты. Пока, ребята, совершенствуйте боевую готовность, ждите приказа…
Приказ опоздал. Кто-то в генштабе на свой страх и риск объявил «готовность номер один», когда морская пехота США уже высаживалась на пляжи Золотых Песков, когда первые десантные подразделения уже сыпались с неба, а усиленная бронетанковыми подразделениями легкая пехота переходила болгаро-греческую границу.
Все было решено в первые часы и закончилось в считанные дни. С теми частями, командиры которых отказались выполнять распоряжения Ихванова и пытались занять рубежи обороны, американцы не вступали в непосредственное соприкосновение, обходясь штурмовой авиацией и системами залпового огня. В те черные для «четвертого Болгарского царства» дни именно так и был перемолот Разлогский полк, всего за несколько минут гибелью своей он доказал верность присяге, так и не сделав ни одного выстрела по недосягаемому врагу…
Только через несколько дней чудом уцелевший и едва не обезумевший рядовой Сливен Сливов, пробродив без цели и мысли по горам, увидел первых американцев. Эти мускулистые, веселые парни в камуфляже остановили свои джипы на изрытом воронками шоссе, чтобы посмотреть на выгоревшие БМП и обугленные трупы болгарских солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Корсар по-приятельски хлопнул его по каменному плечу.
– Слушай, Драган, а где ты так клево русский выучил?
– О, Одесса-мама! Я се учил там десят годин назад, высшая школа милиции… Ох, и пили же мы там!
– Ого! – удивился летчик. – Похоже, у вас тут в Болгарии все не на месте. Менты и те в партизаны пошли…
– Перво: я не мент, а полицейски околийски надзирател, то есть участковый милиционер на град Разлог. Мент – это в Руссия, а здесь – полицай. Второ: здесь не Болгария, Болгария там, на востоке, здесь – Пиринска Македония, и аз сум природен македонец, а не само фамилия у меня македонская. И я не ушел в партизаны, просто продолжавам да исполнявам свои задолжения полицейского. С отставката кабинет Кенчо Кенчева у эта держава има само едино законно правителство: Блгаро-Македонски революционен комитет в Букурешт… В Бухаресте!
– Сдается мне, ты один так понимаешь свои «задолжения». Те ребята, что чуть не подстрелили меня в Мелнике, тоже вроде были из болгарской полиции?
Багровое лицо подвоеводы сделалось еще краснее.
– Това не е полиция! – с пьяной яростью выкрикнул он. – Това сите специчари, майката! Спецназ Ихванова! Подонки, предатели, амерички кучета, майката! Стига! Ке чи покажу, как класть позор на моя серая униформа полиции!
С этими словами подвоевода с налитыми кровью глазами, но сохраняя при этом абсолютно четкую координацию движений, схватил со своего стула нагрудный патронташ и принялся набивать автоматный магазин. Странно, но половина партизан отставили свои стаканы и тоже принялись снаряжаться для боя. И даже апостол только сокрушенно покачал головой, явно не в силах остановить боевой порыв своего заместителя.
«Ничего себе планируются партизанские акции!» – ошеломленно подумал Корсар.
Однако пьяному карательному рейду против «специчар» все же не суждено было состояться, и произошло это так же нелогично, как и все остальное здесь.
Белобрысый албанец Лавдрин, до сих пор незаметный в общей суматохе, оторвался от своей кружки и вкрадчиво, но довольно громко предложил подвоеводе, намеренно говоря по-русски:
– Бате Драган, возьми меня с собой до Разлога.
– А чего?
– Ты на казарму пойдешь, а я по дороге лицей женский атакую. Говорят, в пансионе много восхищаются от герои-четники… – И албанец, вытащив откуда-то из внутреннего кармана две длинные ленты презервативов, пристроил их крест-накрест на груди, как пулеметные ленты. Раздался громовой хохот. Подвоевода заковыристо выругался, буркнул что-то вроде «отбой тревоги» и швырнул свои подсумки обратно на стул.
«Молодец парень! – решил про себя Корсар и окончательно простил албанцу эпизод с пистолетом. – Здорово охолонул ментяру! А то мало ли чего могло выйти. Пьяному-то море по колено…» Апостол, воспользовавшись моментом, постарался вернуть к себе внимание, представив весь взрывоопасный эпизод как продолжение церемонии «представлений».
– Ну вот, вы и познакомились с моим заместителем. А вот, – апостол указал на одетого в армейский болгарский камуфляж – в бурых и зеленых геометрических пятнах – безучастного ко всему молодого парня, который сидел и помешивал угольки стальным прутом, – вот рядовой Сливен Сливов из города тоже Сливен, отважный герой оборонительной войны, солдат Разлогского пехотного полка, почти полностью погибшего на поле чести…
– Подождите, – не понял Корсар. – Какой оборонительной войны?
В гайдуцком пристанище разом воцарилось молчание. Глаза всех присутствующих впились в Корсара с немым вопросом: «Ты что, действительно не знаешь? Или издеваешься?» «Ну вот, опять ляпнул. Да что со мной такое?» – с запоздалым раскаянием осознал уже не вполне хорошо соображающий Корсар.
Лишь тот, о ком шла речь и кто, по идее, должен был более всех задет такими словами, остался спокоен и даже безразличен. Не отрывая взгляда от огня, парень в солдатской форме достал из очага пламенеющий малиновый уголек, не спеша, словно не чувствуя жара, прикурил от него сигарету и с видимым удовольствием затянулся.
– Вы что, ничего не слышали о нашей славной оборонительной войне?! – наконец воскликнул апостол, и в его круглых глазах удивление опасно граничило с бешенством.
– Ах, ну да, – Корсар хотел промолчать, но ракия уже здорово развязала ему язык. – Я еще тогда сидел у вас на базе в Любимце. И сматывался оттуда, чтобы янки не наступили мне на хвост с этой вашей обороной. За сколько они Болгарию к общему знаменателю-то привели, дня за два или за три?
– За четыре! – взвился апостол. – А некоторые части сражались и целую неделю!
– А некоторые сдались без боя, – подытожил Корсар, вспомнив одну из «политинформаций» Малошана.
– У них был приказ из Софии! Не каждый командир способен перешагнуть устав! Но те, что сражались, не жалели ни себя, ни врагов! – апостол рубил воздух, отчаянно и резко жестикулируя. – Тысячи патриотов взялись в те дни за оружие, положив начало национально-освободительному движению! Я сам был среди них, я знаю! Сливен может подтвердить!
– Некоча другия пыт, апостол, – устало произнес Сливен. – В други раз…
Бывший рядовой болгарской армии Сливен Сливов продолжал глядеть на пламя. Языки огня плясали в очаге, как плясали они на броне боевых машин, и тела погибших становились черными и рассыпались в прах – в тот день, когда с неба приходила неуязвимая смерть…
Горькая доля – погибнуть в бою, а на долю его полка выпала доля еще горше – погибнуть в ожидании боя, так и не успев вступить в схватку с врагом. Этот враг был слишком силен и слишком труслив, чтобы встретиться с болгарской армией лицом к лицу. Он убивал из-за горизонта и с неба, а из софийских штабов генералы и полковники, мечтавшие сохранить свои теплые места и выполнявшие директивы марионеточного «нового правительства», слали приказы «не открывать огня», «беспрепятственно пропускать в интересах совместных действий…».
Незадолго до ухода в отставку Кенчева их ротный Маждаров говорил:
– На помощь сербам мы выступим непременно, но правительство не хочет провоцировать Штаты. Пока, ребята, совершенствуйте боевую готовность, ждите приказа…
Приказ опоздал. Кто-то в генштабе на свой страх и риск объявил «готовность номер один», когда морская пехота США уже высаживалась на пляжи Золотых Песков, когда первые десантные подразделения уже сыпались с неба, а усиленная бронетанковыми подразделениями легкая пехота переходила болгаро-греческую границу.
Все было решено в первые часы и закончилось в считанные дни. С теми частями, командиры которых отказались выполнять распоряжения Ихванова и пытались занять рубежи обороны, американцы не вступали в непосредственное соприкосновение, обходясь штурмовой авиацией и системами залпового огня. В те черные для «четвертого Болгарского царства» дни именно так и был перемолот Разлогский полк, всего за несколько минут гибелью своей он доказал верность присяге, так и не сделав ни одного выстрела по недосягаемому врагу…
Только через несколько дней чудом уцелевший и едва не обезумевший рядовой Сливен Сливов, пробродив без цели и мысли по горам, увидел первых американцев. Эти мускулистые, веселые парни в камуфляже остановили свои джипы на изрытом воронками шоссе, чтобы посмотреть на выгоревшие БМП и обугленные трупы болгарских солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115