. Поправка:
безукоризненными манерами члена команды, отвечающего за обслуживание
пассажиров. Каждый день я узнавал о ней что-то новое. И не мог отыскать в
ней ни единого изъяна.
Для меня день начинался с того момента, когда я встречал ее, - это
бывало обычно, когда я шел завтракать и сталкивался с Маргретой либо в
коридоре, либо видел ее в открытую дверь каюты, которую она прибирала...
Всего лишь: "Доброе утро, Маргрета" и "Доброе утро, мистер Грэхем" - но
солнце для меня вставало лишь после этого.
За день я виделся с ней несколько раз, но вершиной наших встреч
становился ритуал завязывания галстука-бабочки.
Потом я обычно видел ее мельком после обеда. Сразу же после него я на
несколько минут возвращался в каюту, чтобы освежиться перед вечерними
развлечениями - танцами в гостиной, концертом, игрой или очередным походом
в библиотеку. В это время Маргрета нередко находилась где-то в носовой
части коридора правого ряда кают палубы "С": стелила постели, споласкивала
ванны и так далее - словом, подготавливала каюты своих "гостей" к ночному
сну. И опять я говорил ей: "Привет" - а потом ждал в своей каюте, куда она
приходила, чтобы постелить мне постель и спросить: "Вам что-нибудь
понадобится еще вечером, сэр?" А я неизменно улыбался и отвечал:
"Решительно ничего, Маргрета. Большое спасибо". В ответ она желала мне
спокойной ночи и добрых сновидений. Этим и заканчивался мой день - чем я
занимался до той минуты, когда засыпал, значения уже не имело.
Конечно, мне так и хотелось - каждый день! - сказать ей: "Ты же
знаешь, что мне нужно". Но я не мог. In primus: [во-первых (лат.)] я был
женат. Правда, моя жена затерялась где-то в другом мире (или это я
затерялся?), но нет освобождения от священных уз брака по сию сторону
могилы. Item: [так же (лат.)] любовная связь Маргреты (если таковая имела
место) была с Грэхемом, роль которого я лишь исполнял. Я был не в
состоянии отказаться от вечернего поцелуя (не ангел же я, в конце концов),
но, если я хотел остаться чистым перед моей любовью, я не имел права пойти
дальше. Item: благородный человек не может предложить объекту своей любви
нечто меньшее, чем брак, а я этого не мог сделать ни с правовой точки
зрения, ни тем более с моральной.
Так что сладость золотых денечков отдавала горечью. Каждый из них
приближал меня к неизбежной минуте, когда я расстанусь с Маргретой и почти
наверняка не увижу ее более никогда.
Я даже не имел права намекнуть ей, как велика эта потеря для меня.
И в то же время моя любовь отнюдь не была столь альтруистической,
чтоб я надеялся, будто расставание со мной не принесет Маргрете особого
горя. В низости своей, будучи эгоистичен, как мальчишка, я тешил себя
надеждой, что она будет страдать в разлуке не меньше, чем я сам. Такова уж
эта "щенячья" влюбленность! В качестве извинения могу привести лишь тот
факт, что мне лично была известна лишь "любовь" женщины, которая любила
Иисуса столь сильно, что на привязанность к существу из плоти и крови у
нее чувств уже не оставалось.
Прошло уже десять дней с тех пор, как мы покинули Папеэте, и Мексика
должна была уже вот-вот показаться из-за горизонта, когда наша зыбкая
идиллия вдруг рухнула. Вот уже несколько дней Маргрета стала как-то
отдаляться от меня. Обвинить ее ни в чем я не мог, так как не располагал
никакими конкретными фактами, и уж конечно не было ничего такого, что дало
бы мне право жаловаться на нее. Кризис наступил вечером, в тот момент,
когда она, как обычно, завязывала мне бабочку.
Как всегда, я улыбнулся, сказал "спасибо" и поцеловал ее.
Затем отстранился, все еще продолжая держать ее в объятиях, и
спросил:
- Что случилось? Я же знаю, что ты можешь целоваться куда лучше. У
меня дурно пахнет изо рта?
На что она холодно ответила:
- Мистер Грэхем, я думаю, нам лучше с этим покончить навсегда.
- Итак, я уже "мистер Грэхем". Маргрета, в чем я перед тобой
провинился?
- Ни в чем.
- Но тогда... Моя дорогая, ты плачешь?!
- Извините. Я не смогла удержаться.
Я вынул носовой платок, вытер ей глаза и мягко сказал:
- Я и предполагать не мог, что когда-нибудь обижу тебя. Ты должна мне
сказать, в чем дело, чтобы я постарался исправить причиненное тебе зло.
- Раз вы не понимаете этого сами, сэр, я не вижу возможности вам
что-то объяснить.
- Все же попытайся. Ну пожалуйста! (Может быть, это один из тех
цикличных эмоциональных кризисов, которыми страдают все женщины?)
- Мистер Грэхем... я знала, что это все равно может продолжаться
только до конца круиза, и, поверьте, ни на что другое не рассчитывала. И
все же, думаю, что для меня это нечто большее, чем для вас. Однако я
никогда не предполагала, что вы оборвете все так просто, без всяких
объяснений и гораздо раньше, чем это станет необходимо.
- Маргрета, я не понимаю...
- Но вы же _з_н_а_е_т_е_!
- Я? не знаю я ничего!
- Вы _о_б_я_з_а_н_ы_ знать! Ведь прошло уже одиннадцать дней! И
каждый вечер я спрашивала вас, а вы отвечали мне отказом. Мистер Грэхем,
неужели вы никогда не попросите меня зайти к вам попозже?
- Ох! Так вот ты о чем! Маргрета...
- Да, сэр?
- Я не мистер Грэхем!
- Сэр?
- Меня зовут Хергенсхаймер. И сегодня как раз одиннадцать дней с тех
пор, как я впервые в жизни увидел тебя. Мне жаль. Мне ужасно жаль. Но
такова правда.
7
Но прошу вас, взгляните на меня:
буду ли я говорить ложь пред лицом вашим?
Книга Иова 6, 28
Маргрета одновременно и утешение для глаз, и человек в высшей степени
воспитанный. Она ни разу не раскрыла в изумлении рта, не принялась
спорить, не воскликнула: "О, нет!" или "Не верю!" Выслушав все, что я ей
сказал, она помолчала, выждала, не последует ли продолжение, а потом
спокойно ответила:
- Я тебя не поняла.
- Я сам ничего не понимаю, - отозвался я, - что-то произошло в те
минуты, когда я пересекал эту пышущую огнем яму. Мир внезапно изменился.
Это судно... - я ударил кулаком по шпангоуту... - совсем не то судно, на
котором я плыл раньше! И люди называют меня Грэхемом, тогда как я знаю,
что мое имя - Александр Хергенсхаймер. Но дело не только во мне или в
корабле - дело в самом мире. У него другая история. Другие страны. У вас,
например, нет воздушных кораблей.
- Алек, а что такое воздушный корабль?
- Гм... Такая штука, которая летает в воздухе наподобие воздушного
шара. И в некоторой степени это действительно воздушный шар. Но он
перемещается очень быстро - более ста узлов.
Маргрета спокойно обдумала сказанное.
- Думаю, что это опасно.
- Вовсе нет. Это самый лучший способ путешествия. Я прилетел сюда на
таком корабле - "Граф Цеппелин", Североамериканской авиалинии. В твоем
мире воздушных кораблей не существует. Именно это и послужило для меня
окончательным доказательством, что ваш мир - иной мир - и что это не
хитроумный розыгрыш, который кто-то затеял ради меня. Воздушные сообщения
- такая важная часть экономики известного мне мира, что без них меняется
практически все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
безукоризненными манерами члена команды, отвечающего за обслуживание
пассажиров. Каждый день я узнавал о ней что-то новое. И не мог отыскать в
ней ни единого изъяна.
Для меня день начинался с того момента, когда я встречал ее, - это
бывало обычно, когда я шел завтракать и сталкивался с Маргретой либо в
коридоре, либо видел ее в открытую дверь каюты, которую она прибирала...
Всего лишь: "Доброе утро, Маргрета" и "Доброе утро, мистер Грэхем" - но
солнце для меня вставало лишь после этого.
За день я виделся с ней несколько раз, но вершиной наших встреч
становился ритуал завязывания галстука-бабочки.
Потом я обычно видел ее мельком после обеда. Сразу же после него я на
несколько минут возвращался в каюту, чтобы освежиться перед вечерними
развлечениями - танцами в гостиной, концертом, игрой или очередным походом
в библиотеку. В это время Маргрета нередко находилась где-то в носовой
части коридора правого ряда кают палубы "С": стелила постели, споласкивала
ванны и так далее - словом, подготавливала каюты своих "гостей" к ночному
сну. И опять я говорил ей: "Привет" - а потом ждал в своей каюте, куда она
приходила, чтобы постелить мне постель и спросить: "Вам что-нибудь
понадобится еще вечером, сэр?" А я неизменно улыбался и отвечал:
"Решительно ничего, Маргрета. Большое спасибо". В ответ она желала мне
спокойной ночи и добрых сновидений. Этим и заканчивался мой день - чем я
занимался до той минуты, когда засыпал, значения уже не имело.
Конечно, мне так и хотелось - каждый день! - сказать ей: "Ты же
знаешь, что мне нужно". Но я не мог. In primus: [во-первых (лат.)] я был
женат. Правда, моя жена затерялась где-то в другом мире (или это я
затерялся?), но нет освобождения от священных уз брака по сию сторону
могилы. Item: [так же (лат.)] любовная связь Маргреты (если таковая имела
место) была с Грэхемом, роль которого я лишь исполнял. Я был не в
состоянии отказаться от вечернего поцелуя (не ангел же я, в конце концов),
но, если я хотел остаться чистым перед моей любовью, я не имел права пойти
дальше. Item: благородный человек не может предложить объекту своей любви
нечто меньшее, чем брак, а я этого не мог сделать ни с правовой точки
зрения, ни тем более с моральной.
Так что сладость золотых денечков отдавала горечью. Каждый из них
приближал меня к неизбежной минуте, когда я расстанусь с Маргретой и почти
наверняка не увижу ее более никогда.
Я даже не имел права намекнуть ей, как велика эта потеря для меня.
И в то же время моя любовь отнюдь не была столь альтруистической,
чтоб я надеялся, будто расставание со мной не принесет Маргрете особого
горя. В низости своей, будучи эгоистичен, как мальчишка, я тешил себя
надеждой, что она будет страдать в разлуке не меньше, чем я сам. Такова уж
эта "щенячья" влюбленность! В качестве извинения могу привести лишь тот
факт, что мне лично была известна лишь "любовь" женщины, которая любила
Иисуса столь сильно, что на привязанность к существу из плоти и крови у
нее чувств уже не оставалось.
Прошло уже десять дней с тех пор, как мы покинули Папеэте, и Мексика
должна была уже вот-вот показаться из-за горизонта, когда наша зыбкая
идиллия вдруг рухнула. Вот уже несколько дней Маргрета стала как-то
отдаляться от меня. Обвинить ее ни в чем я не мог, так как не располагал
никакими конкретными фактами, и уж конечно не было ничего такого, что дало
бы мне право жаловаться на нее. Кризис наступил вечером, в тот момент,
когда она, как обычно, завязывала мне бабочку.
Как всегда, я улыбнулся, сказал "спасибо" и поцеловал ее.
Затем отстранился, все еще продолжая держать ее в объятиях, и
спросил:
- Что случилось? Я же знаю, что ты можешь целоваться куда лучше. У
меня дурно пахнет изо рта?
На что она холодно ответила:
- Мистер Грэхем, я думаю, нам лучше с этим покончить навсегда.
- Итак, я уже "мистер Грэхем". Маргрета, в чем я перед тобой
провинился?
- Ни в чем.
- Но тогда... Моя дорогая, ты плачешь?!
- Извините. Я не смогла удержаться.
Я вынул носовой платок, вытер ей глаза и мягко сказал:
- Я и предполагать не мог, что когда-нибудь обижу тебя. Ты должна мне
сказать, в чем дело, чтобы я постарался исправить причиненное тебе зло.
- Раз вы не понимаете этого сами, сэр, я не вижу возможности вам
что-то объяснить.
- Все же попытайся. Ну пожалуйста! (Может быть, это один из тех
цикличных эмоциональных кризисов, которыми страдают все женщины?)
- Мистер Грэхем... я знала, что это все равно может продолжаться
только до конца круиза, и, поверьте, ни на что другое не рассчитывала. И
все же, думаю, что для меня это нечто большее, чем для вас. Однако я
никогда не предполагала, что вы оборвете все так просто, без всяких
объяснений и гораздо раньше, чем это станет необходимо.
- Маргрета, я не понимаю...
- Но вы же _з_н_а_е_т_е_!
- Я? не знаю я ничего!
- Вы _о_б_я_з_а_н_ы_ знать! Ведь прошло уже одиннадцать дней! И
каждый вечер я спрашивала вас, а вы отвечали мне отказом. Мистер Грэхем,
неужели вы никогда не попросите меня зайти к вам попозже?
- Ох! Так вот ты о чем! Маргрета...
- Да, сэр?
- Я не мистер Грэхем!
- Сэр?
- Меня зовут Хергенсхаймер. И сегодня как раз одиннадцать дней с тех
пор, как я впервые в жизни увидел тебя. Мне жаль. Мне ужасно жаль. Но
такова правда.
7
Но прошу вас, взгляните на меня:
буду ли я говорить ложь пред лицом вашим?
Книга Иова 6, 28
Маргрета одновременно и утешение для глаз, и человек в высшей степени
воспитанный. Она ни разу не раскрыла в изумлении рта, не принялась
спорить, не воскликнула: "О, нет!" или "Не верю!" Выслушав все, что я ей
сказал, она помолчала, выждала, не последует ли продолжение, а потом
спокойно ответила:
- Я тебя не поняла.
- Я сам ничего не понимаю, - отозвался я, - что-то произошло в те
минуты, когда я пересекал эту пышущую огнем яму. Мир внезапно изменился.
Это судно... - я ударил кулаком по шпангоуту... - совсем не то судно, на
котором я плыл раньше! И люди называют меня Грэхемом, тогда как я знаю,
что мое имя - Александр Хергенсхаймер. Но дело не только во мне или в
корабле - дело в самом мире. У него другая история. Другие страны. У вас,
например, нет воздушных кораблей.
- Алек, а что такое воздушный корабль?
- Гм... Такая штука, которая летает в воздухе наподобие воздушного
шара. И в некоторой степени это действительно воздушный шар. Но он
перемещается очень быстро - более ста узлов.
Маргрета спокойно обдумала сказанное.
- Думаю, что это опасно.
- Вовсе нет. Это самый лучший способ путешествия. Я прилетел сюда на
таком корабле - "Граф Цеппелин", Североамериканской авиалинии. В твоем
мире воздушных кораблей не существует. Именно это и послужило для меня
окончательным доказательством, что ваш мир - иной мир - и что это не
хитроумный розыгрыш, который кто-то затеял ради меня. Воздушные сообщения
- такая важная часть экономики известного мне мира, что без них меняется
практически все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107